ЗРЕЛОЕ ОТКРЫТИЕ РОДИНЫ И СЕБЯ

Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2018 / 15, 20.04.2018, автор: Виктор ШИБАНОВ (г. Ижевск)

Первая моя встреча с Владимиром Николаевичем Соколовым состоялась ровно тридцать лет назад, в дни его шестидесятилетия. Он сразу же сказал: «Вы обязательно спросите о моей первой жене. Она покончила жизнь самоубийством. Это очень больная для меня тема, и об этом лучше не говорить».

Он подарил свой двухтомник, специально держал для меня к возвращению из армии, и дал приглашение в ЦДЛ на свой юбилейный вечер. Я полагал, что увижу цвет столичной литературной элиты и даже побаивался идти туда. Но вечер оказался более чем скромным. Через два года поэт объяснил (специально приезжал к нему для чтения спорных глав своей диссертации), почему литературное начальство его не особо жалует: в столичной журнальной борьбе он сознательно отвернулся от обеих сторон, в этом-то и дело. А о трагической судьбе первой жены подробно рассказала уже его сестра Марина Соколова в статье «Жизнь между строк, или Любовь к Болгарии», каким образом Хенриэтта (Буба) завела роман с Ярославом Смеляковым, как самого В.Соколова едва не лишили писательского членства и едва не посадили в психиатрическую лечебницу. Всё это в интернете.

Один из главных вопросов, волновавших моих коллег: каким образом я «вышел» на Владимира Соколова? Никто не препятствовал изучать удмуртских поэтов, например, Флора Васильева. Ответ, видимо, в том, что каждая литература ищет в других то, что близко ей по духу, но ещё не выражено в словах и просится в свет. Трактовка образа малой родины (и «тихой лирики» в целом) в нашем регионе была какой-то однобокой, деревенской, что ли, а в поэзии Соколова я нашёл для себя то, чего так жаждал. Удмуртская литература начинала осваивать тему города, интеллигенция понимала, что без глубокого осмысления урбанизированного мира развивать культуру будет чрезвычайно сложно. В этом плане В.Соколов открывал нам широкий простор для творческого диалога. Кроме того, поэт показывал, что гражданственность и социальная направленность должны проявляться в лирике не обязательно подчёркнуто, что «существует еще много форм, плохо изученных критиками, лирической гражданственности» (Соколов В. Сила слова – это сила духа // Вопросы литературы. 1983. № 8. С. 181). Наконец, очень важны были для меня те приёмы поэтики, которые использовал русский поэт при изображении психологии лирического «я», в умении схватывать мгновение в её неповторимости. Позже я узнал, что наша поэтесса Татьяна Чернова ценит в Соколове почти то же самое (она участвовала в одном из всероссийских семинаров, руководителем секции был Владимир Николаевич).

В середине 1980-х годов самым привлекательным стихотворением В. Соколова для меня был «Паровик. Гудок его глухой…» Но об этом чуть позже. Как поэт, я исхожу из того, что в творчестве любого поэта выделяется «ядро», около сорока стихотворений (сакральное число). Изучив многочисленные статьи и работы о В. Соколове (в моём списке литературы того времени 144 наименования), я по самым обсуждаемым произведениям составил список «самых соколовских» стихов. Если, например, стихотворение «Можно жить и в придуманном мире…» в свое время заинтересовало Ал. Михайлова, И. Волгина, И. Гринберга, Д. Старикова, Л. Лавлинского и др., не обратить внимания на него я уже не мог. Но стихотворение «Паровик. Гудок его глухой…» в это «ядро» не входило.

 

…Мост был выгнут через полотно.

Кто-то шёл по этому мосту.

Шёл незримо в клубах дыма, но

Сбоку луч вонзился в темноту.

 

Поэт создаёт удивительную реалистическую картину: по мосту в темноте идёт человек, снизу в клубах дыма движется паровик, навстречу выходит электричка.

 

И на дым летучий, на ничто

Пала человеческая тень.

Тень людская: кепка и пальто.

Дым качнулся, свет умчался в темь…

 

Эта тень возникает на пару секунд и исчезает, но в данное мгновение как бы открывается дверь в иной мир, что суждено увидеть и понять не многим. «И не знал об этом ничего / Тот, мостом прошедший человек». Так поэтически воссоздана эпоха надвигающейся НТР и определено места человека в том мире.

Уже раннюю поэзию В. Соколова можно определить как психологическую. В традиционной триаде «человек – общество – природа» его привлекает внутренний мир личности. Лирик открывает новые грани человеческого «я», он стремится приблизиться к добру, ибо в этом видит смысл своего существования и совершенствования. Но психологическое немыслимо без глубинного осознания проблем «человек – общество» (социальной) и «человек – природа» (натурфилософской).

С 1962 по 1965 В. Соколов пишет такие замечательные стихи, как «Звезда полей», «Хотел бы я долгие годы…», «У верховья Волги», «Ростов Великий» и др. Озеро Селигер, расположенное в верховьях Волги, города Лихославль, Осташков, Тверь, родная река Тверца – все эти реалии образуют центр «малой родины». С лёгкой руки В. Кожинова данный период творчества поэта большинство критиков стало называть «вторым, зрелым открытием Родины». В нашей беседе Владимир Николаевич сказал, что это не совсем верно и поправил: «открытие Родины и себя». Перед нами стихи, аналитическим инструментарием которых не постичь. Так, Ал. Михайлов обращается к началу стихотворения «Хотел бы я долгие годы…»:

 

Хотел бы я долгие годы

На родине милой прожить,

Любить её светлые воды

И тёмные воды любить, –

 

и пишет: «В этих строках нет ни ярких метафор или сравнений, ни эффектной поэтической символики, ни лексических украшений, но простые обыденные слова находятся друг с другом в такой естественной связи и так расставлены, что иных сочетаний и иного расположения и представить нельзя. В этом и состоит магия искусства». В связи с этим вспоминается другое соколовское: «Нет никакой у нас родины / Если в душе её нет» («Вздорный дед»).

