ЗАЧЕМ ЕМУ ЭТО?

№ 2006 / 50, 23.02.2015


Вот уже несколько лет наша газета занимается масштабным проектом, посвящённым литературам коренных малочисленных народов Крайнего Севера и Дальнего Востока. В рамках этого цикла вышло уже шесть книг (кстати, только что мы получили сигнал седьмого сборника – «Эвенкийская литература»). Как правило, каждая наша книга вызывает множество откликов как в среде североведов, так и в кругу любителей романтики и экзотики.
А иногда дело доходит даже до очень ожесточённых споров. И это, наверное, нормально. В конце концов истина чаще всего рождается именно в спорах.

Мне трудно было бы завязать спор с человеком, который знает больше меня. И мне скучно спорить с тем, кто не погружён в материал, потому что это скучно. Однако Александр Титков, когда я прочитал его статью в книге «Юкагирская литература», заставил меня усомниться: может, всё-таки поспорить или хотя бы поговорить на тему? Статья озаглавлена не без претензии: «Вестерны, остерны, нортерны, зюйдерны». Претензия на иронию… или на что-то другое…
Но в действительности в статье иронией даже не пахнет, потому что ирония предполагает глубокую осведомлённость. Титков же делает только скороспелое суждение о предмете, которым сам Титков, судя по его тексту, не очень-то и владеет. И вот я надумал ответить – ведь господин Титков утверждает, что Андрей Ветер, «вроде бы опираясь на роман Курилова, делает несколько сомнительных заявлений».

