Сергей МОРОЗОВ. НЕ ВСЁ МОЛОДО, ЧТО БЛЕСТИТ

№ 2017 / 45, 22.12.2017

В конце прошлого года раздались дружные возгласы недовольной публики и критики: «Молодого! Нового! Современного!». К общественному мнению у нас не всегда прислушиваются. Но тут началось некое шевеление. Сперва подсуетились в премиальном процессе. В экстренном порядке изобрели премию «Лицей». Начали раскачиваться издательства. К одиноко стоявшим неформалам из «ИЛ-music» подтянулись петербуржцы («Лимбус-пресс», «Геликон Плюс»), зашевелился даже такой мастодонт как «Эксмо». Достигнутые результаты оказались весьма скромными. Но некоторые итоги всё равно стоит подвести.

Сперва о том, как дело продвигалось на премиальном поприще. Здесь особенных достижений не наблюдалось. Премировали либо не совсем молодое (Козлова, Рубанов), либо не слишком современное (Николаенко). Премия «Лицей», что называется, заморачиваться не стала, увенчала лавровым венком повесть Кристины Гептинг «Плюс жизнь» – чистый незамутнённый young adult, книгу для юношества, выражаясь старомодным языком. Решение логичное, практичное, но не подошли ли к вопросу излишне формально?

 

Романтика плюс ВИЧ
 

«Повесть с острой социальной проблематикой» – так некоторые характеризовали «Жизнь плюс». Острая-то она острая, да только острота отдаёт медийным душком. Как в выборе темы, так и в её решении слышится эхо сетевой актуальности. Очень уж горяча, чисто по-журналистски, тема ВИЧ. Сенсационный материал, на первую полосу газеты. Это тебе не про критическое положение дел в сфере ЖКХ писать.

«Жизнь плюс» – это сочетание бойкости пера, щенячьего восторга и назойливого морального поучения. Пафос – «за всё хорошее, против всего плохого». Вылеплена по западным лекалам, выдержана в нашем доморощенном экзальтированном стиле. Тематика (люди с ВИЧ) ориентирована на международный рынок, а уровень подачи и письма – отечественные. Литературный аналог подзабытых ныне «Татушек» – «Нас не догонят!».

Общее настроение повести оптимистичное, жизнеутверждающее. Сюжет – Сэлинджер наоборот.

Живёт на белом свете мальчик Лёва. Раньше у него была бабушка. Но теперь умерла, чтоб не мешать дальнейшему развитию событий. И всё у Льва вроде бы хорошо – парень молодой, модный, остроумный. Да вот беда – диагноз ВИЧ. Ничего такого, не подумайте. С рождения такой, мама-наркоманка одарила, сидела на героине, да и папа от неё не отставал. Как начинающие вузовские преподаватели ухитрялись при их зарплатах увлекаться героином, история умалчивает. Ничего не говорится в повести и об особенностях бюджетной политики самого Льва. Но наш читатель привык к сказочному материальному житью-бытью героев российской прозы. У нас ведь книжки с духовным содержанием, зачем нам строгая бухгалтерская отчётность? Это все в викторианских романах считают, у кого сколько фунтов годового дохода.

Вот и у Гептинг, главное не на что живут герои, а для чего живут. Смыслы превалируют над бытом, как и положено в большой русской литературе.

Буратино был создан на радость людям. Лев в этом отношении чем-то на него похож. Есть в нём также нечто от героев повестей шестидесятников. Хочет стать врачом, нести добро. Романтика.

Но, как это обычно бывает, на пути у него встаёт общество. Кому нужен доктор с ВИЧ-диагнозом? Поэтому Лев, подобно Заратустре, идёт к мёртвым (или умирающим), а не к живым: здравствуй, морг и регулярные посиделки с другими такими же, как и он, бедолагами в целях психотерапии. Впрочем, не всё так печально. Спрос на Льва, как на всякого настоящего героя, у девушек большой. Но много любви ему не надо. Достаточно школьницы Арины, за которую и идёт борьба с её родственниками, расстоянием и социальными обстоятельствами. Здесь уже вспоминается «Вам и не снилось» – неубиваемая песнь любви от Галины Щербаковой.

В общем, «Жизнь плюс» представляет собой текст, пронизанный пафосом общественного служения, чистой возвышенной любви, но при этом разбавленный приметами современности вроде трусов любимой девушки на батарее и доброго родительского напутствия – «не забывайте предохраняться». Литература пятидесятых-семидесятых в современной аранжировке. Знакомое сэлинджеровское и щербаковское звучание и растопило сердца судей.

