Максим АНШУКОВ. МЫ НЕ ПОЁМ НА ПОТРЕБУ, или Почему на радио не берут хорошие песни

№ 2018 / 2, 19.01.2018, автор: Максим АНШУКОВ

Группу «Ключевая» вряд ли можно назвать звёздной. Широким массам она не известна. Однако у неё есть хорошая репутация в среде любителей поэтичного, романтического русского рока. В конце прошлого года «Ключевая» отметила своё двадцатилетие, умудрившись к этой дате даже выпустить виниловую ластинку. Появление время от времени песен коллектива в радиоэфире свидетельствует о серьёзном отношении к делу и об определённом профессиональном уровне. Мы решили побеседовать с лидером группы Максимом Аншуковым о том, каково это – столько лет заниматься рок-музыкой, не имея заметного коммерческого успеха.

– У вас очень красивое название – «Ключевая». А есть ли у группы концепция, творческое кредо, некая философия, стоящая за этим словом?

– Изначально, когда всё задумывается, это всегда какая-то философия, концепция. Но со временем это всё отлетает, видоизменяется.

На данный момент я даже не могу сказать что-то о концепции группы «Ключевая», так как мы постоянно находимся в движении, развиваемся и совершенствуемся. Группа – это живой организм, живая форма, которая с годами меняется; прибавляется опыт и мастерство. Когда всё создавалось, мы думали, что это будет ближе к театру (Максим закончил МГИК по специальности режиссёр. – Ред.), к какой-то таинственности, хотели увести группу в некую театральность (подобные элементы есть, например, у группы «Пикник»). В итоге это куда-то делось. Сейчас творчество группы – это светлая линия. Мы никогда не будем петь о тех вещах, которые не нравятся нам, не будем петь на потребу, так, как мы не чувствуем. В этом вопросе «Ключевая» всегда была свободной группой, мы всегда делали то, что хотели. Думаю, что благодаря этому мы и существуем.

Название появилось случайно, но я ему очень рад и по сей день, поскольку оно универсальное и очень гармонично перетекло из молодости группы в её зрелость.

– Группе исполнилось уже 20 лет. Не часто творческие коллективы и проекты существуют так долго. Поделись своими ощущениями, как менялась рок-среда на вашем уровне за это время? Как всё было в девяностые по сравнению с 2000-ми и 2010-ми? Что происходило с «чеховской волной» (Максим Аншуков родом из подмосковного города Чехова, известного своим уникальным рок-сообществом. – Ред.)?
– «Чеховская волна» – это сообщество друзей, которые сейчас активно выступают. Это и Максим Гавриленко, и Александр Логунов. Изначально там были мы втроём, плюс ещё какие-то ребята, Пётр Каминский (автор музыки песни «Помнишь, нас учили быть птицами», неофициального гимна “чеховской волны”. – Ред.). «Чеховская волна» зарождалась по квартирам, по дачным студиям, где мы записывали первые альбомы. Для меня до сих пор загадка, как это делал Саша Логунов, как он с дорожки на дорожку использовал два магнитофона. Так умудрялись записывать альбомы. Потом каждый пошёл своим путём, Максим Гавриленко ушёл в гусельную тему, он выступает со своей прекрасной группой «Ладони», сольно выступает, да ещё и самостоятельно делает гусли. Саша Логунов – поэт, уже со своими книгами (его первая книга «Ковчег» недавно вышла в издательстве «Литературная Россия»). Слава Богу, что никто не потерялся. Лёша Вдовин активно выступает со своими группами, Серёжа Дмитриев с группой «Берлога», Василий Гринчук, наш старший товарищ с Дальнего Востока, настоящий автор и исполнитель, бард в хорошем смысле этого слова.

– А есть ли у вас у всех, «чеховцев», творческое родство? Или ваше объединение произошло просто по территориальному признаку? Есть ли что-то общее в  мировоззрении, в подходе к музыке?

– Конечно, у нас общий корень с ребятами. Юношами мы вместе мужали, показывали друг другу свои первые песни, радовались успехам. Всё это было празднично, ответственно, все собирались, приносили с собой листочки, гитара шла по кругу. Всё это было наполнено светящимся будущим. Мне очень нравится сейчас осознавать то, что никто из нас в этой жизни не потерялся, каждый нашёл себя в творчестве.
К музыке подход у нас, конечно, разный. У каждого свой путь, свои методы, но серьёзно наша аудитория не разделяется. Исходя из этого, мы каждый год проводим общее мероприятие, оно называется «Чеховский зимник». Как правило, оно проходит в феврале, когда мы этой тёплой компанией неизменно собираемся в городе Чехове. В этом году тоже соберёмся. Сейчас решаем, где, когда и как это будет.

