СТИХИ – ЭТО ВЫСШАЯ ФОРМА РЕЧИ

№ 2007 / 13, 23.02.2015

Писать о поэтах непросто. Непросто потому, что до хорошего поэта ещё нужно дорасти, иначе получится разговор на уровне чисто внешнего восприятия. Но писать нужно, потому что поэты видят мир богаче, многообразнее, чем мы, и многое объясняют нам в нас же самих. При этом наши любимые поэты не всегда – признанные классики. Очень интересно высказалась по этому поводу известный в Мордовии критик Мария Малькина: «Вот есть признанные классики, которых мы возвели на пьедестал: Пушкин, Лермонтов, Есенин, Ахматова. Но почему сегодня мы никого туда даже близко не подпускаем? И вообще, интересно, кто отбирает: вот это хорошо, а это – нет? Народ? Может, раньше так и было. Но сегодня народ мало читает стихи, а поэты были и есть. Я считаю, что классика – то, к чему хочется возвращаться снова и снова». И, задав себе вопрос, есть ли у нас в Саранске, в Мордовии, поэты, к творчеству которых хочется возвращаться, я отвечаю: есть. И расскажу об одном из них. С Еленой Дединой я познакомилась несколько лет назад в редакции газеты «Стройинформ», где она и сегодня работает. И тогда же получила в подарок её первый сборник «Птица Память». Вот тут и сбылось то самое – «хочется возвращаться снова и снова». Я увидела в её стихах столько смысла, выстраданного, передуманного! Наверное, права была Малькина, когда сказала, что Дедина – это уровень Ахматовой. – Елена Ивановна, я обратила внимание на то, что картины природы в ваших стихах не городские. Например, «Ива косыньки полощет / В ледяной воде». Интересно, а где прошло ваше детство?

– Слава Богу, в сельской местности. Я считаю, что городские дети получают в детстве усечённую и во многом искусственную картину мира. Родилась и училась я в посёлке Явас Зубово-Полянского района Мордовии. После школы поступила в университет, и с тех пор живу в Саранске.

– А когда вы приехали в город, у вас не было комплекса провинциальности?

– Никогда. Знания – в книгах, а книги есть везде. Глубинка – это не синоним глуши. В ней просто меньше суеты и соблазна. И в творческом плане провинция никогда не выглядела хуже столиц. Думаю, провинция чаще рождала мудрецов, гениев и святых, а столица чаще – снобов. Как говорил мастер афоризма Ежи Лец, «в нём ощущалась огромная пустота, до краёв наполненная эрудицией». Неважно, о ком это, но, согласись, это портрет жителя мегаполиса, но никак не села. Столица рассуждает, провинция чувствует. В творчестве, конечно, важно и то, и другое, но последнее предпочтительней. И потом, я не уверена, что такие учителя, как у нас в посёлке, были в каждой городской школе. Никогда не забуду их уроков! Получалось, что одновременно это были уроки предмета, жизни и этики. Нас учили не зубрить, а думать. Будучи в школе средней ученицей, в университет я поступила без натуги при конкурсе человек шесть-семь на место. Вот тебе и провинция! – Так поэтом вы стали потому, что вас окружала красивая природа? – Ну, почему человек становится поэтом – для меня не вопрос. Это как раз естественно. Мне всегда хочется спросить человека – почему он не поэт? Как он умудряется им не быть? Ведь мир наполнен красотой, чудесами и тайнами! Это не значит, что всем обязательно надо писать стихи, но воспринимать мир поэтически, по-моему, просто в естестве человека. Кто видит мир тонко, нежно, с любовью, тот в душе поэт. А иной пишет стихи, но он не более чем рифмоплёт. Стихи – это высшая форма речи. После молитвы, конечно. Но сегодня в поэзии, как и во всём, идёт понижение стиля, идёт отрицание даже синтаксиса и орфографии, не говоря о законах ритмики, грамотной поэтики. Я не понимаю, почему человека так тянет вниз, и главное – почему мы этому потакаем. Сегодня, когда мир на глазах становится дисгармоничным (не сам собой – его таким делают), исчезает внутренняя тяга человека к красоте, заложенная Творцом. Мы перестаём нуждаться в красоте слова, одежды, поведения, чувств. Это страшные признаки начала цивилизационного одичания. Но это тема для отдельной философской статьи, а не для газетной публикации.

