Кто Вы, артист Вертинский
№ 2007 / 1, 23.02.2015
Это был неблагополучный ребёнок. Воспитываясь в чужой семье, он проявил все качества, которые безусловно и неминуемо вели его в мир криминала. Ещё в детстве он выявил необходимые и достаточные для «вора в законе» качества характера: авантюризм, упрямство, смелость, элитарность, артистизм, нахальство, отсутствие желания получить надёжную профессию, пижонство, обаяние, эпатажность, вороватость. Итак, вырос мальчик, вообще говоря, не пригодный ни к чему. Но была искра Божья. Поэтическая и музыкальная одарённость. И что удивительно, а может быть закономерно, только на почве такой «психологической захламлённости» и могут взрасти семена настоящего таланта. И он вырос, возмужал, обаял тысячи сердец. Но всё по порядку. Если таковой вообще существовал когда-либо в России. Душа его в поэзии, музыке, обаянии была камертоном, которому была созвучна эпоха декаданса начала двадцатого века России. Эпоха гибели, отчаяния, бессилия цвета русской нации перед непобедимым, кровавым катком классовой борьбы. Но поэт родился. Его увидели, заметили, приняли. Пришла известность. Известность артиста, менестреля, печального, покорного. Пьеро то чёрного, то белого, но всегда меланхоличного до трагизма, как грядущая Судьба России. Этот период был краток. Бури безумия, охватившего «трудовые массы», пугали, угрожали, уничтожали. Но что делать? Бежать из страны? От страха? Но ведь там тоже страшно. Что ждёт? Да и зачем? В его биографии есть два совершенно не понятных обывателю момента: Белая эмиграция и Красная реэмиграция. Они необъяснимы с точки зрения «бытовой» логики. Если по поводу последней (реэмиграции) он сам хоть что-то говорит (там тоска по Родине, любовь к берёзкам и прочая чепуха), то по поводу причин эмиграции – какой-то несуразный лепет. Типа – «все поехали, и я поехал». Конечно, он наверняка чувствовал, что его поэтическая и музыкальная меланхоличность вряд ли будет востребована большевистскими хамами, а для эмигрантской тоски она – в унисон. Что удивительно и одновременно закономерно. Набор противоречивых фактов в каком-либо процессе выстраивается в красивую стройную картину, если под них «подложить» «стратегическую» гипотезу. Удивительно, но в этом случае они начинают как бы «работать» друг на друга. Один объясняет другой. Несмотря на кажущуюся начальную противоречивость этих фактов. Это к тому, что указанные два факта его биографии совершенно противоречивы. Они несовместимы в рамках любой «нормальной» логики. Ибо по возвращении, после 23 лет белой эмиграции, в то время и в той обстановке, Родина ему могла гарантировать только «именные» 9 граммов от имени РСФСР. Вспомним хотя бы достаточно известного до второй мировой войны среди советских людей Петра Лещенко. Он жил в Румынии, выступал со своими песнями в ресторанах Бухареста. Но когда в Бухарест вошли советские войска, Лещенко бесследно исчез. Можно понять, куда и благодаря кому. Но вместо этого Родина его обласкала, осыпала дарами. Приехав в Москву в конце 1943 года, Вертинских, а их уже было четверо, поселили в гостинице «Метрополь», в гостинице, которая предназначалась только для дипломатических работников иностранных государств. В это время в Москве теоретически не было более комфортабельного, роскошного и изысканно сытного места. А им в этом раю предоставляют два отдельных номера и карточки на отоваривание и питание в ресторане «Метрополь». А ведь это 1943 год – миллионы смертей, калек, голод. По рабочей карточке за 12 – 16-часовой рабочий день выдавалось 600 граммов хлеба, а тут всё от пуза, включая коньяк, дорогие папиросы и шампанское. И так в течение трёх последующих лет. Кто всё это заказывал, кто оплачивал? А главное, за какие заслуги? Ведь это даже не генеральский уровень, не уровень народного артиста СССР. Для них верх мечтаний – гостиница «Москва». А тут такое! Но чудеса возвращения «блудного сына» на этом не заканчиваются. В 1946 году он уже имеет роскошную квартиру в