Владимир ГУРЕЕВ. МЕЧТА ПОКОЛЕНИЯ

№ 2006 / 40, 23.02.2015

Современный рассказ-утопия

– У меня задача ведь не зацепиться. Зачем? Чтобы было как прежде? Мне надоело. Нужно что-то главное. Главное. Надо место своё в жизни искать. Понимаешь?

Жена понимающе кивнула. Она и вправду понимала Андрея. По вечерам, после работы они часто засиживались на кухне допоздна. Им всегда было о чём поговорить. Насте нравилось, что Андрей без утайки делится с ней всеми радостями и печалями. И то, что она сама может рассказать мужу о себе всё, ей тоже очень нравилось. Разговор и сейчас проходил на кухне.

Но к чему такой пафос? Место какое-то в жизни… Если всё надоело, так и скажи, чего усложнять-то?

mechta pokolenya

Раньше муж говорил попроще. Сколько Настя знала Андрея, вся его работа складывалась на телевидении. И складывалась успешно. Он работал журналистом на известном телеканале. Были и карьерные взлёты, было любимое дело. Зарплата всегда приличная, выше среднего. Казалось бы, куда уж лучше? Но неделю назад Андрей взял и написал заявление. Дорабатывает до конца месяца – и всё.

– Тридцать пять лет. Страшно подумать, а свой путь ещё не нашёл. Не моё тут всё. – Андрей говорил неожиданно спокойно, без надрыва. – Тянешься-тянешься, тыщи зарабатываешь. А зачем? Всё как в песок. Пройдёт время, поймём, что всё пустое. Не нужно нам всё это было.

О Москве и о своей жизни в этом городе они говорили не раз. В последний год особенно часто. Настя давно замечала, что муж тяготится всем, происходящим вокруг. Вроде, как и раньше, убегает на работу бодрым и счастливым, возвращается довольным и усталым. Как и раньше, всё у него на работе ладится.

Но зимой по вечерам он увлечённо рассказывал Насте о Чукотке, о том, что оттуда к нам приходит солнце, что есть возможность туда поехать работать. Весной они всей семьёй ездили на машине в Белгородскую область, где жил старый друг Андрея. Вроде, в гости, а вышло – как на разведку: узнавали, сколько стоит снимать жильё, какие в райцентре есть работы, есть ли места в детском саду. По всему видно, что и сейчас разговор клонился к переезду.

По обыкновению, Настя разогрела ужин, пока Андрей был ещё в пути. Возвращаясь с работы, он всегда звонил, спрашивал, что купить домой, и Настя откладывала все дела, чтобы встретить мужа как следует.

Она сама завела в доме этот ритуал. Заскрипел в замке ключ – а на стол уже выплывали из микроволновки готовые вкусные блюда. Дети с визгом мчались к отцу на порог, толкаясь и отпихивая друг друга, со всех сил жали ему руки, лезли расшнуровывать ботинки или засовывали носы в магазинные пакеты с покупками. Настя выходила из кухни с молчаливой загадочной улыбкой и целовала Андрея.

По этой её улыбке Андрей всегда знал, каким был для неё прошедший день. Каким бы ни был, Настя Андрею улыбалась всегда. И всё-таки муж безошибочно угадывал её настроение и самочувствие. Когда с кухни долетали запахи, он уже знал, что именно за вкуснятина его там ждёт и в чём именно надо сегодня помогать жене по хозяйству. Он любил расставлять в холодильнике новые продукты, мыть после ужина посуду и валяться с детьми на диване.

Разгадать Андреево настроение для Насти тоже особого труда не составляло. Сегодня Андрей вернулся много позже обычного, ворчливый и хмурый. Дети, не дождавшись отца, уже спали в две головы на его подушке. Помыв руки, Андрей принялся их тихонько и бережно разносить по своим кроваткам, да и сам выразил желание завалиться спать без ужина.

– Ну, вот ещё! Я готовила, я старалась. Сегодня у нас драники со сметаной. А ну, марш на кухню, рассказывай, что у тебя нового. Живо! – Настя (руки в боки) стояла в дверном проёме в джинсах и кофточке, в какой утром уходила на работу.

«Видно, ещё не переодевалась, как пришла, – подумал Андрей, – Значит, день у неё выдался хлопотным, набегалась».

В доме было прохладно. Август ещё не кончился, а уже вовсю тянуло осенью.