Мне-то казалось, что я сомнительных заявлений не делал, и что рассуждал я только в пользу тех, кого в нашей стране принято называть «малыми народами». Вот в Америке «малых народов» нет вовсе. Там есть граждане страны и так называемые «indigenas», то есть аборигенное население. Отталкиваясь от этого слова, я сказал следующее: «Индейцы. Что это? Кто это? Индейцами я называю не только представителей американских коренных народов. Индейцы – это люди, не порвавшие с Традицией. Под этим словом следует подразумевать вовсе не людей с перьями на голове, а всех, кто сохранил в сердце голос Матери-Земли. Они расселены по всей планете… Это жители лесов, тундры, гор, читающие следы на снегу и на песке, с пониманием прислушивающиеся к шёпоту остывающих углей костра… Но это лишь мой взгляд, никто не поддержал меня в этом вопросе – ни этнографы, ни антропологи, ни историки, ни литераторы».
Титков, почему-то вцепившись в моё высказывание, что мир американских индейцев вовсе не отличается от мира наших индейцев, пишет: «Так и хочется спросить автора: Вы про каких американских индейцев говорите? Даже самый бестолковый этнограф сразу скажет, что сравнивать «чукчей-юкагиров» с индейцами некорректно. Не говоря об инках, ацтеках и майя, имевших цивилизации, типически сопоставимые с цивилизациями Древнего Египта и Междуречья».
Исходя из слов Титкова, мне далеко даже до «самого бестолкового этнографа». Впрочем, я – всего лишь литератор, сочинитель, почти фантазёр, а не этнограф. У меня мой собственный взгляд, скорее романтический, чем этнографический (хотя до сего дня никто не осмелился упрекнуть меня в осквернении этнографии). Это во-первых. А во-вторых, я ведь говорю о чумах, ярангах, типи и вигвамах, а не о многоэтажных пирамидах, где никто не читает следов на земле и не соблюдает ритуальных охотничьих табу. Я говорю о племенах, где правит родовая община, а не о государствах пирамид и императоров (какими бы словами эти императоры ни назывались), я говорю о первобытной культуре, а не о цивилизации золота и храмовых комплексов. Полагаю, что мало-мальски образованный человек умеет отличить одно от другого.
Совсем не понимаю, зачем господин Титков перечисляет, чего достиг в своём развитии тот или иной народ. Он пишет: «ирокезы, алгонкины и мусгоки были оседлыми земледельцами! (Титков даже восклицательный знак ставит для выразительности. Зачем ему это? И о чём он? Разве я оспаривал заслуги этих земледельцев?) Более того, племена пуэбло, пима имели развитое земледельческое хозяйство с применением искусственного орошения. Дикие «индейцы» альпаки в Андах самостоятельно открыли металлургию…» Не хочу цитировать дальше. Всё это говорится, судя по тону, дабы противопоставить американских индейцев аборигенам Сибири. Но господин Титков забывает, что говорит о племенах, обитавших далеко на юге, если сравнивать их, например, с хантами и ненцами, у которых ни о каком земледелии (в силу природных условий) и речи быть не могло. А что касается «металлургии», то на Американском континенте это всё-таки была не промышленность, а лишь скромное литейное дело, которое имелось и у якутов (не повсеместно, но всё-таки было, и якутские кузнецы, кстати, почитались наравне с шаманами). Так что зря Титков обижает «наших» индейцев.
Автор статьи «Вестерны, остерны, нортерны, зюйдерны» почему-то очень старался подчеркнуть свою некомпетентность во всех вопросах, которые он затрагивал. Вот и про вестерны, из-за которых я, собственно говоря, и написал «Зов Ункаса», Титков высказался исчерпывающе. «В вестернах речь идёт именно о столкновениях белого человека с племенами оседлых земледельцев», – пишет господин Титков.
Очнитесь, сударь! Много ли вестернов вы читали, кроме Фенимора Купера, раз смеете произносить такую, простите за выражение, чушь? Основная масса вестернов написана о прерийных индейцах – о лакотах, шайенах, команчах, апачах и так далее (я называю только самые известные племена), а они не имели ни малейшего отношения к оседлому образу жизни. Собственно, к романам Купера понятие «вестерн» не очень-то и применимо, так как события в его романах разворачиваются на Востоке, а не на Западе. Вестерны рассказывают прежде всего о покорении западных территорий. Это позже, сложившись как самостоятельный жанр (о чём и была моя статья), вестерны захватили всё пространство США и позволили себе рассказывать и о семинольской войне, и об американской революции, и о войне Севера против Юга. Поэтому и книги Купера кое-кто иногда причисляет к вестернам, хотя это совсем иной жанр.
