ДИЛЕММА ГРАЖДАНСКОЙ

№ 2017 / 45, 22.12.2017

Заканчивается год столетия «Великого Октября», «великого эксперимента», год столетия «вооружённого переворота», «узурпации власти», «катастрофы, разломившей русскую землю»… Чего только не наслушались мы – плюрализм! правильный плюрализм, не смотря на всю неблагозвучность этого слова, – в осенних номерах «ЛР»… Но, преодолевая желание сказать:  «Да называйте хоть чёртом», хочется непременно заметить, что факт этот говорит только об одном: революция-то осталась в далёком-далёком прошлом, а вот гражданская война продолжается и по сей день. И хорошо, что только на идеологическом фронте, ведь снова мало никому не покажется, если, не дай бог, это противостояние превратится в нечто иное.

 

1.

 

Говоря о революции, перебирая произведения о ней, литераторы невольно затрагивали и гражданскую войну, и произведения, выразившие тематику её.

Но вот одно из сильнейших сочинений этого ряда – «Разгром» Александра Фадеева – кажется, осталось не упомянутым. Скажу несколько слов. Не вообще о романе, не в целом, – представляется весьма актуальным затронуть один из его аспектов, правда, – далеко не второстепенный…

Как известно, партизана Ивана Морозова, по прозванию Морозка, и сбежавшего в тайгу к красным гимназиста Павла Мечика можно вполне определённо отнести к самым центральным персонажам романа, – собственно, весь роман и представляет собой ни что иное, как рассказ о судьбах этих типических персонажей.

Иван – выходец из рабочего класса, вызванного прогрессом на гребень истории, представитель общественного слоя, переживавшего подъём в своём развитии, процесс осознания своей роли… Человек, изначально возросший на коллективистской почве. Потому он и погибает в этой чудовищной классовой схватке, причём героически – не мог себе и представить, чтобы, ради спасения собственной шкуры, он предал товарищей. Павел – человек, душа которого прямо на наших читательских глазах проходит путь от трепета мещанской сентиментальности до ледяной воды эгоистического расчёта. От мечты о подвиге во имя народа до осознания простого, как три рубля, факта: не нужен ему никакой народ, тем более, ценой собственной жизни. Со смертью перестаёт существовать единственное, чем он действительно обладает. Он же по жизни не коллективист, а индивидуалист. Мелкой собственностью, к которой, кстати сказать, шахтёр Морозов не имеет вообще никакого отношения, мелкой собственностью данной разновидности буржуа и является, по сути, как это ни парадоксально, его индивидуальность – его собственное «я», его вИдение, с которым он носится, как дурак со ступой, его мечты, переживания и капризы. Потому он и предаёт товарищей, положившихся на него, которых он заверял в том, что на него можно положиться, предаёт, спасая свою шкуру.

Морозов погибает, а Мечик остаётся жить… Нет, он никогда больше не пойдёт на поводу своих «романтических» мечтаний – уж слишком больно клюнул его жареный петух и чересчур наглядно жизнь ткнула носом в собственную сущность! Теперь он, – представляется, – вернётся в город, пристроится паразитом в этом торжище мещан (деньги – товар – деньги) и будет тянуть свою лямку, то и дело взывая: «Когда же это кончится, господи!» и, при случае, краснобайствуя о своём партизанском прошлом – героическом, разумеется! Интуиция подсказывала Морозову, начиная с самой первой встречи с товарищем по оружию: «придёт эдакий шпендрик – размякнет, нагадит, а нам расхлёбывай»… Так оно в действительности и вышло.

Эту антитезу, полярность двух действующих лиц, А.Фадеев выделяет и даже подчёркивает названием одной из глав, в которой это противопоставление занимает центральное место – «Враги». Враги?

Это может показаться странным в контексте художественного произведения, где врагами являются красные и белые. Не странно ли, что заострено не это противостояние, а совсем другое – противоположность членов лагеря красных? Но в том-то и сила художнического глаза, видящего не столько очевидное, сколько подспудное – то, что только в будущем превратится в безусловное.