Примерно в эти же дни шесть лет назад Настя приехала в Москву к Андрею. Они познакомились весной, когда Андрей был в её городе в командировке: молодой, красивый, озорной, да ещё журналист из столицы! Только было в нём какое-то отличие от всех других озорных и красивых. Как бы ни шиковал, а видно, что скромный, не клеится, а ухаживает. Это было странно и непривычно.

Однажды Андрей прочитал Насте свои стихи, добрые и честные. Конечно, о любви. А через пару дней Настя нашла в почтовом ящике открытку с надписью: «В чистом небе солнышко радует синичек. Я засохну, милая, без твоих ресничек».

Андрей уехал – и всё в её жизни перевернулось. В том же месяце Настя развелась с никогда нелюбимым мужем и переехала к матери. Глотком жизни остались редкие, ничего не обещающие, но такие долгожданные звонки Андрея.

И вдруг, уже летом, Андрей вновь приехал. Но на этот раз не в командировку, а за Настей: он тоже расстался со своей женой.

Собрались в один день. Переехали в Москву, зажили вместе. Мама, провожая Настю на вокзале, плакала. А Настя почему-то ничего не боялась. Ни того, что жить придётся на съёмных квартирах: свою Андрей оставил бывшей семье. Ни того, что муж неизбежно снова и снова будет ездить в командировки – а вдруг он там другой стихи читать будет?

К счастью, пожалеть о своём выборе Насте не пришлось. За шесть лет они поменяли пять съемных квартир, перекрестили Москву и с севера на юг, и с запада на восток. Но были счастливы. Андрей всё реже уезжал из дома, а в итоге и вовсе отказался от командировок, всё свободное время проводил с ней. В первый же год родился сын. А следом Настя не побоялась родить и второго.

Теперь они всегда ездили вместе. По нескольку раз в году муж брал маленький отпуск, и они с малыми детьми катили куда-нибудь на своей машине за тысячи километров. Посетили всю родню, показались-познакомились. На море искали дикое место, ставили палатку и жили на безлюдном пляже робинзонами. Ездили в гости к Андреевым друзьям, живущим в далёких городах, с кем он когда-то служил в армии или учился в школе. Муж хотел ввести Настю в круг тех людей, которые знали, каким он был до того, как её повстречал. И Насте казалось, что она знакома с Андреем всю жизнь.

Были у них и тяжёлые времена. Андрей был упрям и всегда делал только то, во что верил. А потому часто отказывался идти на компромисс, и уж если конфликтовал с начальством – шёл до конца. Однажды ему даже пришлось уволиться с хорошей и перспективной работы. На несколько месяцев семья осталась без копейки. Нечем было платить за квартиру, да и на еду порой не оставалось. Это было в самом начале их жизни, когда Настя была беременна первенцем. Ей нужен покой, забота и витамины, а тут…

И всё равно она была с Андреем счастлива. Трудности их только сближали.

Теперь Настя чувствовала, что жизнь снова начинает крениться, переворачиваться, куда-то проваливаться. Что будет дальше? Другую работу на телевидении муж искать не собирался.

– Жена, а ведь у нас всего два года на безрассудные поступки. Ваньке через два года в школу. А за ним и Степан. Потом уже не сдвинешься. Давай сейчас сорвёмся, уедем куда-нибудь и – всё с начала! – Андрей крепко обнял Настю. – Мне с тобой ничего не страшно. Была бы рядом…

– Сложилась у нас семья – что ещё надо? – продолжал через минуту Андрей, снова приблизившись к тарелке и заработав вилкой. – Какие нам нужны достижения? Я так думаю: уезжать надо. А здесь мы пропадём. Точно, пропадём. Себя растеряем, детей растеряем. Не наши будут дети – столичные. Что мы им оставим, когда подрастут? Съёмную квартиру?

Родители Андрея и Насти своим детям ничего не оставили. Не потому, что не позаботились, а потому, что страшный разлом страны их самих лишил всего. Бежали они от войны да от нужды – одни из Средней Азии, другие с Украины. Побросали там всё задаром, и живут теперь кто где, от своих детей далеко, старятся. Им самим помощь нужна.

– А этот твой… друг? Что сказал-то? Даст работу?

– Эх… друг… Он миллионер. Подумаешь, учились вместе! Даже знакомы толком не были. Да и лет столько прошло. Он-то и думает, чем мне помочь, да не знает. Ему не кризис мой нужен, а успех. Ну, даже даст должность, денег дурных положит, лучше жить будем, зашикуем. А как же путь-то в жизни? Что он, за меня его найдёт, что ли? Я сам должен.

