УХОД В КАРЕЛЬСКОСТЬ

№ 2006 / 50, 23.02.2015

В республиканской газете «Курьер Карелии» за 24 ноября 2006 года напечатана «отповедь» завотделом критики журнала «Север» Галины Скворцовой московскому критику, писателю Роману Сенчину. Скворцова недовольна откликом Сенчина на 7–8 номер журнала в «Литературной России» («Уход в краеведение?»). Перечисляя прошлые заслуги журнала, когда им руководили Дмитрий Гусаров, Олег Тихонов, Станислав Панкратов, она настаивает на том, что журнал и сегодня «один из лучших журналов в России». Между тем как Сенчин чем-то недоволен.
Я многие годы был членом редколлегии журнала и вспоминаю об этом времени с благодарностью. «Север» тогда был центром, объединяющим северных писателей Вологды, Мурманска, Архангельска, Карелии, Коми. Сегодня он разъединяет их. Дубинная критика Скворцовой, публикуемая и в журнале, и на страницах газеты «Карелия», нацелена на уничтожение целого ряда писательских имён: Татьяна Мешко, Раиса Мустонен, Надежда Васильева… В статье «Опыты билингвизма», напечатанной в 1–2 номерах журнала за 2006 год, Скворцова даже развенчивает авторов «Истории литературы Карелии» (2000): доктора филологических наук Е.М. Маркову, автора прекрасной монографии о Клюеве, доктора наук Э.Г. Карху, одного из крупнейших специалистов по литературе Карелии и Финляндии. Достаётся в статье и мне за раздел «Опыт билингвизма в творчестве карельских писателей». Мне попало ещё и за то, что я, «финн-мигрант», руководил Союзом писателей Карелии почти 15 лет, а вот русский писатель Виктор Пулькин (кстати, мой хороший и давний друг) им не был. Виновен ли я в том, что я финн да ещё не член КПСС (в прошлые годы членство в КПСС на этом посту было обязательным), был трижды большинством писателей Карелии выбираем (а не назначаем) на этот пост? А кроме того, мои предки жили в России не менее трёхсот лет под Питером, где я и родился (не в Финляндии, как думает Скворцова).
Я скорее – репатриант. Ведь нас с матерью выселили из Омска (в больших городах нам жить было запрещено). В 1950 году мне отказали в приёме в медицинское училище. Через годы узнал, почему. Финн по национальности. Но это было тогда, в сталинские годы! А теперь-то какие претензии?
В 1995 – 1997 годах наш с Эйно Киуру перевод на русский язык эпоса «Калевала» увидел свет впервые в журнале «Север». Он получил хорошие отзывы, в том числе и от члена-корреспондента Российской академии наук К.В. Чистова. В 1998 году вышел отдельным изданием. В полном виде напечатан трижды. Получил премию «Сампо» главы правительства Карелии. Перевод обсуждался в Союзе писателей России. О переводе говорили добрые слова В.Ганичев, Н.Переяслов, О.Шевченко, Б.Бедюров. О.Шестинский и другие. Все сошлись на том, что переводчиками «был совершён профессиональный подвиг». (Материал об этом напечатан в газете «Российский писатель», март 2003, № 4, 55.) В последние годы мы были заняты переводом всех вариантов леннротовской «Калевалы». Э.Леннрот создавал текст «Калевалы» из материала народных песен долгие годы. На столе у него родилось четыре варианта эпоса. Каждая последующая вырастала из предыдущей. И каждая сама по себе является самостоятельным, достойным внимания произведением.
Своеобразными этапами к каноническому тексту были так называемая «Перво-Калевала» (1834) и «Калевала» 1835 года (с этого варианта начинается жизнь литературного эпоса «Калевала» Э.Леннрота). В 1862 году Леннрот ещё раз вернулся к своей «Калевале». Он сократил и обработал её для школьников. Сейчас это издание «Калевалы» для молодых вышло в свет в издательстве «Скандинавия» с оригинальными иллюстрациями Владимира Фомина. Естественно, с именем Элиаса Леннрота на титульном листе. В этом же, 2006 году вышла и версия «Калевалы» 1835 года. Таким образом, мы перевели и опубликовали четыре версии леннротовской «Калевалы» в оригинале и переводе, то есть довели до русского читателя содержание великого эпоса на всех этапах его создания и рассказали о том, как Леннрот создавал его из богатого материала народной поэзии. Кстати, мы готовим к изданию ещё три небольших поэмы Леннрота: «Лемминкяйнен», «Вяйнямёйнен» и «Песни свадебных гостей». С них всё и начиналось.
И вот журнал атаковал нас, переводчиков, сумбурной, малокомпетентной и оскорбительной по отношению к науке статьёй «Последнее пристанище Вяйнямёйнена» П.Леонтьева. Для него «Калевала» – это стопроцентный народный эпос, а Леннрот – всего лишь его редактор. А ведь известный русский фольклорист В.Пропп ещё в 1949 году подчёркивал в статье «Калевала» в свете фольклора», что «Калевалу» и народную поэзию нельзя отождествлять. Добавим к этому: Г.Скворцова, не называя наших имён, в «Курьере Карелии» вслед за Леонтьевым поносит наши переводы как «псевдохудожественные произведения». Между тем, в своём отделе печатает статью «Древняя мудрость карельского народа» Е.Кирсановой, говорящую об уровне непрофессионализма отдела критики. Вроде как журнал издаётся писателями, филологами. Они-то должны иметь какое-то чутьё к слову, к его происхождению. А по журнальной статье получается, что слово «полиция» произошло от карельского слова «пуолистуа» (защищать), а не от «полис» (город – лат., фр.) Такие слова как «Россия», «Пруссия», «Персия» имеют, оказывается, карельскую концовку («сия» – место нахождения, пребывания»). При таком подходе все слова, такие, как «вакансия, «катавасия», «эмульсия», «эпилепсия» – слова с карельским колоритом. В этом смысле интересно слово «вакансия», потому как есть у карелов и финнов слово «вакка» – лукошко, кузовок, короб. «Вакан» – родительный падеж. Вот и получается, что вакансия – «место для короба». Не правда ли, забавно! Карельское (финское) слово «суо» означает болото. Произошло оно, по «изысканиям» автора статьи, от слова «уйя» (по-фински «уйда»), очевидно, потому, что в болоте есть вода. Не хочу множить примеров. Предлагаю лингвистам (надеюсь, они ещё есть в нашей стране) почитать эту статью. Один из наших карельских языковедов В.Рягоев предлагает такую этимологию слова «Махачкала» в духе журнала «Север». Махачкала, говорит он, стоит на берегу моря. Название города кончается буквосочетанием «кала». «Кала» по-карельски (по-фински) – рыба. А поскольку слово «махаччу» в карельском языке означает «толстобрюхая» (-пузая), то и выходит, что в переводе с карельского (да не обижаются жители Махачкалы!) Махачкала – толстобрюхая рыба.
Читая статьи о «Калевале», о «древней мудрости карельского языка», приходишь к выводу, что Роман Сенчин в своей критике журнала прав. С журналом «Север» в последние годы происходит что-то неладное.
Армас МИШИН,
кандидат филологических наук
г. ПЕТРОЗАВОДСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.