ПАМЯТИ ЗАГУБЛЕННЫХ

№ 2018 / 14, 13.04.2018, автор: Сергей ЯКОВЛЕВ

Жизнь смертельно несправедлива. Кто-нибудь подсчитывал, сколько Пушкиных сгинули в малолетстве в рабочих трущобах, какое количество Достоевских сгноили в тюрьме, сколько юных Цветаевых повесились, так и не дождавшись первой публикации?..

Со мной в Литературном институте учился гениальный драматург из провинции. Я занимался в другом семинаре, на прозе у Андрея Битова, но мы все знали того студента и зачитывались его пьесами. Это были «мещанские драмы» позднесоветской поры, пронзительно живые трагикомедии, нагруженные каким-то запредельным философским смыслом. Каждые полгода (а мы были заочниками, встречались дважды в году) он привозил новую пьесу. Я про себя числил его преемником Вампилова.

Ему не очень повезло с творческим руководителем: это был Пименов, тогдашний ректор Литинститута, неповоротливый, толстокожий и равнодушный советский бонза. Талант нашего друга достал и его, Пименов относился к нему по-отечески покровительственно, хотя и с опаской, а большее, что мог сделать – это выпустить из института с дипломом. И осчастливленный драматург, к тому времени преодолевший возраст Христа и не имевший ни одной публикации или поставленной пьесы, отправился к себе домой, в бедную квартирку на окраине Белгорода, и продолжил кормить семью старым способом – работой зоотехника в совхозе.

Московские встречи, «высокое» литературное общение и связанные с этим миражи ушли в прошлое. Но он не бросил дело, напротив – стал параллельно писать ещё и яркую прозу. Кое-что появилось в региональных изданиях. В перестройку несколько рассказов попали в руки к знаменитому Игорю Виноградову, только что возвращённому Залыгиным в «Новый мир»; публикация уже готовилась к печати, но Виноградов внезапно покинул журнал, и «проект» заглох. Пару лет спустя я напечатал небольшую пьесу в своём «Страннике». Между тем драматурга заметил белгородский драмтеатр; социально-философские драмы провинциальное начальство не устраивали, но там решили распорядиться талантом по-своему – заказали ему патриотическую пьесу к какому-то юбилею. Союз писателей России соблаговолил, наконец, принять его в свой сонм «бессмертных»…

Он тяжело болел (эмфизема лёгких), а в эти годы ещё и одолевала жестокая депрессия. Но до последнего дня писал и на что-то надеялся, продолжая зарабатывать на жизнь спариванием быков с коровами. В мутные 90-е даже требовал от меня новых сюжетов: мол, Пушкин же подсказывал Гоголю?.. В моём архиве лежит рукопись его последней большой комедии под названием «Общество бездельников». Ушёл обидно рано.

На всякий случай: звали его Мантров, Николай Тимофеевич. Иногда такие таланты вдруг посмертно всплывают, озаряются новым светом, для многих становятся важными. Обычно когда рядом с талантом оказывается сильный, пробивной, влиятельный человек. И другим людям даже начинает казаться странным, что кто-то мог об этом не знать, этого не читать, они уже готовы смотреть на «непосвящённого» свысока…

Порой я думаю: если бы издать сейчас томик Николая Мантрова – три-четыре его пьесы, с десяток рассказов, – многие бы открыли рты от изумления. Пищи для размышлений и разговоров в литературных кругах хватило бы на несколько лет. И – как знать! – осуществилось бы моё давнее тайное предчувствие…

Но всё это, конечно, фантазии. Талант Мантрова был загублен на корню, ему просто не дали по-настоящему развиться. А если бы и дали – что нынче значит какая-то книжка, кто её прочтёт? Недавно ушедший из жизни Владимир Леонович, крупнейший русский поэт последнего полустолетия, смиренно рассчитывал, что найдёт своих читателей (или читатели его обретут) лет этак через 50, не раньше. Кто знает, найдёт ли? Но у него есть хотя бы несколько вышедших сборников и несколько сотен людей, которые уже не мыслят жизни без его стихов. Люди эти в большинстве своёем, на беду, самые простые, не принадлежащие к литературному «бомонду», часто из глухой провинции. А впрочем, не «на беду»: для них-то Леонович и старался, именно о такой славе и мечтал. Хотя маловато это, конечно, – сотни на всю большую Россию с окрестностями…

А мы в художественно-казённом дискурсе пока обходимся, слава всевышнему, без неожиданностей и самобытных явлений. Стабильные обоймы авторов, предсказуемые премии… Всё чинно, бразды и статусы передаются по наследству, в крайнем случае – по страсти-симпатии. Куча конкурирующих «творческих» союзов, свобода самовыражения, разнообразие форм и стилей – невиданные!

Только вот, при этом видимом разнообразии, всё как-то монотонно, безлико и безнадёжно. Словно загнали нас в тёмную трубу-тоннель и пустили бежать наперегонки, а что там на белом свете, на всех четырёх его сторонах, – о том знать заказано.

 

Сергей ЯКОВЛЕВ