Виктор МАРЬЯСИН. РЫБНЫЙ РАЙ И ЛОСОСЕВЫЕ ИСКУШЕНИЯ. Часть вторая: ПО СЛЕДАМ ЗОЛОТОЙ РЫБКИ

№ 2017 / 30, 08.09.2017

Мы неотделимы от окружающей нас природы. Оторвавшихся от своей живой плоти она непременно опускает на землю, как старика и старуху в бессмертной сказке об обретённой и потерянной золотой рыбке. Золотая рыбка для нашего дальневосточного брата это перво-наперво осётр и лосось. Своим изобилием или отсутствием осетровые-лососёвые сигнализируют об уровне нашего восприятия природного мира. Погубить лососёвый нерест ради быстрого барыша проще пареной репы. В тысячу раз сложнее вернуть безрассудно утраченное и вместе с ним азы разумного здравомыслия.

(Продолжение. Начало в № 29)

 

Тучная кета, изящная горбуша, сияющий белизной кижуч, могучий таймень, царственно величественный и нарядный осётр – по окрасу хоть и не золотые, а серебристые, – для нашего речного таёжного края дороже чистого золота. Те, кто живёт по течению Тумнина на землях нынешнего Ванинского района, знают об этом не по наслышке. С середины прошлого века около первобытных стойбищ тамошних орочей выросло несколько основательных промышленных поселений, нанизанных на проложенную вдоль Тумнина железнодорожную ветку от Комсомольска до Ванино и далее на Советскую Гавань.

 

Приватизированная эпоха

 

Особняком от стальной колеи как раз возле тумнинского устья стоит старинное село Датта. Гордость и опора села с 60-х годов прошлого века – Рыбколхоз имени 50-летия Октября, ведущий добычу лосося на рыбопромысловых участках по морскому побережью южнее и севернее своего географического положения. Севернее Датты обосновались Уська-Орочское, Тумнин, Тулучи (все навания орочские) и другие речные посёлки, задуманные в качестве железнодорожных станций, лесозаготовительных пунктов, речных постов, но никак не для промысловой добычи лососёвых в самой реке. На удочку и спиннинг – пожалуйста.
А если сетью, то в советскую бытность под это занятие отводилась просторная морская бухта Силантьева, не закрывающая прохода на нерест, и за отдельную плату любой желающий мог добыть себе с десяток лососёвых трофеев. Орочам разрешалось поймать в этой бухте по 50 кило краснорыбицы на одного члена семьи бесплатно или получить её живую в качестве дара у даттинского рыбколхоза. Такой порядок любительской ловли устраивал всех: здешний народ имел неплохо оплачиваемую работу и не испытывал, как сегодня, острой нужды протянуть от заработка до заработка. А работы всегда хватало, благо что Ванинский район – это море, рыба, реки, недра, тайга, его величество Ванинский порт на восточном острие БАМА. И мужественные умелые люди, усилиями которых ванинская земля обросла посёлками, причалами и дорогами. Заготовщики леса с его переработчиками и рыбаками отгружали свою продукцию железной дорогой, которая давала жизнь пароходам, шахтам и рудникам, те металлургам и энергетикам, они создателям сложной техники, и так по полному кругу самодостаточных производственных связей при сравнительно небольшом экспорте и при самых благоприятных тарифах.

Монополисты не тянули на себя ресурсное и тарифное одеяло за счёт друг друга и потребителей, а при решении территориальных задач искали общий подход. Благодаря территориальному проектированию и планированию с комплексным использованием природных богатств неуклонно прирастало местное русское население. Таким здесь запомнилось советское время, несмотря на его общеизвестные перекосы и недостатки. Вместо устранения узких мест в первую очередь в торговле и сфере услуг сочетанием рыночных, плановых механизмов и отказом от неработающих идеологических догм, номенклатура поделила крупную собственность, разорвала производственные цепочки и переметнулась на сырьевой экспорт.