самом центре Москвы на улице Горького, все необходимые материально-бытовые блага, включая холодильник. Правительство подарило великолепный рояль Бехштейна. Гарантированно обеспечила Родина и свободу творческой деятельности, кстати, весьма сомнительной с официально-идеологической точки зрения. При этом обеспечила абсолютную свободу как по репертуару, так и по географии концертной деятельности. Предоставила возможность работать в кинематографе, а жене (явно белогвардейского происхождения) московский престижный художественный вуз. Через несколько лет он уже лауреат Сталинской премии. Естественно возникает вопрос – за что? За какие такие «творческие» достижения? Он не был знаком большинству советских людей с упадническим настроением своих песен, так как его выступления не транслировались по радио, его пластинки не выпускались, стихи и ноты не печатались, критика полностью игнорировала, замалчивала его поэтическое и эстрадное искусство. За что же его премировать? Да ещё и по «высшему» разряду? За то, что он находился 23 года в услужении у разложившейся элиты загнивающего капитализма и белоэмигрантов, у самых отпетых и непримиримых врагов Советской власти? За это?! Только человек с кристально чистой репутацией перед сталинско-бериевской камарильей, абсолютной личной собачьей преданностью и ворохом заслуг перед ней мог рассчитывать на такие лубянско-кремлёвские поглаживания. Вот в рамках этой гипотезы всё поведение Александра Николаевича Вертинского и руководства СССР становится абсолютно понятно и логично. Ведь он работал на внешнюю разведку СССР в самых «горячих точках», причём очень долго и весьма плодотворно. Вот именно эта гипотеза всё ставит на свои места и снимает все вопросы в его биографии. Лишь один вопрос, на который мы, вероятно, никогда не узнаем точный ответ – когда именно он был завербован: в 1918-м, 1919-м или чуть позже. По косвенным признакам – первая пластинка Вертинского вышла в СССР 1969 году, тогда если его завербовали в 1919-м, то пластинка как бы приурочена к 50-летию его героической деятельности. А ведь действительно, Александр Николаевич – идеальный агент для разведработы: у него нет близких родственников, молод, знает языки, вхож в высший свет и полусвет, имеет уже перед эмиграцией своё артистическое лицо и популярность, имеет великолепную «свободную» профессию поэта и эстрадного артиста, позволяющую не только совершенно свободно и легитимно передвигаться по миру, но и совершенно оправданно находиться в различных местах массового скопления и проживания земляков за границей. К тому же он холодно-рассудителен в сложных ситуациях, мужествен, работоспособен, аккуратен в делах. Ну и, конечно, полный набор необходимых психологических качеств, о которых мы говорили в самом начале статьи. Словом, Пьеро – Вертинский это находка для ВЧК, ОГПУ и НКВД. Мимо такого идеального материала они пройти не могли. Таким образом, совершенно понятна причина его «эмиграции». Прошло два года его эмиграции в Турции. Он и его руководство увидели, что белая эмиграция стала рассасываться по миру по определённым точкам. Прежде всего определились её основные центры: Варшава, Берлин, Париж. Это и стало гастрольной осью деятельности Вертинского. Но сначала интересный эпизод румынского периода гастролей, куда он едет после Турции. Кроме Кишинёва, как самого крупного города Бессарабии, он посещает отчего-то маленькие городки, местечки, что с финансовой точки зрения безнадёжно, и обязательно Бендеры. А дело в том, что в Бендерах граница между Румынией и РСФСР проходила по Днестру и совершенно румынами не охранялась. Именно здесь возможно было передать Вертинскому инструкции по дальнейшей разведработе и деньги для переезда в центры белой эмиграции в Европе. Вот деньги в данном эпизоде играют важную роль. Итак, в Бессарабии он пробыл две недели. Как он пишет, были полные сборы, публика его встречала очень тепло. Но сколько он мог заработать? Во время ареста его румынскими жандармами, после