Но вернусь к статье Титкова. Он пытается критиковать меня за то, что я называю продвижение русских в Сибирь и на Крайний Север словом «завоевание». «Никакого завоевания не было! Русским просто некого и нечего было завоёвывать!» – вот так полагает историк Александр Титков. «Это в Америке испанцам, англичанам и французам (а позже и американцам) приходилось преодолевать ожесточённое сопротивление многочисленных племён, героически защищавших родную землю, а чьё сопротивление преодолевали русские казаки-первопроходцы?»
Хотелось бы мне услышать, как господин Титков задал бы этот вопрос хотя покойному Бахрушину… Или любому другому, кто занимался историей продвижения русских на Север и за Камень? То-то бы я потешился…
Видно, по Титкову, русские прошагали по всей Сибири, не замарав рук (не считая «эпизодических столкновений», как это называет Александр Титков), а уж в Америке развернулись по полной программе – жгли и резали всех, кто не повиновался. И откуда только взялась вдруг жестокость?
Нет, господин Титков, продвижение в Сибирь было отмечено обильным кровопусканием. Я, конечно, не историк, но…
Вспомним якутскую войну против сборщиков ясака в 1633 – 1634 годах. В Намский улус съехалось тогда до тысячи воинов из разных племён, чтобы выработать план общего наступления на Ленский острог. Документы гласят: «Многие якуцкие люди сверху и снизу Лены реки и с гор кангаласцы и меги, катулинцы и бетунцы и дубочинцы и многих родов князцы со всеми своими людьми». Атаман Галкин выдвинулся к Намскому улусу, но встретился с сильным отпором. На стороне якутов был сильный перевес и была решимость бороться до конца. «Якуцкие многие князцы со всеми своими людьми учали стрелять и напущатца велики конными напустки с копьи и пальмами и служивых людей всех переранили смертными ранами, ран по пяти и по шести и по семь и коней всех побили»…
Столкновения происходили постоянно. Я привожу лишь отдельные примеры, взятые почти наугад. Готов был бы подробно изложить специально для вас, господин Титков, некоторые материалы, но (увы!) нет времени.
Хотите ещё про то, «чьё сопротивление преодолевали русские казаки-первопроходцы»?
В конце 1639 года на Алдане якуты вместе с тунгусами решили уничтожить промышленных людей, охотившихся в их угодьях. Около двадцати якутов и тунгусов, спрятав под свои одежды ножи и другое оружие, пошли к Бутальскому зимовью и убили находившихся там десять русских. Остальные русские были на промысле, и якуты собрали совет, чтобы решить, как воевать дальше. Документы гласят: «Совет де у них был впредь побивать русских людей и люди де у них размечены были, кому имянем, промышленных людей побивать было». Ясак не давал племенам дышать свободно. Ясак – это узаконенный разбой. Против него и поднимались люди. Ясак заставлял браться за оружие. Ясак и бандитские наезды сборщиков ясака. Отсюда и случалось восстание за восстанием.
Хотелось бы, чтобы господин Титков не поленился и почитал хоть что-нибудь о восстании 1642 года. Сколько крови пролито, сколько людей погибло?
К сведению господина Титкова хочу добавить, что мало-помалу казаки сумели одолеть всех, кроме чукчей. С чукчами не справились, не заставили их платить ясак. Даже знаменитый каратель Павлуцкий, гоняясь за чукчами по тундре и отнимая их стада, в результате погиб, но не сумел поставить туземцев на колени. Водка сумела, но не война. Екатерина велела вывести всех казаков с Чукотки и сжечь форты… Очень похоже на уход американской армии с земель лакотов и шайенов во время так называемой войны Красного Облака в 1868 году.
Кстати, из числа поселенцев, погибших во время «завоевания» Дикого Запада, почти восемьдесят процентов пало от дизентерии, а вовсе не от рук туземцев. История колонизации Америки приобрела героические тона только благодаря вестернам, которые, во-первых, воспели отдельных людей и растиражировали их образы на всю историю, во-вторых, облагородили бандитов, сделав из них национальных героев. Вестерны сотворили миф. Именно об этом была статья «Зов Ункаса».
Я говорил о вестернах, о литературном жанре, а не об индейцах, однако господин Титков почему-то, взявшись за моё избиение, упорно не желал говорить о вестернах и всё выискивал какой-нибудь повод поразглагольствовать о чём-нибудь другом.
«Индейцы, в отличие от наших «чукчей-юкагиров», не имеют своих писателей», – смело заявляет господин Титков, видно, не читавший ни Мато Нажина из лакотов, ни Скотта Моммадея из кайовов (номинированного, между прочим, на Нобелевскую премию), ни воспоминаний вождя по имени Много Подвигов из абсароков, ни откровений Чёрного Лося из лакотов, ни рассуждений шамана Джона Хромого Оленя о священной жизни индейцев, ни книг Лесли Силко из пуэбло, ни прочих индейских авторов.