 

 

Блеск и нищета БАМовского транзита

 

Переход от планирования к сумбуру превратил хабаровскую тайгу в источник дешёвого кругляка для китайских и японских компаний, разрушил ориентированный на внутренний рынок лесопромышленный комплекс, породил массовую безработицу в бамовских тумнинских посёлках и эпидемию рыбного браконьерства как средство зарабатывания денег. Все кто мог, особенно молодые, принялись покидать обжитую их отцами глубинку. В Уська-Орочском из 1400 жителей на рубеже 90-х сейчас осталось 480, в их числе около восьмидесяти орочей. Местная жизнь теплится вокруг школы, полупустого детского сада, железнодорожной станции, коммерческих магазинов и горбушевой путины, превратившейся за двадцать последних лет из могучего живого потока в едва заметный ручей. В Уська-орочском, если присмотреться, водится несколько оборотистых мужичков с сетками, лодками, грузовиками и двадцатитонными холодильниками. Явно один из них, судя по колючим цепким глазам и мускулистой фигуре, когда я заговорил о рыбалке с продавцом в его магазине, не утерпел и заступился за платный любительский лов сетями, правда, затем нехотя согласился, что с каждой очередной путиной горбуши всё меньше и меньше. Такие как он покупают лицензию или действуют от имени малочисленных народов под брэндом МНС, благо что многие орочи повыходили замуж или переженились на русских.

 

Катя Киселёва – местная орочанка, у которой пока нет перспектив

 

Попавшаяся мне навстречу пятнадцатилетняя Катя, на мой вопрос – не является ли она орочанкой, ответила утвердительно, правда, по её собственному выражению, не совсем чистой. У чистых, оказывается, слегка сплющенное лицо. Красавица Катя учится в восьмом классе, родители её не работают, так как работы никакой нет, и чем займётся после школы, пока не знает. Говорит, что она и её знакомые если и рыбачат, то только на удочку. Очень похоже, что на богатую амуницию у лишённых купеческой жилки орочей просто нет денег. Из предыдущей сюда поездки мне запомнились рассказы местных о том, что основной урон рыбному стаду на пути к нерестилищам наносили не доморощенные браконьеры, хотя они тоже не сахар, а приезжие скупщики левой рыбы, в том числе у местного населения. Скупщики с готовой наличкой появлялись на мощной технике или присылали свои многочисленные бригады «рыболовов-любителей» из соседних регионов и городов. Известная орочонка Елена Маслова тогда прямо на речке показывала, как рыбопромысловые участки для приёма платных любителей по воле Амуррыбвода заняли те места, где всегда рыбачили жители этого поселения, вопреки их письменным и устным протестам.

На этот раз две сотрудницы поселковой управы сетовали в один голос на повальную нищету. Односельчане не платят за коммуналку, в посёлок не идут управляющие компании и многоквартирные дома приходят в негодность. В бюджете поселения дырка от бублика, нет денег на отопление даже самой управы. Много доживающих свой век стариков с известно какими пенсиями. Но и им не дают покоя. Умерших по старости, то есть после шестидесяти, заставляют теперь везти в Ванино на платное освидетельствование, а фельдшерско-акушерскому пункту запретили ставить капельницы, вынуждая ехать для этого в далёкую Ванинскую больницу. Между тем, прямиком через Уська-Орочское проходит БАМ с колоссальным грузопотоком на экспорт, но поселковый бюджет от золотой транспортной жилы ничего не имеет. В любой цивильной стране рядом с такими артериями всё цветёт и благоухает. У нас сверхдоходы от территорий до их местных жителей доходят в последнюю очередь. В этом придётся ещё не раз убедиться, а пока толкую с сотрудницами поселковой управы о местном житье-бытье. О возможности создания привлекательного туристического очага. Как-никак природа вокруг потрясающая и вдобавок русско-орочский колорит. Ещё вариант – открытие пилорамы. Когда-то здесь процветало предприятие по заготовке и переработке леса. В девяностые-нулевые лучший лес в ближайших окрестностях вырубили на экспорт, Тумнин обмелел, погибло множество нерестилищ. У главы поселения Николая Пуртова узнаю, что сейчас сравнительно мелкими заготовками из остатков былой роскоши занимается Дальлеспром. Поселковые там не работают и самому посёлку от этих рубок ничего не перепадает. В посёлке подушевой доход восемь тысяч, в райцентре в три раза больше. За простыми досками, рейками и прочей столярной утварью приходится мотаться в неблизкое Ванино. Здешним русским и орочам не помешали бы краевые гранты на востребованные виды деятельности, включая культурную компоненту. Подходящая площадка – школьный музей. Наряду с поддержкой местных инициатив хорошо бы учредить краевое или районное предприятие с учётом советского опыта, когда государство направляло специалистов и финансирование на социализацию территорий. Понятно, что многолюдное прошлое сюда вряд ли вернуть, однако хозяйственное ядро поселению для нормализации его жизни насущно необходимо. И браконьерской ухой всех не накормишь: по свидетельству Николая Пуртова, рыбы в реке фактически не осталось – всю выгребли легализованными сетями. Пуртов заядлый рыбак и охотник, и прекрасно знает, что говорит. Вместе с тем, как считает новый руководитель района Александр Наумов, для включения посёлка в программы софинансирования и выделения грантов требуется инициатива со стороны самого Пуртова, которой пока маловато.