Лирика В. Соколова учит, каким образом лирик может закреплять неповторимые мгновения во всей прелести их порыва, в их движении. В зачине многих стихотворений создаётся статическое состояние, которому предстоит быть взорванным. Важен не результат переживания, а его переходный момент. Нередко появляются глаголы преодоления препятствий, слова «граница», «межа», «поворот». Перейти внутреннюю границу – это не экзистенциалистский вопрос жизни и смерти. Чувство, следующее из предыдущего, должно приходить к жизни, не производя насилия над собою:

 

Перебарывать этого чувства не надо

Ради следующего за ним.

(«Перестал восхищаться чужими стихами…»)

 

В построении лирического стихотворения у В. Соколова преобладает схема: смятение души – выход или поиск выхода. Композицию текстов можно метафорически представить в виде «падающих башен», зафиксированных автором в один из моментов ярко выраженного отклонения.

«Хочу понять, и угадать, / Неуловимое поймать…» – поставил перед собой задачу В. Соколов ещё в 1960-м году в лирической поэме «Смена дней». В стихах поэта часто встречаются слова «миг», «мгновение» и производные от них. Другой способ запечатлеть ускользающее чувство и трудно уловимые переходы – специфичность цветовой палитры, на что обратили внимание многие критики (Д. Чернис, Л. Аннинский, В. Славецкий и др.). У В. Соколова краски могут смешиваться, подразумеваться, наслаиваться одни на другие, восприниматься сквозь сумрак, дождь, туман и т. п. В неопределённости, переливе цветов – переходное состояние и чувство героя, предощущение чего-либо важного. Читатель должен сам собрать воедино названные цветовые образы:

 

Сквозь туман просвечивает зелень…

(«Все чернила вышли, вся бумага…)

 

Дерево к ночи синеет…

(В дни, когда рано темнеет…)

 

Листья даже зеленей,

Когда их нет ещё на ней.

(«Весной»)

 

Синий, жёлтый, белый, тающий

Снег осеннего прилета.

(«Встреча»)

 

По поводу последнего примера. Эпитеты «синий», «жёлтый», «белый» показывают, видимо, цветовой фон, на котором падает снег, если встать на то место, откуда смотрит герой: синий – окраска ворот (?), жёлтый – цвет шубки любимой (?), белый – поверхность земли (?). Важны не сами реальные предметы, а световые впечатления. Вспоминаются другие стихи Соколова: «И сыплют светофоры / Свой разноцветный снег». Каждый ранее проявившийся фон бросает блик на новое своё проявление, обогащая его. Явление, близкое к построению музыкального произведения, в котором, как правило, происходит модификация облика первой фазы в свете последующей фазы и так далее.

Итак, мгновение наиболее глубоко отражает внутренний мир героя. Короткий промежуток времени – это та точка, где пересекается эстетическая цель с нравственной: «Мгновенье это сохранить / Старается душа живая» («Здесь хочется писать стихи…»). Эстетическая и этическая программа В. Соколова, таким образом, органически вытекает из поэтики запечатления мгновений и так или иначе связывается с импрессионизмом.

Так мы вплотную подходим к вопросу, каким же образом связаны друг с другом импрессионистичность и гражданственность. Ряд критиков при жизни Соколова считали, будто импрессионистичность есть отказ от решения социальных проблем (А. Наумов, Л. Аннинский). Признавая талант поэта, оригинальность взгляда на мир, они отказывали ему в самобытности, как только начиналась речь о духовно-нравственных ценностях. «Скорее, это передвижение на крыльях вдохновенья, способного … выбирать для посадок места только удобные и приятные для глаза». (Наумов А. Волга. 1983. № 3. С. 104) или «Здесь грань, за которой сила соколовской лирики переходит в слабость: её свет плохо освещает окрестности. Нет вкуса к истории мира» (Лавлинский Л. Литературное обозрение. 1980. № 5. С. 44).

Не трудно убедиться, что у В. Соколова в соотношении «фиксация мгновения – изображение внутреннего мира героя» диалектическая связь не нарушена. Первое подразумевает второе и наоборот. Фиксация мгновения, или импрессионистичность, выступает как психологический фактор; изображение внутреннего мира героя неизбежно связано с нравственно-философской позицией автора, с его социальной активностью, гражданственностью. Поиск неведомой краски в стихотворении «Художнику» – это мучительный процесс нравственного поиска, здесь поэт раскрывает неразрывную связь интимного и гражданского в изобразительном искусстве и поэзии.

В заключение хочу сказать следующее. Я не стараюсь навязать своё мнение читателю. Важно лишь то, каким увидел Владимира Соколова представитель одной из литератур России (в данном случае удмуртской) и какие аспекты его лирики показались особо привлекательными в 1980-е годы и до сих пор считаются им значимыми.

 

г. ИЖЕВСК,

Удмуртия