Сергей МАГНИТОВ. НЕ ПОРА ЛИ СОЛОВЬЁВУ ДЛЯ СВОЕГО ТЕЛЕШОУ ПЕРЕНЯТЬ У ВАЛЬТЕРА СКОТТА ОПЫТ ПОДЛИННОГО ПОЕДИНКА? (перечитывая классику)

№ 2017 / 22, 16.06.2017

В романе Вальтера Скотта «Пертская красавица» очень подробно описывается поединок – так, как понимали его в древности. Вернуть реальное понимание поединка из прошлого – задача этой статьи.

Роман The Fair Maid of Perth; Or, St. Valentine’s Day или – неточно – «Пертская красавица», был написан Скоттом в 1828 году за 4 года до смерти, то есть уже зрелым писателем. Под занавес жизни для творчества берутся наиболее значимые, весомые, продуманные и выношенные темы. Формально это роман о пути и превратностях любви кузнеца Генри Гоу (Смита) к дочери перчаточника Гловера Кэтрин. Но любовный сюжет лишь призван привлечь к более серьёзной проблеме, имевшей тогда значение – внутриусобные клановые войны, задевающие королевскую власть, и способы их преодоления, особенно если это касается национальной безопасности, которая становилась жертвой в борьбе кланов. Именно поэтому Скотт берёт события времён далёких, XIV–XV вв., когда клановая борьба в Шотландии была кровавой, а королевская власть часто не владела ситуацией.

Приоритет он расставил сам: клановая коллизия – ось, которая держит любовный сюжет:

«Достоверный факт, что два могущественных клана выставили каждый по тридцать бойцов, чтобы в битве разрешить свой давний спор пред лицом короля Роберта III, его брата герцога Олбени и всего королевского двора Шотландии в городе Перте в 1396 году нашей эры, видимо, с равной отчётливостью обрисовывает как ярость племенной вражды у горцев, так и упадочное состояние государственной власти в стране, соответственно он и стал осью, на которой могли бы вращаться главные события романтического повествования».

Скотт, признанный почитатель Шотландии, конечно, задумывался о том, как относиться к клановой системе шотландского народа: есть ли вообще народ, если кланы, которые, как правило, враждуют, готовы пустить кровь своим единокровным братьям до полного искоренения противника. Это ведь было настоящее бедствие. И Скотт в романе углубился в проблему преодоления самоубийственной и братоубийственной войны. Способом такого преодолении был кровавый, но локальный поединок. И весь сюжет романа фактически строится вокруг истории поединка кланов Кухил и Хаттан, которые выслали по 30 воинов, чтобы разрешить спор: кому из кланов быть в приоритете – а доказательством приоритета будет тот, кто останется жив: выжил последний воин – его клан победил. Последний выживший или устоявший на ногах сообщает о победе своего клана. Этим и заканчивается роман: клан Кухил проигрывает и сходит с исторической арены – он теряет всё: власть, влияние, престиж. А клан победителей получает всё то, что теряет проигравший. И – никакой профанации, подделок, имитаций, фигур речи, вариантов схитрить, что-то интерпретировать – всё публично, ясно, чётко.

Надо сказать, что Скотт показывает, как тяжело даётся это противоречие: сознательно идти на разрешение взаимоубийства своих подданных, чтобы остановить конфликт, грозящий полным уничтожением кланов в целом.

«– Итак, милорд Олбени, – сказал король, – если таков твой совет и неизбежно должна пролиться шотландская кровь, как, скажи, мы убедим дикарей разрешить свой спор таким сражением, какое ты предлагаешь?

– Это, государь мой, – отвечал Олбени, – мы установим по зрелом размышлении. Впрочем, задача не так сложна. Потребуется золото на подкуп кое-кого из бардов да главных советников и верховодов отдельных групп. Кроме того, мы дадим понять предводителям обоих союзов, что если они не согласятся уладить спор этим мирным способом…

– Мирным, брат? – сказал с укоризной король.

…– Повремените, – сказал настоятель, – ибо я тоже должен указать на бедствие, такое чёрное и страшное, что оно покажется невероятным благочестивому сердцу вашей милости. И я говорю о нём с прискорбием, потому что в нём … заключается причина гнева господня на нашу несчастную страну: из-за него наши победы превращаются в поражения, наша радость – в печаль, наши советы раздирает несогласие и нашу страну пожирает междоусобная война».

Итак, конфликт разрешался малой кровью, хотя поединок – это не театр, не шоу, и не гуманитарная акция, а кровавое, жёсткое управляемое столкновение.

 

 

Это к вопросу о профанации, культивируемой на телешоу у Владимира Соловьёва, который предлагает поединок без настоящих результатов – получения победителями доли проигравшего, без ущерба, без приобретения. И речь может идти даже не о власти, а хотя бы, к примеру, о квоте на телеэфир – скажем, на год. Скотт своим романом возвращает нас к реальному понятию поединка. Нам есть смысл сделать то же самое: шоу назвать шоу, поединок – поединком.