 

 

Бюджетная засуха в рыболовецком оазисе

 

От Уська-Орочского до Датты трястись около часа по змеевидному горбатому направлению, называемому условно дорогой. После запущенного донельзя бамовского посёлка рыбацкое село Датта выглядит хоть и небогато, но ухоженно и обжито. Его кольцевая дорога покрыта асфальтом, хотя на поперечных проездах и переулках зияют выбоины и ямы; сельская управа и дом культуры переехали год назад в новое современное здание, где кипит культурная жизнь; вместо многоквартирных домов – только индивидуальные, от двухэтажных коттеджей до покосившихся изб, смотря какой где хозяин – добросовестный или неряха. Но ни одного брошенного жилья, с безжизненными глазницами окон, не видно. Тем не менее, население Датты, которое не дотягивает до семисот человек, из года в год тает, пусть и не так быстро, как в Уська-Орочском. Глава Датты Вера Бурмышева, имеющая за плечами опыт ещё советской партийной работы, считает самыми благоприятными для села нулевые годы, когда у всех поселений было гораздо больше налоговых доходов и полномочий. Именно тогда удалось сделать освещение и окружную дорогу. Сейчас даттинские улицы приходят в упадок, и по любому денежному вопросу приходится обращаться наверх, а там могут дать, а могут и нет. Глядя на чистую, но бедную Датту, задаюсь резонным вопросом: почему южнокорейские или китайские сёла процветают и хорошеют у богатого рыбой моря, а наши нет?

 

Социально-культурный центр в Датте

 

Судите сами: больше половины взрослых жителей Датты занято в Рыбколхозе имени 50-летия Октября, отмечающем в этом году свой полувековой юбилей. Многие годы его бессменно возглавляет Давыд Яковлевич Фукс. Председателем Давыда Яковлевича избрали в далёком 1974 году, когда колхоз был в долгах как в шелках, и за следующие десять лет Фукс вывел его в число лучших рыболовецких хозяйств региона. В колхозе тогда трудилось до пятисот человек и тогда же сформировались основные направления его деятельности: сначала прибрежный лов ставными сетями лосося вместе с попутной рыбкой попроще, в 80-е к ней добавился морской лов на траулерах, а в 90-е собственная переработка, хранение, сбыт продукции. Благодаря поддержке колхоза процветало подсобное хозяйство, содержавшее более ста дойных коров и в целом около трёхсот голов крупного рогатого скота, позволявших кормить мясомолочной продукцией население Ванинского района, начиная с детских дошкольных учреждений. После гайдаровских реформ цены на комбикорма из других регионов в результате удорожания перевозок выросли до небес, покупательная способность населения резко упала, бюджетные учреждения обнищали и от подсобного хозяйства пришлось отказаться. Рыбколхоз образцово содержит (себе в убыток) котельную, бесперебойно подающую централизованное отопление в половину сельских домов. Остальные обеспечивает углем. Его вниманием и заботой окружены даттинские ветераны войны и труда, никогда не отказывает сельчанам помочь в таких житейских вопросах, как свадьба, похороны, ремонт, предоставляет множество льгот колхозникам за трудовой стаж. При этом благополучие самого колхоза целиком и полностью зависит от наличия рыбных запасов. В советское время он имел гарантированный государственный сбыт всей продукции, возможность приобретения промысловых судов за кредит под один процент годовых и, самое главное, государственную охрану лосося. Речная госохрана теперь символическая, в Тумнине всё меньше и меньше горбуши, кредит даже под пиратский процент не возьмёшь, а азиатские покупатели давят низкими ценами на наш минтай и селёдку, как и на наш круглый лес. Вот что значит быть сырьевым партнёром.