– А вера к вам пришла вместе с поэзией?

– Если бы! Писать я начала лет в 12 – 13, а о вере в те времена вообще не говорили. Счастлив, кто с детства знает вкус молитвы и огонёк лампадки. Остальным приходится Бога искать. Но кто начинает докапываться до смысла жизни, обязательно приходит к Богу. Потому что без Него никакого смысла в жизни нет. А тот, кто ищет земного счастья (богатство, любовь, власть и пр.), удивляется, что, имея всё это, не бывает спокоен и счастлив. Кажется, всего достиг – и ничего не достиг!

– А верующий находит счастье?

– Он его не ищет, вот в чём различие. Богат не тот, кто много имеет, а тот, кто довольствуется тем, что имеет. Вера – это та живая вода, после которой человек не жаждет, как сказал Иисус самаритянке у колодца. Земной путь человека – это его крестный путь. На нём есть, конечно, и минуты счастья, только не надо видеть в них самоцель и ради них губить душу.

– Мне всегда было интересно узнать, не тяжело ли поэту работать с производственной тематикой?

– Да чем это может помешать? Разве что увижу ещё какую-то незаметную грань, кроме того, что на поверхности. Поначалу, придя в строительную газету, я, конечно, ничего не понимала в строительстве, а сегодня мне здесь всё интересно. Строительство – это созидание, движение, жизнь. Не было ничего – и вдруг появляется мост, дорога, здание, город! Это творчество в чистом виде. Не говорю уж об архитектуре – это особое искусство, творчество, поставленное на твёрдую математическую основу. В чём-то это сродни поэзии: мало иметь замысел – надо знать, как его воплотить, основываясь на оптимальных формах, пропорциях, расчётах. Специальных знаний у меня нет, но архитектуру – как явление – я ощутила ещё в раннем детстве. В Явасе есть целая улица (она, к сожалению, исчезает), построенная пленными немцами. Это школа, аптека, больница, хорошо оформленный стадион. Клуб с торжественной лестницей, балюстрадами, богатой лепниной, расписным плафоном на потолке. Баня с входом-ротондой и барельефами львиных голов по боковым фасадам. Необычно для небольшого посёлка, правда? Началось всё, конечно, со школы – атмосферу спокойной гармонии этого здания я никогда не забуду. Гулкая акустика вестибюля, колонны, лепные бра, огромные картины, по которым мы писали сочинения, светлый актовый зал с паркетным полом. С той самой поры я к зданиям неравнодушна и воспринимаю их как живые существа, каждое со своей душой. Поэтому, прежде чем писать о каком-то здании, я стараюсь понять его.

– Ещё мне очень любопытно узнать, каково ваше чтение сегодня?

– Наверно, я разочарую тебя, потому что читаю сегодня литературу почти исключительно историческую и православную. Мой возраст уже не позволяет распылять время на пустоту. В рядок стоят труды интереснейшего современного богослова Андрея Кураева и митрополита Иоанна (Снычева), которого я почитаю как глубокого историка и богослова. Нилус, Шмелёв, Николай Сербский, Серафим Роуз, Феофан Затворник, Иоанн Крестьянкин, Иоанн Кронштадтский и другие – каждый по-своему интересен. В последние годы я стараюсь не пропустить книги Юлии Вознесенской. Это художественная литература, полностью укладывающаяся в рамки Православия. Избрав жанр фэнтези, она умудряется при этом точно следовать православной апологетике. Интереснейшее явление в современной православной литературе! Например, её роман «Юлианна» начинается со строки «По небу полуночи ангел летел». Ты думаешь, это – Лермонтов? Вовсе нет. Это факт: летел ангел-хранитель девочки из деревни в столицу, куда девочке предстояло ехать. В романе речь о том, как ангел помогает своему подопечному, какая у него огромная сила, и как мало она нами, к сожалению, востребована. Моё чтение и прежде было несколько нестандартным, поскольку я предпочитала художественной литературе литературоведение. Бонди, Андроников, Щеголев, Тынянов – их я читала больше, чем романы. Одним из моих «университетов» был «Поэтический словарь» Квятковского. А шеститомник сочинений Корнея Чуковского! Если бы не он, я и по сей день представляла бы нашу литературу однобоко и бледно. Критик, острый наблюдатель, он представил мне многих деятелей литературы и искусства – живыми.

– Сегодня много громких имён. Неужели у вас не было искушения почитать современных авторов?