Если так, то мне жаль господина Титкова – что он вообще знает об индейцах (об американских и неамериканских)? И вместе с тем я завидую ему – он осмеливается рассуждать о том, чего не знает.
Впрочем, может, и знает, но зачем-то умалчивает об этом.
Видно, просто захотелось накропать статейку.
Что ж, накропал. Неудачно, но уж как получилось. И пусть господин Титков не обижается на меня за мой слишком короткий ответ – мне не дано его мастерское владение пером. Я бы вообще оставил его опус без внимания, но кое-что меня задело.
Задело, признаюсь не всё вышесказанное, а совсем невинное замечание Титкова: «Что же касается дорогих сердцу автора «Зова Ункаса» Чингангчгука и Виннету, то их тоже никак нельзя сопоставить с куриловскими шаманами Ивачаном и Токио. И не потому, что Чинчанчгук и Виннету – вожди, а Токио и Ивачан – шаманы, а потому, что Чинганчгук и Виннету являются результатом произвольного вымысла: англоязычная литературная критика называет куперовского Чинганчгука идеализированной карикатурой на дикаря, а изобретатель Виннету Карл Май вообще не был в Америке».
Задело меня здесь то, что я никогда не был поклонником Фенимора Купера и Карла Мая (и я открыто об этом написал). На Карла Мая я сумел даже в детстве выделить не больше одного дня моего «читательского» времени. Но это не умаляет их достоинств. Именно они проложили основные направления будущего вестерна – романтику и героику. И не понимаю, зачем Титков пытается сунуть меня носом (зачем ему это?) в тот факт, что Карл Май «вообще не был в Америке». К сведению Титкова сообщу, что «вообще-то» Карл Май там был, но уже после того, как сочинил своего Виннету. Но я ведь и сам подчёркивал эту уникальную сторону его творчества: Карл Май писал вестерны, вообще ничего не зная об истории Америки. На это сочинительство его натолкнули прежде всего «Шоу Дикого Запада» под руководством Баффало Билла, гастролировавшего по Германии. Что касается Фенимора Купера, то у меня написана великолепная пародия на него; я никогда не рассматривал этого автора в качестве идеала. Но и это не умаляет его достоинств. Фенимор Купер, Майн Рид, Шатобриан, Луис Ламур – это столпы, без которых не было бы «индейской темы» и темы «противоборства культур» во время освоения Дальнего Запада. И думаю, что Александру Титкову вряд ли удастся свергнуть их с пьедесталов.
Нравится Титкову, что я написал в статье «Зов Ункаса», или не нравится, не имеет значения. Я задался вопросом, никого не критикуя и не никого не упрекая ни в чём. Я задался вопросом – почему Америка, страна с такой непродолжительной историей, сумела создать красивый миф о своей истории, а Россия не создала такого мифа; почему Америка сотворила вестерн – самостоятельный жанр в литературе и кино, произведения о сильных и честных людях, а Россия своего вестерна не сумела сделать. Частично я нашёл ответ для себя.
Господин же Титков решил поупражняться в попытках уколоть меня (зачем ему это?) и завёл разговор о чём-то другом (зачем ему это?). У меня даже сложилось впечатление, что Титков целенаправленно очень сильно тужился, стараясь задеть меня (зачем ему это?) – и про то вспомнил, и про это упомянул. Он даже рекомендовал мне повнимательнее присмотреться к русской литературе, уверяя, что тогда я непременно заметил бы, что «русский вестерн» существует. По словам Титкова, русский вестерн – это литература, посвящённая Северному Кавказу.
Я обещаю присмотреться к русской литературе повнимательнее, только вряд ли мне удастся отыскать какой-то литературный жанр, посвящённый Северному Кавказу. Если же речь идёт просто об авантюрном романе, тогда другое дело. Но я-то вёл речь о вестернах, о конкретном жанре. Впрочем, думаю, что автор статьи «Вестерны, остерны, нортерны, зюйдерны» вряд ли будет присматриваться к вестернам, чтобы разобраться, что это такое, а потому нижайше прошу господина Титкова простить меня за то, что вторгся на его философскую территорию без приглашения и осмелился высказать некоторые замечания.

P.S.
Мы стоим на краю мучений
и ждём, когда совы начнут молоть
запах ночи у нас в ушах. Над полями
тьма уже прогремела. Вороньё собралось.
Ненавистная роскошь – горе! – в обветшалых руках
ошмётки забытых убийств.
О если бы я могла утолить этот длящийся голод,
Эту полночь, распухшую на четыреста лет.

Вслепую бродят по нашим утробам неслышные вопли.
Мы родились с паутиной во рту,
истекая кровью пророчеств.
И всё же в утробе наших утроб дух зачинается
лунным сияньем над морем, и семя
уходит корнями в безмолвие праха, и песни
чуть слышный отзвук врачует солёные хляби,
чтобы мы ухватились за суть видений…
(Роберта Хилл Уайтмен из племени онайда)


Андрей ВЕТЕР

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.