 

Александр ФАДЕЕВ

 

 

2.

 

Что же это за враги? Как они враждуют? Не в пример красным и белым, Морозов не преследует Мечика, не ставит ему палок в колёса и не ищет удобного случая уничтожить его. Мечик, в свою очередь, тоже не пытается строить козни Морозке. Кто же так враждует?! Один презирает, ненавидит и злится про себя, другой тоже тихомолком желает своему противнику «всяческого зла». Так кто же, в самом деле?

Перед нами – не явные, а тайные враги. Это не парадокс, не сходство темпераментов столь разных характеров, это такое положение вещей, если можно так выразиться о людях как совокупностях исторически определённых условий жизни. В чём же состоит существо, материя этой тихой враждебности?

Конкретно-историческая ступень, конкретные условия жизни общества таковы, что духом времени никак не могла стать борьба между коллективистом, человеком, ставящим общее выше частного, и индивидуалистом. Время требовало, чтобы оба они были только против господства крупных собственников и режима, закабалявшего личность.

Да, Морозов чувствовал, что ему, в общем, не по пути с этим «вредным человеком», однако, как бы там ни было, этот человек делал вместе с ним одно дело – воевал против власти капиталистов. Мечик ненавидел Морозова за то, что тот видел его насквозь, видел то, что сам Мечик не хотел замечать в себе, однако только такие Морозовы могли освободить его от ярма существовавшего строя. Значит, дело – в одновременности вражды и союза, в том, что они должны были не враждовать, а сотрудничать. Единство этих двух противоположностей и явилось материальной основой тайности их вражды.

Другой вопрос, очень жизненный, – в чью пользу это тайное состязание индивидуализма с коллективизмом? На чьей стороне успех? Не в том смысле, кого ставят в качестве примера для подражания, не в идеальном смысле, а в самом что ни на есть материальном, практическом: чья берёт? что живёт, развивается, а что хиреет или даже сходит на нет?

Морозов погибает. Да, героически, да, на благо общего дела трудящихся, но погибает. Мечик остаётся и живёт! В словах Ивана Морозова «а нам расхлёбывай» содержится не только злость, но и тревога: а расхлебаем ли? Хватит ли сил? Но тревоги этой меньше, чем злости и презрения.

Недаром А. Фадеев отмечает в Морозке полное несознание факта, что «трудный крестный путь лежал впереди». Подчёркивает непонимание и того, что открещиваться от «скупого и хитрого» мужика (крестьянина, мелкобуржуазного собственника) – это слишком самоуверенно, потому что Россия – «сплошная деревня». Непонимание, что это обстоятельство обусловливает далеко не высшую степень зрелости пролетариата. Как и того, что явился ядром красного движения партизан в Приморье, ядром, притягивавшим к себе все остальные элементы революции, – таких, как подрывник Гончаренко, например, который, кстати, не был настолько наивным, чтобы не признавать этого влияния мужика, – так и, тем более, того пролетариата, что выступит в роли новой главной общественной силы после разгрома, сведения на нет её отборнейшей части, – того пролетариата, в который превратится тем или иным образом после гражданской войны население российской деревни.

Естественно, мелкий собственник из села не так опасен для социалистических преобразований, как какой-нибудь городской торгаш, – мелкий собственник из села не паразит, а трудящийся. Но всё-таки он – мелкий буржуа и, следовательно, – индивидуалист. Художническое чутьё позволяет А. Фадееву дать именно такие образы, которые мыслящего читателя не могли не натолкнуть на вопрос, верно отражавший перспективу развития выходящего на арену истории пролетариата: не засосёт ли это болото коллективизм, коммунистичность, зародившуюся в недрах молодого российского капитализма? Не приведёт ли социалистическое движение к разгрому?.. По крайней мере, если не натолкнуть на вопрос и утвердительный ответ на него, то предупредить: исключать такую возможность было бы самообманом.

Сам того не подозревая, Морозов формулирует сущность отношений мелкобуржуазности с коммунистичностью: именно первая гадит, именно вторая расхлёбывает!