Что касается «Ключевой» и её зарождения, а это конец 90-х, на мой взгляд, с тех пор очень поменялась клубная среда. Раньше народ в клубы очень активно ходил, это было единственным местом для думающего человека, кроме библиотек и театров. Помимо классических мероприятий хотелось сходить и на рок-концерт. А куда? Ну, в клуб. И вот в эти клубы, в «16 тонн», который существует и по сей день, в «Бункер», где мы презентовали свой первый альбом, и во множество других люди ходили, люди слушали. Сейчас тоже ходят, ничего не могу сказать, но тогда больше и внимательнее слушали. С появлением интернета и мобильных телефонов люди стали в них очень много торчать. Торчат в них и на концертах, не могут отвлечься. И ещё один очень важный момент: групп было меньше, чем сейчас, стояли большие очереди на выступления. Тогда группам нашего эшелона предоставляли одинаковые и определённые условия, сейчас можно путём тех же социальных сетей и умных людей собрать аудиторию, не выходя из дома. Тогда надо было идти клеить наружную рекламу, раздавать флаеры, класть их в музыкальных магазинах, ходить на обязательные фестивали и распространять свою продукцию. Сейчас это всё ушло в интернет…

– Как бы ты мог описать свой творческий путь? Какие песни были прорывными? Ощущаешь ли ты свой рост как поэта, автора песен?

– Первое зерно, первый позыв произошёл после смерти Виктора Цоя, в 90-м году. Я тогда не умел играть на гитаре, никогда не думал связывать себя с какой-либо творческой деятельностью. Первую песню памяти Виктора написал даже без гитары – просто в голове. Потом уже были первые группы в подмосковном Чехове…Из того периода как раз песня «Шукшинка», которую сейчас мы исполняем на каждом концерте, и песня на стихи Дмитрия Растаева «Помнишь, нас учили быть птицами». «Ключевая» случилась позже и уже в Москве, в 1997 году. До этого играл на гитаре в группе «Игрушка из Египта».

Отвечу честно – я не ощущаю себя поэтом и никогда не ощущал. Поэзия – отчасти наука, ей серьёзно учатся. Я относил себя, скорее, к песенникам. То есть я человек, кладущий на музыкальную основу определённый текст. Хорошо, если он образен, и совершенно прекрасно, если это нравится слушателю. Песня – это отдельный жанр. В ней может быть немного слов, но это будет брать за душу нисколько не меньше, чем хорошее стихотворение.

– Как много из написанных песен доходят до слушателя? Пишешь ли ты в стол? Часто редактируешь написанный материал?

– До слушателя доходит, наверное, процентов 50. Это хороший показатель. Конечно, что-то уходит в стол, есть песни даже утерянные. С годами я научился проще относиться к этому. Если хотите, это даже определённое упражнение – разбередить себя, а потом понять, что что-то погасло. Надо найти в себе силы остановиться. Это определённая духовная работа, требующая мужества. Как правило, я редактирую текст, но это происходит сразу после написания или в ближайшие дни, после отслушивания черновика. Пишу по принципу: написал, показал самым близким, записал на диктофон, походил пару дней, послушал. Если отклик и отзыв пошёл, готов показывать. В группе при этом жёсткий отсев, и вот тут процент уже меньше. 15–20% написанных песен попадает в программу «Ключевой». Остальное идёт в сольное акустическое творчество.

– Ты упомянул Виктора Цоя и его «Кино». Надо сказать, что немногие группы, имеющие собственное состоявшееся творчество, готовят и играют на сцене целые программы песен Цоя, как это делает «Ключевая». С чем это связано? Считаете ли вы себя наследниками группы «Кино» в русском роке?

– Мы делали это от чистого сердца, от внутреннего позыва, просто отдавая дань нашей любимой группе. Делали с разрешения фонда Виктора Цоя, собирая средства на памятник Виктору в Петербурге. Здесь важно отметить, что мы никогда не пытались спародировать группу «Кино», пародистов и без нас хватает. Нам было важно собрать всех неравнодушных к этому творчеству и вместе о нём вспомнить. Делали мы это единично и точечно, как-то «выезжать» на этом не было и не будет в наших планах.

– Одна из самых известных ваших песен, о которой ты упоминал выше – «Шукшинка», посвящена, что очевидно из названия, Василию Макаровичу Шукшину. Почему именно ему? Творчество Шукшина имеет для тебя какое-то особое значение?