– Так ведь в долгах же мы, Андрейка! Нам сейчас не хватает, а дальше как? – Настя в отчаянии открыла холодильник, поставила на стол початую ещё вчера бутылку водки. – Наливай, раз такой разговор у нас!.. Я на работу устроилась, зарплаты как раз на квартиру хватает. Думала, что быстрее расплатимся. Долги ведь с собой не увезёшь!

Это была правда. Два года назад взял Андрей кредит и купил поросший бурьяном пустырь. В хорошем месте, рядом с Москвой, задёшево, случай подвернулся. Стали там дом строить. Сперва маленький, чтобы летом как дача был. А до большого так дело и не дошло, выдохлись. Сказалось то, что жизнь свою в Москве они начинали с нуля. Один кредит, другой. Нет ни света в домике, ни забора вокруг участка, одни долги.

Зато домик получился на славу. Своими руками сложенный. Настя даже не думала, что её Андрей такой рукастый, всё у него получалось, за что ни брался. Как приедут на дачу, всё что-то пилит, колотит – и дача меняется! Со стороны посмотришь, и в голову не придёт, что это журналист-интеллигент так ладно топором машет.

За городом им нравилось. Днём вместе боролись с сорняками, Настя всё цветочки сажала да кустики. В первый год даже на картошку с капустой замахнулись. Потом остыли: мороки много, проще на базаре купить.

По вечерам неизменно жгли костры. И детям забава, и делу польза. Пылают поленья – Настя в кастрюле картошку варит вместе с яйцами. Потом вынимает яйца, картошка доваривается. Спадёт огонь, останутся уголья – мясо идёт на шампурах. Красота! Романтика.

Была у них и плитка газовая походная, с баллоном. Но это для обедов и завтраков, когда надо быстро. А чай лучше всего на костре получался – с дымком.

Соседи удивлялись: «Как вы так можете? Детей вам не жалко!»

А детям такая жизнь нравилась. Они бегали голышом и босиком, в дождь выбегали на улицу ловить капельки, вечером прыгали у костра, жгли веточки, дружили с соседскими детьми. Всё лето у них на даче был детский сад. Вся малышня с округи собиралась на их участке. И говорили: «А у нас такого нет». Родители вечером за уши их домой тянули: не хотели дети уходить от той вольной жизни, какой жили Андреевы дети.

– Ну, хорошо, даст он мне работу, нужен я ему, – продолжал рассуждать Андрей. – Но это же другой конец Москвы, два часа на дорогу. Мне этих двух часов жалко. Лучше я их вам отдам. Лучше спать буду или работать… Да и переезжать придётся. А это значит, и тебе с работы уходить, детям снова садик искать, на дачу ездить перестанем. А к чему всё это? Опять зацепиться, лишь бы в Москве? Я потому и на телевидении работу не ищу. Опять Москва… Давай за неё выпьем!

Выпили. Настя понимала, что мужу надо выговориться, больше он ни с кем наболевшим делиться не станет. А потому большей частью Настя молчала, и эти их вечерние беседы обычно принимали характер монолога.

Она бы и сама рада из Москвы. Да разве можно на это решиться, когда всё вроде хорошо. Родня как приедет, так на них не нарадуется: вот, мол, молодцы, покорили столицу! Она даже не представляла, что было нужно, чтобы уехать отсюда. Оказалось – пустяк. Муж захотел идти против течения: все сюда, а он отсюда.

– Я здесь не родился, ты тоже. Вот только дети… Но вспомни дачу, какие они москвичи? И не полюбят Москву по-настоящему. Так… как все. Остальные приезжие. Как мы. Все сюда стремятся, чего-то хотят. Но полюбить свой город у них на последнем месте. А любить нужно не столицу, а всю страну, людей любить нужно. Вот как мы: едешь день, два, а страна не кончается, и дети наши это уже понимают. Да и не все сюда хотят. Я лично сюда не хотел. Десять лет назад пригласили – позарился, приехал. А сейчас хочу обратно. Вот только не знаю, куда. Столько городов позади!

– Ну, а раньше ты что, не искал этот свой путь? Сам же говоришь, городов сколько позади. Да и в Москве уже вон, сколько работ поменял! – Настя знала, что ответит ей муж, но не молчать же, вправду! Тут, можно сказать, судьба решается, и, что важно, она чувствовала, что сейчас это решение зависит от неё.