этого турне, у него было конфисковано порядка пятидесяти тысяч лей. Много это или мало? Это огромная сумма, которую теоретически за две недели заработать было невозможно. Для сравнения, чуть позже Вертинский работал в лучшем, самом фешенебельном ресторане Бухареста – ночном ресторане «Альказар», где выступали только заграничные артисты и где «пить шампанское было почти обязательно». Так вот, здесь он получал лишь полторы тысячи лей в месяц. Таким образом, артисту высшей квалификации необходимо было работать в самом доходном месте Бухареста (не есть, не пить), три года, чтобы заработать такую сумму. А у нашего героя эта сумма появилась через две недели гастролей по беднейшим окраинам страны, к тому же разрушенным и измотанным гражданской войной и румынской оккупацией. Вне рамок нашей исторической гипотезы этот факт, факт наличия такой большой суммы, у бедных, беглых артистов объяснить невозможно. Но вот и Польша, 1922 год. Для Советской России это государство было крайне враждебным. Только что завершилась война с Пилсудским, мирный договор был подписан в 1921 году, и война для поляков победоносная. То есть Польша имела достаточно мощную армию, а следовательно, представляла серьёзную военную опасность для Советов. Кроме того, на территории этого государства осело большое количество белой эмиграции, готовой в любой момент к провокационным действиям против России. Что и говорить, как необходима была информация о настроениях, намерениях в кругах военной, политической верхушки этой страны и эмиграции. Всю эту информацию Вертинский получал, свободно общаясь с Радзивиллами, Потоцкими и бесчисленными поклонниками, включая членов правительства и Сейма. А сейчас снова уместно вернуться к вопросу вербовки. Возможно, что в турецко-румынский период эмиграции Вертинский не был завербован ВЧК, а использовался «втёмную». В Турции у него появился, неведомо откуда взявшись, некто Кирьяков, подвязавшись в импресарио. Кто он, откуда и куда потом делся, неясно. Кстати, именно он убедил Вертинского посетить Бессарабию. Этот человек вполне мог оказаться сотрудником ВЧК, изучающим возможность вербовки артиста, а заодно и работающим под его прикрытием. Так вот, если так могло быть ранее, то в Польше вербовка должна была произойти неминуемо. Здесь Вертинский знакомится с советским послом в Польше Петром Лазаревичем Войковым. Это был воистину профессиональный революционер, с пятнадцати лет занимавшийся подрывной революционной деятельностью. Поэтому абсолютно ясно, что в панской Польше он занимался тем же, плюс шпионаж. Он и предложил Вертинскому обратиться в правительство Совдепии с просьбой вернуться на Родину. К этому прошению «была приложена ещё и личная резолюция посла, составленная вполне благожелательно для меня», как пишет сам Вертинский. Но он получил отказ. И тут снова возникают вопросы. С чего это большевистский головорез даёт «благожелательную» характеристику эстрадному актёру, проболтавшемуся несколько лет неизвестно где, с поддельными документами, и к тому же абсолютно аполитичному. Зачем Войкову это надо, что, Родина не могла жить без таких менестрелей? Конечно, нет. А вот другую «резолюцию» он как раз вполне мог наложить: о целесообразности проведения вербовочных мероприятий и использования артиста в качестве агента внешней разведки. При этом Вертинскому или сразу, при условии его согласия, могли дать советское гражданство, или после того, как он отработает, заслужит упорным и плодотворным трудом это высокое звание. По крайней мере, всё логично. И Александр Николаевич гражданство получил. Ну, и наконец-то пошли «полноценные» гастроли. Германия, Польша, Австрия, Чехия, Испания, Франция, Румыния, Ближний Восток, Америка, Китай. А что ещё надо разведчику? Вот ориентировочная, скорее всего, далеко не полная хронология «концертов» Вертинского в европейский период его жизни: 1920–1921 – Турция, 1921 – Румыния (Бессарабия), 1922 – Польша, 1923 – Берлин, 1925 – Берлин, 1925 – Румыния (Бессарабия), 1927– Польша, 1928 – Испания,1930 – Польша, Германия, 1931 – Румыния (Бессарабия), 1932 – Австрия, 1933 – Франция, Польша, 1934 – Палестина, 1934 – Америка. Ведь это какая-то просто бешеная гастрольная активность, которая прежде всего позволяла вести непрерывный динамичный мониторинг экономического, политического организационного состояния всей белоэмиграции в Европе. Ещё обращает внимание систематическое посещение Бессарабии. Ну что делать артисту, собирающему тысячные залы в богатой, жаждущей развлечений Европе, на задворках полуцыганской нищей Румынии? Об этом мы уже говорили выше – возможность прямых контактов с хозяевами из ОГПУ. Во всех этих странах разведчик, естественно, не только собирал информацию, но и наверняка создавал агентурную сеть. Это уже супершпион, это прообраз Интернета. Как бы в стороне от основных очагов белой эмиграции стоит посещение Палестины. Ну сколько там проживало русскоязычного (еврейского) населения? Сколько можно было там зарабатывать по сравнению опять же с тем же Парижем или Варшавой? Да не в деньгах было дело. Ближний Восток – это в ту пору вотчина Англии и овладение Египтом – это экономическая гибель Великобритании. А в 1934 году к тому же уже назрел конфликт между 
фашистской Италией Муссолини и Эфиопией. Там готовилась война, которая разгорелась в 1935 году. Москве надо было «своими глазами» рассмотреть и оценить ситуацию. Надо ехать туда. К началу 30-х годов белая эмиграция в Европе перестала представлять реальную, организованную силу, противостоящую Советам. Старые потихоньку уходили, молодёжь же теряла остроту ненависти к большевистской власти. В это время перед СССР возникает новая реальная военная угроза – японский милитаризм. Япония проводит активную военно-оккупационную политику в Китае, где в 1932 году создаёт на территории Маньчжурии (северо-восток Китая) марионеточное государство Маньчжоу-Го. Оно имело весьма длинную границу с СССР и крайне удачное стратегическое расположение для нападения на советский Дальний Восток. Вместе с тем Япония, как известно, регулярно проводила военные провокации протии СССР. Именно поэтому Вертинский пробыл в Соединённых Штатах всего лишь два месяца. Для богатой страны с довольно большой русской диаспорой – это не срок гастролей. Но что делать? Надо ехать для выполнения задания в Китай. Для разведчика естественно в Китае обосноваться в Шанхае. Шанхай – прежде всего морские ворота Китая, связанные сетью железных дорог со всей территорией страны. Через Шанхай шло и снабжение Квантунской армии – основного военного, сухопутного, стратегического противника СССР на Дальнем Востоке. Как уже отмечалось выше, за 14 лет жизни в Европе Вертинский минимум 17 раз выезжал на гастроли в различные страны. Но что произошло в Китае? Здесь он безвыездно прожил девять лет. И это после европейского гастрольного бума, девять лет затворничества в далёком восточном государстве. Это что? Палочками в Китае есть вкуснее, чем серебряной вилкой в Париже? Да и где набрать столько русской публики на девять лет концертной деятельности в одной стране, даже если это Китай. Стало быть, не песенки, а донесения являются главной, неотложной, требующей постоянного присутствия работой. Ну и, конечно же, создание обширной агентурной сети. Началась вторая мировая война. Япония воткрытую воюет с Чан Кайши, захватывает всё большую территорию Китая, оккупирует Шанхай. Для разведчика-нелегала обстановка начинает сильно осложняться. Японцы бросают всех иностранцев в лагеря, идут аресты. Резидента надо выводить, ибо велика вероятность его потерять. Да и основная работа сделана: организована и эффективно функционирует агентурная сеть. Но Вертинский – человек с мировым именем, и «тихонечко» переправить его в СССР – значит дезавуировать его предыдущую разведывательную деятельность. И вот тут кому-то из его руководства приходит в голову «фишка» с письмом к Молотову. Для анализа этого документа необходимо привести его полностью.