Немного истории: первым большим траулером Рыбколхоз обзавёлся в 1983 году, взяв в кредит списанный после тридцатилетней выслуги «Академик Берг». Несколько лет рыбалки на этом БМРТ и колхоз вышел в миллионеры. Второй, на этот раз новый автономный траулер удалось закупить в сумасшедшем 1993-м за три миллиона долларов у судостроителей украинского города Николаев. Кредитовал покупку Международный банк развития, но уже под 15 ежегодных процентов. Траулеру дали имя «Тумнин», и он заработал под стать этой в то время полноводной рыбной реке. С приходом рынка и ликвидацией госзакупок, РБК приобретает мощный холодильник, налаживает прибрежную переработку, собственный сбыт. В 2006-м рыбколхоз запускает в работу единственный в крае цех по производству консервов с горбушей, сельдью, сайрой, морской капустой. «Как раскупаются?» – спрашиваю начальника рыбной базы колхоза Паргевяна Паргива. – «Везде на расхват – от Владивостока до Питера и Москвы, – отвечает Паргив, показывает письма со словами признательности из центральной России и с сожалением констатирует: когда в море не стало сайры, а в Тумнине горбуши, объём продукции сократился в разы и в цеху, в котором трудилось до сорока человек, сейчас в три раза меньше». Поговорив с Паргивом, покупаю на ужин по парочке консервов каждого вида: действительно, превосходный вкус. Больше всего очаровала морская капуста, которую раньше никогда не любил. А тут вернулся и прикупил ещё стопку банок. В дорогу и про запас. После посещения цеха становится очевидным: если бы не морская рыбалка траулерами, колхоз мог бы закрыться, а стоящая на его плечах Датта повторить судьбу Уська-Орочского.

 

 

Как отличить нарушителя от любителя

 

Хорошо подкрепившись, отправляюсь изучать прибрежную обстановку. Берег плавным полукругом заворачивает от тумнинского устья к морской полосе. С речной стороны прямо возле меня неожиданно причаливает моторная лодка с коренастым крепким мужчиной. Он тут же перегружает из лодки в стоящий неподалёку микроавтобус два большущих тайменя. Удачливый обладатель хвостов оказывается военным офицером-отставником из Советско-Гаванского района. Разговорились. По его словам, ловит в своё удовольствие когда хочет. И разрешений никаких не берёт. Позже узнаю, что сахалинский таймень год назад внесли в красную книгу. И что доставшегося ему тайменя отставничок обязан был выпустить в реку, как старик золотую рыбку в обмен на три заветных желания. Видимо, забыл эту сказку и вместе с ней правила рыболовства. Освежить ему память внушением или штрафом могли бы рыбинспектор и участковый, но его пока что не видно. Отставничка можно назвать нарушителем, который не ведает что творит. Или делает вид.

 

Это добросовестный рыболов-любитель

А это, похоже, любители дармовой добычи

 

Морская сторона около Датты в этот вечер тоже кипела жизнью. Через каждые полста метров кто-нибудь да рыбачит. Вот семья военных из Монгохто двумя удочками выдёргивает одну за одной разрешённую краснопёрку. Дальше обосновались две экипированные команды с лодками и сетями метров по двадцать ловят горбушу, которой хотя и мало в нечётный год, но в речку она отсюда заходит. Не скрывают откуда, один работает в рыбколхозе. Говорит, что в вынужденном отпуске по распоряжению руководства. Понимает, что нарушает, но ведь на зарплату не разгуляешься, а тут такой фарт. Позже, спустя пару месяцев, снова заглянул на этот бережок с утра пораньше во время нереста летней кеты. Та же картина. Наглядной границы, отделяющей морской берег от Тумнина, нет. Насколько я понял, на морском берегу в тот момент ещё можно было ловить с лицензией сетью, а на речном уже нет. Вот и разбери, кто есть кто. Рядом целая стоянка машин. Двое с удочками, остальные с сетями. Местный пенсионер с пятиметровой сеткой, в которую на моих глазах залетает кета. Говорит, что имеет разрешение на любительский лов. Слева от него смуглые орочи. У них сеть метров пятнадцать. Справа подъехали на иномарке двое молодых высоких из Ванино и растянули поперёк речки сетку аж на полста метров, перегородив пенсионеру доступ кеты. «Вот кто настоящие браконьеры! – бросает он в мою сторону с возмущением. – Хоть бы приехали инспектора и навели здесь порядок. А то рыбы совсем не останется! Тридцать лет назад она шла здесь стеной и её брали руками. Теперь попадаются единицы. Главный забой идёт сейчас не здесь, а вверх по течению возле Чипсар. Там сейчас столпотворение браконьеров».