Обычно Настина жизнь размеренно плыла в русле Андреевых решений, за ним в семье было последнее слово, за ним было всё. Но только тогда, когда Настя ему это позволяла. Сейчас она была на перепутье. Можно взбрыкнуть – и никуда они не поедут, найдёт Андрей другую работу, никуда не денется, всё останется по-старому…

– А поехали к моей маме, – неожиданно предложила Настя. – Жить там, правда, тоже негде. Однушка. Ну, ничего, потеснимся первое время, а потом найдём что-нибудь, съедем. Будем работать, меня в любой детский сад возьмут. Да ещё и в музыкальную школу пойду работать.

Именно такого поворота Андрей и ждал. Он понимал, что осваиваться на новом месте будет о-очень трудно. Тут нужна не просто попутчица-декабристка, а настоящий союзник, идейный. Только тогда шансы есть, иначе и начинать не стоит. Надо ли говорить, что в себя Андрей верил, и Настя в него тоже. Оставалось только, чтобы она свои собственные силы почувствовала. И такой момент, кажется, наступал.

Но вариант к тёще Андрею не понравился.

– Нет, там нас знают, родни много. Кто нас поймёт? Они бы с нами поменялись с удовольствием. Будут ходить, в уши дуть, что дураки, такое место бросили. В Москве деньги, в Москве жизнь… А нам другая жизнь нужна. Чтобы лес, чтобы воздух, чтобы без зависти. Кому это объяснить?

Андрей замолчал. Добавить было особенно нечего. Настя растерянно молчала. Её родной город, где она провела детство, остался за границей. Там сейчас русским делать нечего, туда не вернёшься. А к матери ей тоже не хотелось. Городок грязный, пыльный, чужой.

– К моей матери тоже нельзя. Точно также запилит, – продолжил Андрей. – Как она радовалась, когда я в Москву приехал, на телевидение. Плакать будет, скажет, неудачник.

Помолчали. Выпили за здоровье родителей. Тишину неожиданно прервала Настя:

– Может, ты и прав…

И опять замолчали. Настя уставилась в окно, за которым рябил миллион огней большого города. Андрей наливал и выпивал. Вечер превращался не то в пьянку, не то в праздник.

Настя встала, решительно отодвинула бутылку на дальний край стола, села, долго в тишине смотрела на мужа.

– Андрей. А ведь мы с тобой счастливее других! Кто может вот так взять и сорваться? Всех с Москвой что-то связывает: надежды, работа, жильё, перспективы. Все бегают по кругу, головы не подымают. Разве это свобода? Тут все одиноки, собак любят больше, чем людей. – Глаза Насти засверкали от накатившей влаги. Она говорила твёрдо, без сомнений, и чувствовалось, что если сейчас брызнут из её глаз слёзы, это не от горя.

– О таком, наверно, многие мечтают, да не могут. А мы с тобой можем! Я тоже с тобой ничего не боюсь. Продадим, если надо, машину, отдадим долги и уедем. Мест на земле много, прорвёмся. Хоть в город, хоть в деревню. А понравится, продадим и дачу, а там новый дом построим. Только настоящий, чтобы жить.

…Родителям написали длинные письма: всё хорошо, дети растут, никто не болеет, Андрею дали новую работу, переезжаем, адрес сообщим дополнительно.

…В деревне Малая Грибановка председатель принял приезжих настороженно, глазам своим не поверил. Прикатили на машине, с детьми, со скарбом, жить здесь собираются. А что делать-то умеют? Впереди зима. Сбегут отсюда, как пить дать сбегут! Сумасшедшие какие-то, прямо.

Однако махнул председатель рукой в сторону крепкой избы с заколоченными ставнями: расколачивай, живи, не жалко! Тут такого добра навалом.

Кроме Андрея с Настей молодых в деревне почти не было. Разве только на каникулы к кому-нибудь дети с внуками приезжали. И всё.

Зато была тихая красивая речка, лес с опушкой и соловьи.

Грибановку Андрей с Настей приметили ещё пару лет назад, когда ехали машиной на Чёрное море. Увидали дорогу к речке, свернули с трассы, на привал здесь остановились. Сосиски на гриле пожарили, в речке искупались, и дальше поехали. А на обратном пути палатку на том месте поставили, переночевали, у деревенских мяса да всяких овощей-фруктов домой накупили. Так и останавливались с тех пор возле деревни на отдых, перед последним рывком. До Москвы отсюда не спеша день пути.

Теперь они собирались здесь жить.