 

---

 

БИЗЕ ПРОТИВ СКОТТА – ОПЕРА ПРОТИВ РОМАНА

 

Спор об интерпретациях классики имеет давнюю историю, но более тяжёлый вариант – это когда классическое становится жертвой другого классического, причём из другого рода искусства. Наиболее одиозным мне видится отношение оперного искусства с текстовыми оригиналами. Как относиться к либретто, если они меняют всё: имена, замысел, идеи, сюжет, героев, – при этом упоминается источник, оригинал, имя автора, который категорически не подписался бы под оперой, убившей богатый роман (а мы склонны считать «Пертскую красавицу», в данном случае речь именно о ней, самым серьёзным и проблемо-насыщенным произведением в творчестве Скотта)?

 

“Пертская красавица”. Иллюстрация Б. Пашкова

 

Либретто оперы Бизе «Пертская красавица» превзошло в отдалении от оригинала, кажется, все другие либретто:

1. Идея романа – преодоление войн путём кровавого, но локального поединка сторон – свелась к любовной интриге, причём не имеющей никакого отношения ни по духу, ни по стилистике, ни по характерам к романной версии этой линии.

2. Идея клановой борьбы горцев-шотландцев, которая является проблемой короля Роберта Третьего, заменена на идею классовой борьбы: герой – Генри Гоу, он же Гарри Смит (досл. с английского – Кузнец) – человек низов, мастер-оружейщик и Кэтрин – дочь перчаточника по воле либреттистов Жюль-Анри Сен-Жоржа и Жюля Адени становятся жертвой коварного властителя – герцога Ротсея.

3. В опере полностью отсутствует линия религиозного конфликта: Кэтрин склонна к картезианству, что имеет важное значение в контексте католического праздника святого Валентина.

4. Француженка, в романе – малый персонаж лёгкого поведения, становится в опере Бизе цыганкой и ведёт свою интригу. Особенно глупо выглядит сцена, где она представляется Кэтрин и приходит на свидание к Ротсею, превращаясь далее в двигатель и завершитель интриги, что делает её чуть ли не главной героиней оперы.

5. Исчезает король, зато роль правителя выполняет герцог Ротсей, по сюжету романа – сын короля, что занятно переворачивает историческую структуру власти: опера выбрасывает из сюжета шотландского короля Роберта III.

6. Нет главного романного контрапункта – битвы клановых групп воинов, где победу клану Хаттан приносит Гарри Гоу, зато есть невероятная попытка дать дуэль Смита-Гоу со своим подмастерьем – по сюжету оперы, а не романа, – Ральфом, которого в романе нет. Вообще замена романного поединка на частную любовную дуэль – это почти противостояние оперы смыслам романа, главный из которых – предотвращение братоубийственных войн. Превращение принципиального, тяжёлого романа в оперу, основанную на любовной интриге с переодеваниями и на идее пролетарской цеховой солидарности, – это любопытно, но причём тут Вальтер Скотт?

Последнее вообще за гранью! В опере на первый план выступают цеховые соратники Смита-Гоу, убеждающие его в невиновности Кэтрин, которую Смит подозревает в измене с Ротсеем (в романе всё это отсутствует). Цеховики воспитывают Смита-Гоу, увещевают его, демонстрируя воспитательную роль пролетарского коллектива. Так и хочется сказать по-ленински: на сцену выходит пролетариат. Возникает образ профсоюзного или партийного собрания. Я не говорю, что это плохо, но превратить роман с шотландской клановой и династической тематикой XV века в пролетарскую оперу, упорно напоминающую проблемы Парижской коммуны – это слишком. Сама эта идея спасения цеховым братством чести женщины даже занятнее, чем фантазии Дюма на тему спасения мушкетёрами чести французской королевы путём предательства интересов страны.

Подведём итог. Конечно, либретто – это всегда упрощение, а значит искажение. Но где мера, предел искажения, после которого наступает вопиющее оскорбление автора оригинала, в частности, Скотта, который почернел бы от оперы Бизе? Ведь сама опера, если отвлечься от Скотта, неплоха, а серенада Смита-Гоу – одна из самых исполняемых в мире практически всеми тенорами вещь…

Если опера получилась, состоялась, но не имеет никакого отношения к оригиналу – возникает фундаментальный конфликт с источником, оригиналом авторского права. Но почему, в таком случае, не разрешить этот конфликт семиотическим путём – переназвать, переименовать оперу и убрать ссылки на источник? Получится, что авторы – либреттисты Сент Жорж и Адени и композитор Бизе. Не будет ни Скотта, ни его романа – всё встанет на свои места. Пусть даже действие идёт в Перте. Рекультивация названия – и вопрос решён: «Пертский Кузнец». А ещё лучше – вообще убрать Шотландию, исторические аллюзии и остановиться на названии «Кузнец, или Валентинов день», «Кузнец и Красавица». Путём простой семиотической операции снимается противостояние Бизе и Скотта!

Может быть, это как раз то, чего не хватает для наступления мира в противостоянии родов искусства?

 

 

Сергей МАГНИТОВ

 

г. ЕКАТЕРИНБУРГ