Письмо Молотову
Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович. Я знаю, какую смелость беру на себя, обращаясь к Вам в такой момент, когда на Вас возложена такая непомерная тяжесть – такая огромная и ответственная работа, в момент, когда наша Родина напрягает все свои силы в борьбе. Но я верю, что в Вашем сердце большого государственного человека и друга народа найдётся место всякому горю и, может быть, моему тоже. Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция – большое и тяжёлое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Под конец эта каторга становится невыносимой. Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь – самое ужасное. Советские патриоты жертвуют свой упорный сверхчеловеческий труд, свои жизни и свои последние сбережения. Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня ещё достаточно, и, если нужно, свою жизнь – моей Родине. Я артист. Мне 50 с лишним лет, я ещё вполне владею всеми своими данными, и моё творчество ещё может дать много. Раньше меня обвиняли в упаднических настроениях моих песен, но я всегда был только зеркалом и микрофоном своей эпохи. И если мои песни и были таковыми, то в этом вина не моя, а предреволюционной эпохи затишья, разложения и упадка. Давно уже мои песни стали иными. Теперешнее героическое время вдохновляет меня на новые, более сильные песни. В этом отношении я уже кое-что сделал, и эти новые песни, как говорят об этом здешние советские люди, уже звучат иначе. Разрешите мне вернуться домой. Я – советский гражданин. Я работаю, кроме своей профессии, в советской газете Шанхая «Новая жизнь» – пишу мемуары о своих встречах в эмиграции. Книга почти готова. ТАСС хочет её издать. У меня жена и мать жены. Я не могу их бросать здесь и поэтому прошу за всех троих: 1. Я сам – Александр Вертинский. 2. Жена моя – грузинка Лидия Владимировна, 20 лет. 3. И мать её – Лидия Павловна Циргвава, 45 лет. Вот всё. Разбивать семью было бы очень тяжело. Пустите нас домой. Я ещё буду полезен Родине. Помогите мне, Вячеслав Михайлович. Я пишу из Китая. Мой адрес знают в посольстве в Токио и в консульстве в Шанхае. Заранее глубоко благодарю Вас. Надеюсь на Ваш ответ. Шанхай, 7 марта 1943 г. А. Вертинский
Именно это письмо является собственноручным признанием Вертинского в его разведывательной работе. Дело в том, что внешней разведкой в данный период занимались НКВД (ВЧК, ОГПУ), Генеральный штаб РККА, Коминтерн и конечно, Народный комиссариат иностранных дел (НКИД). Вертинский, скорее всего, и работал на разведку НКИД. На это указывает прямое обращение к народному комиссару этого ведомства, каковым в этот период и являлся Молотов. Вообще, вопрос гражданства в стране решался Верховным Советом СССР. В таком случае письмо должно было быть адресовано Председателю Президиума ВС СССР М.И. Калинину (памятному всем «всесоюзному старосте»). Таким образом, видно, что письмо направлено не по адресу. Что это? Безграмотность? Вряд ли. Вертинский неоднократно общался с советскими дипломатами и, по его признанию, обращался с просьбой о возвращении на Родину. Следовательно, ошибка по безграмотности здесь исключается. А вот версия о его «службе» в интересах НКИД всё ставит на свои места: как и положено служащему, он обращается к высшему должностному лицу с конкретной просьбой – отозвать его с одного участка работы и перевести на другой. По своей идее, таким образом, это не письмо какого-то гражданина в какую-то инстанцию, а служебная записка подчинённого начальнику. Это серьёзный факт «чистосердечного признания» в официальном сотрудничестве с органами внешней разведки. Но и это ещё не всё. Обратите внимание, как жёстко и чётко (без сомнений, предположений, обиняков) Вертинский пишет: «Я – советский гражданин». Даже не «человек», а «гражданин». Что, опять ошибка, безграмотность? Ну уж нет. Чтобы так смело написать, миллионы