Работы, такой чтобы деньги платили, в деревне не было. В колхозе месяцами зарплаты не видели, а когда видели, так курам на смех. Андрей устроился в сезон на уборку.

В погожие дни Настя тоже выходила в поле, прямо с детьми. Не столько помочь, сколько детей выгулять по колхозным грядкам, да и самой прогуляться. Дети перемажутся все с ног до головы в земле да в листьях, и смеются.

Но и помощь от них была. Особенно когда яблоки зимние собирали. Пока мать с отцом по яблоням лазают, дети урожай сортируют: крупные, хорошие – в одну корзину, помельче, позеленей – в другую. Самые красивые – за пазуху. Придёт перекур, хрустят яблоками до оскомины. Так и запаслись кое-чем на зиму.

Хорошо, хоть дом ремонта особого не требовал. Прибрались, вымели пыль да паутину, что-то подлатали, что-то поправили, а в остальном крепкий был дом, ухоженный, тёплый. Его построили где-то в середине восьмидесятых, когда колхоз местный ещё в передовиках ходил. Сын тогда от отца отделился, зажил самостоятельно, семью завёл – вот и сладил себе отдельное жилище, по соседству с отцовым домом. А потом жена умерла в родах, муж запил, родители тоже померли.

Два года назад хозяин дома вдруг остепенился, пить бросил и уехал куда-то в город. Да там и сгинул. Разное говорили: что с плохими людьми связался, убили его; что снова запил, да замёрз в сугробе. А кто-то и про секту какую-то намекал. Да только отыскался откуда-то родственник, приехал в Грибановку, хотел дом продать. Но не купил его никто: кому он нужен здесь, в глуши. Так и остался дом стоять заколоченным.

Деревня на приезжих тоже посмотрела с подозрением, как и председатель. Ишь, городские выискались! Все в город, а они из города, да ещё из столицы. А сами, по всему видать, белоручки, к сельскому труду непривычные.

Оживилась деревня. Долго молодых на так-сяк песочили. Бывало, бабки на скамейках сидят, семечки щёлкают, о чём говорят? Ясно о чём. Вот краля какая, каблучки да юбочка, а галош, поди, и нет. И парень при ей, и деток маленьких аж двое. А может, выгнали их из-оттудова, из Москвы? В таком разе и нам они зачем? Парень-то кто? поглядеть ещё надо, вдруг из тюрьмы он, вот от позору и подались куда подальше, в деревню.

Чтобы повыведать правду, зачем городские приехали, старики даже в гости к ним с самогоном приходили. Выяснили – писатель. Про сельскую жизнь. Не поверили. А когда через месяц баба Архиповна из города газету принесла с Андреевым рассказом, всей деревней читали. Долго смеялись: себя узнали. И как на скамейках про них судачили, и как с самогоном да с расспросами в гости к ним ходили.

Андрей в район в первые же дни съездил, в газету местную зашёл. Коллеги приняли его хорошо. Не все из Москвы к ним заглядывают, а тут человек ещё и писать для них хочет. И то, что гонорары копеечные, его не смущает. Отвели ему колонку еженедельную для политических обзоров. Потом дали ещё и поэтическую рубрику. А там и рассказы из села публиковать начали.

Одним словом, зауважали новую семью в деревне, подарки понесли – кто огурчики солёные, кто грибочки. Тетя Таня, самая, пожалуй, молодая баба в деревне, взялась Андрею, Насте и детишкам свитера вязать. За ней и другие бабы следом тоже. Не в каждой деревне свой писатель есть! А писатель ей за то забор поправил, калитку починил, а то провисла, не открывалась полностью и не закрывалась. Муж тёти Танин обещал, правда, Андрею шею свернуть, чтоб бабу не переманивал, да она его самого, пьяницу, чуть не отдубасила.

И встала к Андрею очередь: кому крышу почини, кому забор залатай, кому дрова напили. Уж и до райцентра слава дошла: в Грибановке настоящий писатель соседям по хозяйству помогает.

Всё Андрей умел, никому не отказывал. И дети всегда с ним – гвозди держат, молоток подают, делу учатся. Старики с ними играют, забавляются, достают из сундуков своих чудные игрушки, ещё из своего, наверно, детства, позволяют корову сеном покормить или крольчат в руках подержать.

…Так пришла зима. Завалило деревню снегом, жизнь как вроде остановилась. На улице редко кого встретишь, все по домам сидят. А что ещё им зимой делать, когда старики одни кругом?

Приехала зимой к Андрею мать. Встретили её на вокзале морозным трескучим утром всей семьёй, на такси из города привезли.