– Да, ещё в период учёбы в театральном институте я на экзамене читал Шукшина. Меня всегда неимоверно привлекала его пронзительность, простота слова. Причём Шукшин привлекал меня не только как писатель, но всегда был близок мне и как режиссёр: его фильмы, с одной стороны, очень просты, но, с другой стороны, заложенный в них драматизм имеет невероятный градус кипения. Они не могут оставить тебя равнодушным, особенно если ты корнями в этой земле.  Неслучайно Эрнст Неизвестный всегда выделял Шукшина как истинно русское лицо. Но он ещё и удивительный актёр. Мы все росли на его фильмах, начиная от «Два Фёдора», заканчивая «Они сражались за Родину». Из этого всего и родились те два куплета с распевами, которые именуются песней«Шукшинка». За то, что песня достаточно широко разошлась и имеет свою аудиторию, надо сказать отдельное спасибо Дмитрию Ревякину из «Калинова Моста», с которым мы дуэтом исполнили эту песню для радиоэфира. 

– Часто ли вы участвуете в рок-фестивалях и какой считаете самым лучшим?

– Фестивалей было очень много. Конечно, запоминаются яркие, хорошо сделанные фестивали, их было немало. Из последних могу выделить «Воздух Карелии», «Вишня» и «Время колокольчиков» в Череповце, приуроченный ко дню рождения Александра Башлачёва.

– Башлачёв и Цой умерли молодыми. Ты начинал в том же возрасте, но сейчас уже годами перерос своих кумиров. Чувствуешь ли ты себя мудрее их? 

– Понимаете, они для меня как некая основа, духовный стержень. Башлачёв – это слово, динамика, а «Кино» – навсегда эталон доходчивого языка, понятного каждому, плюс красивая мелодика и пульсация. «Кино» – это чувство стиля. Ещё я представляю, что это два океана – Цой и Башлачёв. Они ушли очень рано, оставив после себя неиссякаемые глубины, и ещё не одно поколение будет желать посидеть рядом, послушать, помолчать, принять для себя важные решения. Это выше всех лайков и репостов.

– Ходит слух, что в своё время на радио не взяли вашу песню «Мирра», очень выразительную и прекрасно записанную. И это несмотря на то, что носил её на «Наше радио» не кто-нибудь, а легенда русского рока Дмитрий Ревякин. С чем связан отказ в ротации?

 

– Я не знаю, с чем это связано. Честно говоря, я был немножко удивлён, когда её не взяли. На мой взгляд, произведение получилось. И уж если лично такая глыба рок-музыки несёт на радио песню и ничего с ней не происходит, то значит FM-у песня чем-то колется. Она как ёжик для них в каких-то местах. Нам было указано на определённые моменты в песне, которые можно понять неоднозначно. Я не ругаю, они делают свою работу и прекрасно понимают, что им подходит, а что нет. Наше дело – создавать всё искренне и честно. Иного пути нет. Возьмут – спасибо. Не возьмут – у песни всё равно есть свой слушатель. Мы сами эту песню очень любим. Она искренняя и честная, нам за неё не стыдно. (Надо сказать, что с песней «Мирра» связана ещё одна странная история. Однажды Максима Аншукова сняли с поезда пограничники, запретив ему въезд на территорию Украины. Официально это никак не объяснялось, но чуть позже удалось в частном порядке выяснить от одной из украинских пограничниц, что Максиму вменили в вину именно песню «Мирра». Что они нашли в этой сугубо антивоенной песне, не имеющей даже прямого отношения к Украине, не понятно. Ещё больше удивляет, что специальные службы «незалежной» отслеживают даже таких нейтральных исполнителей не первой, так сказать, медийной величины. Но факт остаётся фактом. Сам Максим категорически отказался публично на эту тему распространяться и отвечать на наш вопрос по поводу этой ситуации, сославшись, что не хочет «пиариться» на политике. – Ред.)

– И всё-таки, удаётся ли группе при помощи концертов зарабатывать на жизнь? И если нет, то насколько получается совмещать работу и творчество?

– Были разные времена. Чаще всего я где-то работал помимо концертной деятельности. Спектр очень широк – начиная от дворника, сторожа, продавца мобильных телефонов и до варки пасты для мытья колёс московского метрополитена. Мне всегда удавалось совмещать работу и творчество, а иногда бывает, что и сама работа творческая – тогда вообще хорошо.

Беседовали

Ксения КУПРЮХИНА
и Евгений БОГАЧКОВ