его соотечественников ударным трудом в ГУЛАГе десятками лет добивались этого права, права называть себя «советским гражданином» (в попытке смыть с себя «позор антисоветчика»). А он, проживший много лет в белой эмиграции, – советский гражданин. Такими словами в ту пору просто так не бросались. Этот факт однозначно указывает на то, что у Александра Николаевича действительно было советское гражданство, про которое, естественно, никто и не догадывался. И существует ещё один неопровержимый факт наличия у Вертинского советского гражданства, по крайней мере в начале 1942 года. Когда в апреле 1942 года Вертинский женился, то он не только венчался с Лидией, но они и зарегистрировали свой брак в советском посольстве в Токио. Это что, советское посольство регистрировало браки всяких проходимцев? Ведь в данном случае официально у жениха поддельный греческий паспорт, у невесты вообще паспорта нет. Очевидно, что любое советское посольство такого легкомыслия, если не сказать преступления, позволить не могло. Это прямой факт того, что Вертинский имел советское гражданство. И как советский гражданин мог зарегистрировать брак за рубежом в соответствующем посольстве. Но с каких это коврижек «лизоблюд» белой эмиграции, тонко и изысканно услаждающий слух классово-кровавого врага, мог заслужить такое высокое звание. Вот уж воистину: «читайте, завидуйте – я гражданин Советского Союза». А значит, заслужил, значит, было за что. А всё-таки за что? Да конечно же, за многолетнюю плодотворную разведывательную работу на благо Социалистического Отечества в логовах белой эмиграции. Итак, из одного только приведённого выше письма мы видим два собственноручно сформулированных факта, обличающих Вертинского в разведдеятельности в пользу СССР. В целом письмо производит довольно странное впечатление. Например, фраза: «Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние». «Бессрочную каторгу сократить» нельзя, её можно заменить «срочной». Бессрочное не сокращается. А ведь Вертинский – поэт. Теперь, а что Александр Николаевич понимает под «скромным поведением»? Имеется в виду во время «бессрочной каторги»? Если к его поведению в эмиграции применить термин «скромное», то это значит только особо цинично надругаться над скромностью. Далее, а в чём он раскаялся? Александр Николаевич не указывает. Если не понятно, в чём человек кается, как можно поверить в это раскаяние? Остаётся лишь предположить, что он раскаивается в том, что стал эмигрантом и (или) находился в услужении у разложившейся элиты загнивающего капитализма? Что, комиссар, получив письмо, должен сидеть, гадать? Ну и уж, совсем. «Я работаю… в советской газете Шанхая «Новая жизнь». Как в гоминьдановском Китае, да ещё оккупированном Японией, может выпускаться советская газета. Это что, попытка ввести в заблуждение народного комиссара? Нонсенс. Ну и далее. Указывая, с кем он хочет вернуться на Родину, пишет: «Жена моя – грузинка …». Зачем? Ведь Лидия Владимировна не грузинка, уж во всяком случае, она такая же грузинка, как и русская. Тогда надо было писать, что тёща русская. Заодно и свою национальность указать. Ерунда какая-то. Ведь совершенно ясно, что письмо с таким обращением, к такому лицу должно быть досконально продумано, «обсосана» каждая фраза, каждое слово идеально выверено. Не должно быть ни одной помарки, позволяющей усомниться в искренности, чистосердечности просителя. А тут такая расхлябанность. Учитывая все эти ляпы, так и напрашивается вывод: Вертинский это письмо не писал. Его сфабриковали, скорее всего, энкавэдэшники наспех и небрежно. Но с какой целью? Цели было две. Первая – создать более или менее легитимные условия для легализации агента в Москве. Именно в Москве, так как Вертинский человек публичный и не откажется от эстрадных выступлений и киноработы. А через это «раскаяние» он получает «прощение» и «благословление» на