Мать назвала деревню депрессивным местом. Прошла по Андреевому дому, по двору, как инспектор, а Настя её уже из кухни в форточку к столу зовёт:

– Анна Михайловна, давайте кушать! У нас сегодня пельмешки. Свои.

Села Анна Михайловна за стол, и говорит: «Зачем, сынок, ты из Москвы-то уехал? Тут воду из колодца таскать, ходить до ветру. Бросит тебя Настька и правильно сделает. Не деревенские вы!»

Отвёл Андрей мать в погреб:

– Смотри, мама, все полки полные, до самого лета хватит. А на чердаке ещё мясо лежит мороженое, полкоровы. Это я Колесовым осенью полы в доме перестилал, прогнили все, так они Стёпке на день рождения корову подарили. Насилу уговорил себе половину оставить. У нас в доме всё есть. Ты разве с отцом о такой жизни не мечтала?

Оказалось, мечтала. Да всё равно в деревне труд тяжёлый.

– Это верно, очень тяжёлый. Так зато нас здесь все знают. А уезжать будем, может, и плакать будут. А насчёт колодца – так скважина у нас. Летом, ещё с первых гонораров бурилку из города пригнал. На зиму только утеплил – и всё. Так что вода и всё остальное прямо в доме.

Про то, что в городе пришлось продать машину, Андрей умолчал.

– Ну а дети? – не сдавалась мать, – дети же здесь одичают. Кругом старичьё одно. А в школу куда?

– Через лес тропкой километра полтора. У меня в детстве, что, не помнишь, дальше было – и ничего. А сама как про своё детство рассказывала? Босиком ведь ходила…

Уезжала мать через две недели в смешанных чувствах. Вроде, и правильно дети живут, а всё равно чудно как-то. Не по-современному. И выучились в институтах, и в Москву попали. Чего им ещё надо?

После этого как прорвало: родня ехала одни за другими. Все деньги, что удавалось заработать, Андрей тратил на такси от станции в деревню да через пару-тройку дней обратно.

…Весной дед Тимофей Иванович подарил Андрею свой старенький 40-й Москвич.

– На, – говорит, протягивая Андрею латунный затёртый ключ, – мне уж ни к чему. Дети в городе, им на такой телеге ездить стыдно. Иномарка у них. А нас, может, в город когда свозишь на базар, да и гостей будет на чем встречать. А то разорисся ты на них. У нас тут сто лет столько приезжих не видали.

Приехал однажды и старый друг-миллионер. В апреле, как раз по распутице. Его пришлось встречать только от дороги. Съехал «Мерседес» с трассы, да тут же и забуксовал. Вылез бизнесмен из машины и пошлёпал вместе с Андреем по лужам. Водитель остался авто вытаскивать.

Два дня гостили, самогона выпили немерено, хозяйку за вкусную еду да за гостеприимство нахваливали. И сказал бизнесмен: «Завидую я тебе, Андрюха! Мне вот моя женщина столько сил не даёт. А вы молодцы! Я бы сам в деревню, да не могу. Правильно ты всё сделал…»

Через неделю приехал в деревню джип, привёз телевидение из Москвы – кино про Андрееву семью снимать. Им это миллионер подсказал. Разбудоражили село, растормошили, замучили всех вопросами, вечерами заставляли стариков перед объективом камеры на балалайках играть. И уехали.

А ещё через какое-то время сидит Андрей вечером на поленнице, чинит Ивану самокат. Рядом Степан с котом Васькой возится, пытается к нему игрушечные санки пристегнуть, чтобы щепки по двору возил. А тот всё то вырвется, то понесётся по двору как угорелый, а санки за ним тарахтят, рассыпая мусор по двору. Степан кота ловит и всё с начала начинает.

Вдруг Настя выбегает на крыльцо:

– Андрюшка, дети, давай в дом живо, там про папу показывают!

Поспели только к самому концу сюжета. Корреспондент спрашивает у Андрея: «Так зачем вы всё-таки из Москвы в деревню уехали?». Молчит Андрей, показывают крупным планом его задумчивые глаза, а потом говорит он: «Не знаю…». Пауза. На том и кончился сюжет.

Настя от досады аж телевизор выключила.

– Вот коллеги твои, ну ты посмотри, обрезали на полуслове! Ты же им всё объяснил… Так ничего они и не поняли. Ну, да Бог с ними.

V gureev

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Владимир ГУРЕЕВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.