И, господи, с каких давних пор это тянется! В идеологии, например, так было и при К. Марксе с прудонистами и при В.Ленине с «левыми коммунистами» в 1918 году. Какая глубокая правда характера и действительного положения общественных дел заключается только в одном таком фадеевском мазке: «Морозову стало казаться, что Мечик нарочно встал на дороге, стараясь сбить его с какой-то правильной линии». С какой-то правильной линии, именно не известно ему даже, с какой! – точнее не передать данное типическое ощущение героя, объясняющее, почему приходится расхлёбывать; в идеологии, например, «точно раскопки проводить», говаривал В.Ленин, потому что постоянно, наводя тень на плетень, мелкобуржуазность всё запутывает до неопределённости.

Сегодня, как и сто лет тому назад, – позволю себе такое утверждение, – индивидуализм и коллективизм продолжают враждовать тайно. Хотя ещё на Третьем Всероссийском съезде комсомола, может быть, как раз в то время, когда Мечик предавал Морозова, В. Ленин призывал объявить открытую борьбу индивидуализму.

К сожалению, пребывание общественной жизни до сих пор всё в тех же докоммунистических экономических формах по-прежнему не даёт людям подняться до той постановки вопроса, которая была выдвинута В. Лениным.

Попы марксистско-ленинского прихода не одно десятилетие забубенно твердили, что В.Лениным поставлена задача учиться. «Учиться, учиться и учиться», – писали на транспарантах, профанируя тем самым то, о чём шла речь у этого великого пропагандиста коммунизма, и возбуждая у наиболее тёмных своих прихожан – вроде телевизионных «знатоков» с рулеткой «по маленькой» – потребительскую страсть к нашпиговыванию себя ответами на все без исключения вопросы. Профанируя и затемняя главное: чему и как учиться.

Мелкобуржуазность твердила, что нужно учиться всему подряд. Коммунист В. Ленин говорил: нужно учиться коммунизму (коллективизму) и только ему. А как?

«Темнота» твердила: хорошо. Ей главное не молчать, главное, маячить, мелькать, не давать опомниться, ей главное – видимость, а не существо дела.

Сознательно владевший диалектическим способом мышления В. Ленин отвечал на этот вопрос: «В борьбе с мелкой собственностью»! – Вот как.

«В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма. Вот в чём состоит и основа коммунистического воспитания, образования и учения. Вот в чём состоит ответ на вопрос, как надо учиться коммунизму». И пояснял: «Коммунистическая нравственность – это та нравственность, которая служит этой борьбе, которая объединяет трудящихся против всякой эксплуатации, против всякой мелкой собственности, ибо мелкая собственность даёт в руки одного лица то, что создано трудом всего общества.

Земля у нас считается общей собственностью. Ну а если из этой общей собственности я беру себе известный кусок, возделываю на нём вдвое больше хлеба, чем нужно мне, и излишком хлеба спекулирую? Рассуждаю, что чем больше голодных, тем дороже будут платить? Разве я тогда поступаю, как коммунист? Нет, как эксплуататор, как собственник. С этим нужно вести борьбу. Если оставить так, то всё скатится назад, к власти капиталистов, к власти буржуазии, как это бывало не раз в прежних революциях».

Можем мы здесь заменить хлеб любым нашим сегодняшним товаром, произведённым для реализации на «свободном рынке» Егора Гайдара, мальчиша-плохиша, как все трудящиеся это давно уже поняли? Можем. Можем сегодня сказать, что руководящие кресла – это та мелкая собственность, которая даёт в руки занимающих их лиц то, что создано трудом всего общества? Можем. Разглядели мы, наконец, сегодня, что у нас нет никакой власти трудящихся, т.е. – большинства народа? Разглядели. Так стоит ли обольщаться? Разумно ли? Материальные основы крестного пути не ликвидированы! Они по-прежнему тормозят ход продвижения к социализму, и велики ещё те силы, которые, играя на потребительской психологии масс, не раз смогут сбить общество с правильной коммунистической линии.

 

Александр ТУРЧИН

 

г. ВЛАДИВОСТОК