дальнейшую жизнь и творчество в СССР. Второе – показать всему миру и, в частности, белой эмиграции – какое высоко гуманное правительство в СССР и как великодушна ВКП(б) к «заблудшим овцам», даже прожившим десятки лет в стане врага. Вдруг кто-либо да купится на эту «приваду». Рассмотрим ситуацию далее. Представьте, что простой шансонье, написав указанное письмо и получив разрешение, уезжает из Шанхая на свою историческую Родину вместе с семьёй: он, жена, тёща и грудной ребёнок. Как вы себе, дорогой читатель, представляете это весной 1943 года. Как, каким образом из Шанхая можно было бы добраться хотя бы до Владивостока (это ближайший советский город). Причём, естественно, нелегально. Кругом бушует война. Жёлтое, Восточно-Китайское, Японское моря кишат японскими кораблями и подводными лодками. Авиация Квантунской армии контролирует воздушное пространство Северо-Восточного Китая. Центральный, Западный Китай – войска Чан Кайши. Без проведения специальной воинской операции это сделать невозможно, ведь океанские пассажирские лайнеры не ходят, гражданские самолёты не летают, железнодорожное сообщение блокировано. Вот и остаётся: или дипломатические каналы, или воинская операция, например, военно-морская с использованием подводной лодки. Но написанное письмо и как бы официально полученное разрешение на возвращение на Родину, всю операцию переводят в абсолютно легальную плоскость, позволяя воспользоваться «открытыми» дипломатическими каналами. Хитро? Так всё и было сделано. Но что же ждёт простого эмигранта из Шанхая на социалистической Родине? Чуть отвлечёмся. Как известно, Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) до революции эксплуатировалась исключительно российским техническим персоналом. Всю КВЖД со всей инфраструктурой, включая Харбин, кстати, построенный исключительно русскими, Россия взяла в аренду у Китайской империи в 1898 году на 99 лет. Отсюда КВЖД вообще, а Харбин в частности являлись постоянным предметом спора между Китаем и Совдепией. Конец этого спора положила
оккупация Маньчжурии Японией в 1932 году, а с 1935 года КВЖД – собственность Маньчжоу-Го. Но незадолго до оккупации Чан Кайши всё-таки уступил Сталину, и административно-технологическое управление дорогой было передано СССР. Хотя теоретически КВЖД находилась в совместном управлении Китая и СССР с 1924 года. В Харбин на различные должности стали назначаться советские инженерно-технические работники. А уволенным при этом «бывшим» предлагалось добровольно уехать на постоянное место жительства (ПМЖ) в СССР. Очевидно, что никто из этих добровольцев как минимум не миновал хотя бы фильтрационного лагеря. А это месяцы, а скорее годы лагерного труда, издевательств, пыток. Абсолютно аналогичную картину мы наблюдаем после освобождения Харбина советскими войсками в 1945 году. С той лишь разницей, что изменение ПМЖ харбинцами было далеко от их доброй воли. «Фильтровали» их и их семьи в основном в лагерях Казахстана. А без этого Советам было никак нельзя. Ведь априори вдоль КВЖД обосновалась недобитая колчаковщина, контрреволюционное казачье, семёновское бандитское отребье, так что же могло ожидать гламурного белоэмигранта, к тому же прожившего девять лет в чанкайшистском Китае? А что ожидало Вертинского в действительности, мы уже с вами видели. Не успев толком пересечь границу, он уже даёт свой первый в СССР концерт в Чите. И начинается разудалая гастрольная жизнь протяжённостью в 14 лет. Ему позволяют петь практически всё, что им написано. Но это ведь неслыханно! Любые стихи любых белоэмигрантских поэтов были строжайше запрещены, а тем более их исполнение. Это лагерь. А Вертинскому всё можно, всё дозволено. Но, что самое интересное, когда в конце 40-х партия начала непримиримую, бескомпромиссную борьбу с формализмом в искусстве и космополитизмом (все эти ярлыки как специально придуманы для