 

 

Люди, уголь, бюджет и лосось

 

Следующие дни оказались не менее интригующими. Узнав что мальковая молодь кеты и горбуши после ската из Тумнина мигрирует в Японское море по нашей прибрежной линии шириной до пятисот метров мимо угольных терминалов в посёлках Токи и Ванино, еду туда разузнать экологическую обстановку. Лет семь назад видел своими глазами, как Токи с его двумя с половиной тысячами населения накрывало траурной пылью во время загрузки очередного судна экспортным угольком. На этот раз снова застаю там загрузку, но характерных угольных облаков как ни старался не разглядел. В «Дальтрансугле», которому принадлежит терминал, мне показали новые технологи. Их внедрение позволило резко снизить вредные выбросы, несмотря на увеличение объёма перевалки почти до двадцати миллионов тонн угля в год. А вот позиция одного из лидеров инициативной экологической группы в Ванино Вадима Москвичёва: выхлопы угольной пыли на этом терминале нечастые, но бывают, и «Дальтрансуглю» есть ещё над чем поработать. «Местные жители говорят, что около Токи ловили крабов с чёрными пятнами» – говорю Москвичёву. Москвичёв: «В акватории приморской бухты Козьмино – прямо на территории нефтепорта – в искусственных садках выращивают местного гребешка. Этот опыт мог бы перенять Дальтрансуголь, чтобы не было никаких спекуляций о состоянии его экологии».

 

Общественный лидер Вадим Москвичёв:

Мы держим экологическую ситуацию на угольных теримналах под постоянным контролем

 

Кстати, в одном только прошлом году Дальтрансуголь заплатил более миллиарда рублей налогов. И сколько, вы думаете, государство перечислило бюджету посёлка Токи из этой суммы, а также от доходов железнодорожной бамовской станции и местной лесопереработки, пусть формально эти налогоплательшики и не входят в черту поселения? Со всеми субвенциями и дотациями девять миллионов рублей или менее одного процента! В 2013-м было шестнадцать, но потом федеральные законодатели отняли у деревень доходы от аренды земли и львиную часть НДФЛ. Эти вопиющие цифры сами по себе являются основанием для пересмотра нашей налогово-бюджетной системы. В Датте та же история: рыбколхоз за 2016-й пополнил госказну и внебюджетные фонды более чем на сто миллионов, из которых лишь четыре миллиона составили бюджет поселения. Между тем, больше половины жилищного фонда в Токи, в котором 2360 жителей, – гнилые бараки, которые нужно сносить и строить новый посёлок. Плюс раскуроченные дороги. Глава посёлка Людмила Доронина, наряду с благоустройством дворов и латанием барачных коробок, ставит эти вопросы на краевом уровне, подаёт необходимые документы, ведь реновация для Токи – вопрос жизни и смерти. Смертность превышает рождаемость, идёт отток населения, хотя в отличие от Уська-Орочского здесь есть где работать и при приличных социально-коммунальных условиях не было бы отбоя от хороших специалистов. При хотя бы десяти процентах от налогов местных компаний и Токки, и Датта, и сотни других таких же посёлков успешно решали свои задачи, а народ в них приумножался. Без реального самоуправления с приемлемым финансированием любые самые замечательные программы от министра Галушка и вице-премьера Трутнева демографию не поднимут.

После Токи параллельно маршруту миграции скатившихся из реки мальков лососёвых наведываюсь в Ванино. «Ванинцы поднялись против угольной и глинозёмной пыли с терминалов компании «Мечел», а каково бедному лососю, которому митинговать не дано?» – обращаюсь к заведующему Советско-Гаванской лабораторией ТИНРО Олегу Швейгеру. Олег Александрович объясняет, что в Токах открытая бухта, и осевшие на дно угольные осадки размывают течения и шторма, тогда как в более закрытой Ванинской бухте ничего не вымывается и не разносится, и в радиусе пятисот метров от мест погрузки на её дне под угольной пылью не осталось живых организмов. Это показали специальные водолазные исследования хабаровского филиала ТИНРО в 2014 году. Залив возле Советской Гавани ещё более изолированный, и угольные терминалы с такой перевалкой, как в Ванино, нанесут ему не меньший ущерб. Поговорив с Москвичёвым и Швейгером, представляю, как к терминальной зоне у Токи и Ванино на путях лососёвого нереста и миграции добавится ещё и советско-гаванская. Сохранят ли после прохождения такой полосы препятствий кета, горбуша, креветка и крабы способность к воспроизводству и не покинут ли наши воды в поисках лучших мест? Этот вопрос требует серьёзного научного изучения и серьёзного финансирования.

…Проводив золотую рыбку до устья Тумнина и далее до Советской Гавани мимо лесных вырубок, браконьерских сетей и угольной пыли, возвращаюсь обратно в Датту: посмотреть, как поживают настоящие рыбаки и чем занимается рыбинспекция на напряжённом тумнинском участке. Об этом – в следующем рассказе.

 

(Окончание следует)