– Было, конечно. Ажиотаж вокруг имени Акунина заставил прочитать несколько его книг. Я не удивляюсь, что людям он нравится. Занимательно, и язык есть, и сюжет хорошо скроен, и не глупо. Можно приятно провести время. Но абсолютно без пользы для души. А мне через книгу хочется что-то понять – в себе или вокруг. Ещё менее меня заинтересовал модный Мураками. Хотя лабиринты его фантазии неповторимы и увлекательны, я поняла, что этими лабиринтами никуда не придёшь. А более всего поразил меня Пауло Коэльо, из которого сделали культового писателя. Несколько лет назад все считали нужным читать Коэльо, говорить о Коэльо, показать, что знают Коэльо. Трудно было удержаться и не прочитать хоть что-нибудь. Начала я с «Алхимика» и сразу поняла, что это дутая слава. В художественном плане – иллюстративно, голо. В духовном – эзотерика и путаница (Свой путь, Судьба, Знаки и другие ходульные понятия и выражения, которые кочуют из книги в книгу). Это «ширпотреб» для Европы. Почему же читаем его мы, выросшие на Достоевском, Толстом, Пушкине? Как для нас Коэльо мог стать новым духовным гуру? Ответ один – мы стали неразборчивы, примитивны, литературно деградировали.

– Так что же, вы считаете, что среди модных, ярких имён нет настоящих открытий?

– Настоящие писатели есть и сегодня, но они не имеют массовых тиражей. А насчет открытий – время покажет. Хотя случается открывать давно открытое. Лет 10 назад я открыла для себя замечательную Джейн Остин, английскую писательницу XVIII века. Аристократизм чувств, психологизм, великолепный язык, верность исторической правде. Не нахожу объяснения тому, что у нас её не знали и не знают – она заслуживает известности. Это литература, воспитывающая нравственность. Но нетрудно заметить – всё, что красиво и нравственно, выставляют сегодня скучным и устаревшим. Кто-то очень настойчиво нам это внушает. Как-то у Бердяева (вот ещё кого люблю почитать, хотя не всегда с ним соглашаюсь!) прочитала: «Не религия должна быть моралистична, а мораль религиозна». Но как раз оба эти момента и присутствуют сегодня в нашей жизни: и религия зачастую превращается в пустое морализаторство, и мораль абсолютно безбожна. Это главные беды нашей литературы и искусства вообще, хотя и искусственно созданные. Россия не оскудела на серьёзную литературу, на честных писателей, но нас от них отвлекают. Всюду слышно – «оттянись!», а призывают ли когда «задумайся…»?

– Скажите, как вы оцениваете литературную жизнь в Саранске?

– Поэты и писатели у нас есть, а про литературную жизнь мне говорить сложно – я журналист и нахожусь в стороне от этих процессов. Но могу сказать о том, чего нет. Нет русского журнала, и думаю, у многих местных литераторов скопились рукописи, которые они уже не надеются когда-нибудь опубликовать. В принципе, это подавляет творчество, так как перспектива писать в стол мало кого способна вдохновить. Нет критики ни в каких массовых изданиях, в результате люди стали забывать фамилии даже именитых, заслуженных писателей, а молодёжь их вообще не знает. Это никак нельзя назвать нормальным явлением. Без критики размылись критерии, и теперь молодой человек сам факт публикации его опуса считает признанием. Литературная жизнь включает в себя и непосредственный диалог между писателем и читателем. Может, через СМИ, может, через творческие встречи или через клуб, где и книги продаются, и есть возможность поговорить с любимым автором. Это во все времена имело место. Раньше были литературные салоны, потом клубы поэтов, которых не чурались Маяковский, Гумилёв, Цветаева, Волошин, затем – телевизионные вечера, а теперь появилось виртуальное общение через Интернет. Печально, что культура общения за последний век сильно изменилась. Были твёрдые правила поведения, ритуал знакомства, не принятые в обществе выражения и поступки – где всё это сегодня? Скандалы, мат, самореклама – в порядке вещей, никого не удивляют и не возмущают. Мы – дичаем. Был литературный салон, теперь – тусовка, было имя – теперь имидж, была репутация – теперь бренд… А самое главное, мы слишком много говорим, а вернее, треплемся!

 

Беседу вела Галина КОНДАРЕВА
г. САРАНСК, Республика Мордовия