песен Вертинского и его самого), эта чистка его не коснулась. Мало того, под запретом был даже сам вопрос по обсуждению его творчества в данном аспекте. За что же Вертинский получил такую «лохматую» индульгенцию от кремлёвских инквизиторов, искупающую не только прошлые грехи, но и действующую на опережение. Всё за то же. Ещё один серьёзный вопрос – это география гастрольных поездок. Средняя Азия, Украина – это всё логично для гастролей 40-х годов. Это хлебные места, более или менее сытные. Но вот наступил 1950 год, и Вертинский на три месяца уезжает осенью (можно сказать в зиму) на Дальний Восток. Маршрут: Владивосток – Хабаровск – Сахалин – Хабаровск. Но что можно было делать артисту Вертинскому на Сахалине? Какие там могут быть концерты? Во-первых, что за контингент, когда и сегодня там любимые песни: «Я помню тот Ванинский порт…», «…а как только окончится срок, я вернусь на любимый порог…». Да в то время на всём Сахалине было вряд ли 500 тысяч человек населения. С точки зрения коммерческой – это глупость. Ну ладно, пусть, хоть как-то понятно – концерты в Южно-Сахалинске, но при чём тут Холмск? Ведь даже в таких больших по сибирским меркам городах, как Новосибирск, Томск, Иркутск, Барнаул, Вертинский даёт по «два» концерта, а на Сахалине он пробыл минимум три недели. Непонятно. Но перед кем там столько времени петь? Давайте вспомним 1950 год. Именно в этом году разгорелась война на Корейском полуострове. В неё были втянуты войска США, Китая, СССР. Итак, в 1950 году – очередная война. Естественно, что весь Дальний Восток превращён если не в крепость, то в мощнейшую военную базу. Он нашпигован оружием, войсками, ну и, конечно, шпионами как с одной, так и с другой стороны. А кто как не Вертинский был крупнейшим специалистом по разведке на Азиатском Востоке (девятилетний опыт работы в Китае). Кто лучше знает специфику работы с азиатской агентурой, да ещё имеет к этому времени наверняка частично сохранившуюся агентурную сеть. Быть может, таковая была у него раньше не только в Китае, но и в Корее. А если такой сети нет, то её следует создать. И, скорее всего, именно этим он там и занимается. В самый разгар дальневосточных гастролей советские газеты писали: «американско-гоминьдановские агенты на северо-востоке Китая разоблачены… в ноябре месяце в Чанчуне были арестованы американо-гоминьдановские шпионы и диверсанты. Чаньчунская группа установила связь с шайками бандитов, действующих в Северо-Восточном Китае…». Заметим, что Чанчун – узловая железнодорожная станция КВЖД, через которую шло основное снабжение войск Северной Кореи. Вся КВЖД в то время, естественно, находилась под контролем и управлением СССР, следовательно, была в зоне внимания советской разведки и контрразведки. Конечно, невозможно утверждать, что Вертинский имел непосредственное отношение к данному эпизоду Корейской войны, но что он прекрасно знал эти районы (Харбин, Чанчун), имел там связи и агентуру – это несомненно. Вот почему три «гастрольные» недели – Владивосток, три недели – Южно-Сахалинск. А концерты – это просто прикрытие, легенда. Впрочем, как и всегда. Работа, безусловно, была проделана огромная, и благодарность партии и правительства не заставила себя ждать. Уже в 1951 году он лауреат Сталинской премии. Ну а дальше пошла опять каторжная гастрольная карусель. И конечно, Александр Николаевич понял, что натворил Пьеро. Он понял, в какое болото, в какую социалистическую мерзость он вверг свою семью. Но было очень поздно… Он не мог смотреть им в глаза (глазки). И он убежал… убежал в гастроли. В бегах он и умер. Пьеро слаб, он всегда бежит. У него вид трагичен, а судьба – тем более. Боже, как символичен его костюм в его судьбе.
Владимир АРМЕЕВ, кандидат технических наук г. НОВОСИБИРСК
Бред сивой кобылы в лунную ночь
В 1950-м он был на гастролях в Омске. И его по полной программе пасли как шпиона!