Больше всего претензий, конечно, к мировоззрению автора, которое так и не поднялось над общесетевым интернетным уровнем. Больные ВИЧ – тоже люди. Им нужно понимание. Вот такое откровение.

Кто ж спорит? Но сострадание, сопереживание не требует отождествления себя с униженными и оскорблёнными. Автор – тренер, а не болельщик. Он может быть адвокатом своего героя, но его цель не отмазать, а разобраться и защитить, там, где для этого есть основания.

Однако разбираться в Льве нечего. Ершист, не без гонора. А так, если отбросить мелочи, персонаж сугубо положительный. Мальчик с чудесными способностями, очередной супермен.

Идея сверхчеловека трансформировалась в современной культуре странным образом. Раньше речь шла о мальчиках и девочках, отмеченных необыкновенными талантами. Теперь даром стала болезнь. А здоровье – аномалией, признаком неполноценности. Подобного рода переворачивание вещей с ног на голову вряд ли можно назвать нормальным. Оно противоречит здравому смыслу, препятствует адекватной оценке происходящего.

Гептинг рисует нам чёрно-белый мир. На светлой стороне – собратья по ВИЧу, сочувствующие им. Вокруг – мир здоровых людей, отмеченный печатью зла: бабушка, тётя, родственники Арины. Читаешь, и, кажется: отмеченный свыше мальчик Лёва ходит между грязнокровок, невежественных, умственно отсталых людей. В глаза бросается стопроцентная правота, святость, гуманизм героя, его неспособность к ошибке, непогрешимость в вопросах морального характера.

При этом специфичности заболевания главного героя, а значит и особости стоящих перед ним проблем, в тексте и не ощущаешь. Убери три волшебные буквы, зачаровавшие членов жюри, и «Жизнь плюс» станет повестью на порядком заезженные подростковые темы – взаимоотношения с девушками и враждебным окружением, поиск жизненного пути.

Современность тексту Гептинг придаёт бессознательное следование распространённым стереотипам и установкам, заигрывание с читателем. Что ж можно и так, для победы все средства хороши. Но литература, как тут недавно глубокомысленно заметила Урсула Ле Гуин, не Олимпийские игры. Ценность литературе придаёт рефлексия над современностью, а не инстинктивное следование расхожим оценкам и представлениям, прогрессивному моральному тренду и широте (а в действительности, поверхностности) взглядов.

Гептинг не хватает понимания, что жизнь сложна и противоречива, состоит не из актуальной повестки, а из еле заметного на первый взгляд мерного течения, рутинных отношений, «обыкновенных историй».

Но именно за поверхностность, пошлость и пустоту и премируют. В ней видят яркость и продолжение традиций.

Издатели же, судя по всему, пошли другим путём.

 

 

Дом, где живут и танцуют

 

Сборник повестей и рассказов Евгения Эдина «Дом, в котором могут жить лошади» не избавлен от недостатков. Эдин выглядит не слишком убедительно, всякий раз когда пытается изобразить что-нибудь этакое, с нравственной дидактикой, с призвуком больших смыслов. Как и Гептинг, ему недостаёт оригинальности мышления, чтобы сказать по-настоящему новое и значительное. В итоге получается нечто тривиальное, не раз уже слышанное: мы живём плюшевой жизнью, под собою не чуя страны («Плюшевая жизнь»). Но как только он переходит к юмористическим зарисовкам («Давай, Сэмо», «Родина») или картинам обыденного существования («Дом, в котором могут жить лошади», «Танцы»), сбрасывая с себя обязанности по поиску глобальных идей, читать его становится намного интереснее.

Валерия Пустовая пишет в своём предисловии к сборнику о музыкальности прозы Эдина. Но я, видимо, глух к музыке, потому что ставлю в заслугу Эдину как раз полное отсутствие там вальсов, мазурок или румб.

Эдин, скорее, близок к кинематографу, к сцене. Его повести – готовые сценарии к фильмам. Прочитал повесть «Дом, в котором могут жить лошади», будто кино посмотрел (или телеспектакль, как подсказывает жанровое определение, данное самим автором). Хороший фильм про жизнь, с проработанными характерами. Чётко выстроенный, без нагромождений из описаний, переживаний внутреннего свойства и прочей «воды», которую у нас любят подливать в тексты ради попадания в «большую литературу». Парень, девушка и отец парня, таинственный Сентябрёв, дублёр в кино и в жизни, нечто среднее между постаревшим Зиловым и Служкиным. На первый взгляд Сентябрёва оттёрли от вершин жизни серые люди. Но был ли у героя шанс по-настоящему проявить себя? Сентябрёв светит отражённым светом, он – медь звенящая.

О чём же повесть? Об обманчивости «ярких личностей», о сложности семейных отношений, об их истории в позднесоветскую и постсоветскую эпоху, о жизненном выборе, о споре «физиков» (прагматиков) и лириков, о поиске дома? Каждый найдёт здесь свою тему. Неопределённость в данном случае явление, скорее, положительное. Эдину удаётся преодолеть собственное авторское своеволие, развернуть перед читателем узнаваемую жизненную драму.

Другая повесть из сборника – «Танцы» лишь на первый взгляд очередная история об адюльтере. Речь здесь идёт о другом, о том, как бежит жизнь и сколь переменчивой она в итоге может оказаться. О том, как предсказуемо её течение и сколь неумолимы её законы. Снова он и она, вновь парный танец семейной жизни (а так хочется попробовать с другим партнёром), без выводов и проповедей. Случай, который может произойти с каждым.

 

 

Хроники самообмана

 

По пути отрезвления, восприятия жизни в её незамутнённом виде предлагает нам идти Вилли (Владимир Новиков) в повести «Индийская мышеловка». Не верьте исходной аннотации, разговор в ней идёт не только о мифах относительно загадочной Индии. Это книга вообще о человеческой склонности к самообману. Индия, как лакмусовая бумажка, позволяет определить её степень: «В Индии полно людей, которые бегут от чего-то. Одни бегут от несчастья, другие от однообразья жизни, что тоже своего рода несчастье… Толстосумам материальные блага уже давно наскучили. Пресыщение! Им хочется хлебнуть дерьма, и они готовы за это платить».

Но разве не таковы человеческие установки всегда и везде, независимо от географии, истории и рода деятельности?

Текст повести входил пару лет назад в лонг-лист премии «Дебют», но книжное издание появилось только сейчас.

«Индийская мышеловка» – удачное сочетание повести и травелога. Поэтичность соседствует здесь с точностью и наблюдательностью. У нас мало кто так пишет. Поэтому порой начинаешь думать: а может и вправду перевод, и написал некий заграничный Вилли? Но главное, книге присуще чувство меры, которое не изменяет автору на протяжении всего текста – от первой страницы до последней. Минимум усилий – максимум результата. Простота, ясность, лаконичность. Хотите побывать в Индии, обыкновенной, а не туристической, парадной, не вставая с дивана, откройте книгу Вилли. Она лишена многих недостатков отечественной прозы последних лет: истеричности, глупости, изрекаемой с многозначительным видом, поверхностной мещанской философии. Автор благоразумно избегает больших тем и глубоких размышлений, позёрства. Вилли рассказывает и описывает, предоставляя читателю возможность погрузиться в атмосферу заграничного бытия индийских отшельников и сделать свои собственные выводы относительно прочитанного. Он не изрекает истин, он делится оценками и впечатлениями и искренне предупреждает: будь начеку, не дай себя надуть разговорами о высоких материях и священных традициях.

Привычный молодости разброс ощущений между самодостаточностью и одиночеством отображён в повести очень точно, правдоподобно, узнаваемо. Многие были такими же в двадцать лет. Вкус к свободе и в то же время какое-то неясное ощущение неполноты, странности собственного одиночества.

История молодого человека, затерявшегося где-то в Индии и осознавшего всю противоречивость своего положения анахорета, оказывается неожиданно затягивающей и привлекательной. И это несмотря на то, что книга не старается заигрывать с читателем, будоражить его нервы и воображение. Вместо этого «душевное очищение и лёгкость в груди» на двести страниц.

 

Сопоставив три этих книги, приходится говорить о вещах, казалось бы, очевидных. Подлинная литература существует не по законам гражданского активизма. Она не проповедь и не агитка, не лексикон прописных истин. Она не живёт по принципу «утром в газете, вечером в куплете». Смотрит глубже передовицы, поэтому и существует дольше неё. Не замыкается в узкой специфической проблематике. А если затрагивает её, то видит гораздо больше, чем открывается с первого взгляда. Литературу интересует быт, мерное течение жизни, а не только самое яркое. Она ищет большое в малом. В этом её современность и своевременность.

А пока мы в «индийской мышеловке». Нас соблазняют большими темами, новыми литературными богами. Дурят на каждом шагу, выдавая за современное и актуальное то, что вылеплено по старым стандартам. И выбор за читателем: заворожит ли его дешёвая яркая позолота или он предпочтёт неприметность, тусклую подлинность прозы сегодняшнего дня.

 

Сергей МОРОЗОВ

г. НОВОКУЗНЕЦК