Подражать всем и остаться Модильяни

№ 2007 / 15, 23.02.2015

Долгожданная встреча в Музее изящных искусств имени Пушкина на Волхонке – с Амедео Модильяни, подготовленная совместно с частными коллекционерами и крупнейшими музеями мира. Модильяни впервые в России. Мы много слышали о нём. О том, что слава пришла к нему в год его смерти от туберкулёза – в 1920 (родился он в 1884), о спутнице последних лет Жанне Эбютерн, она покончила с собой на следующий день после его смерти, будучи беременной их вторым ребёнком, и, конечно, о громком романе с Анной Ахматовой. Великая русская поэтесса оставила нам удивительно тёплые воспоминания об их знакомстве, начавшемся в 1910 году. Символично, что выставка в Пушкинском проходит в год 100-летия первого показа работ Модильяни широкой публике. Есть предположение, что несколько его картин были выставлены в Осеннем Салоне. Ещё одну круглую дату можно отметить в этом году: 90 лет назад, в декабре 1917 года, состоялось открытие первой и единственной персональной выставки художника в галерее Берты Вейль. Во время вернисажа она была запрещена и закрыта, как сообщает Дорис Кристоф в своей книге «Поэзия видений», «из-за выставленных там скандальных обнаженных фигур». В «Дневнике одного гения» Сальвадор Дали советовал: «Для начала научитесь рисовать и писать, как старые мастера, а уж потом действуйте по своему усмотрению – и вас всегда будут уважать». В восемнадцать лет Модильяни записывается в Свободную школу рисования с обнажённой натуры во Флоренции, постигает искусство Ренессанса. Потом вместе с другом он живёт в Венеции, где остаётся вплоть до своего переезда в Париж. Обучается в школе при Академии художеств, изучая произведения великих мастеров в музеях и церквах. Будучи уже самобытным, пишущим на заказ художником, он не переставал учиться, теперь уже у своих французских друзей и коллег. То и дело в его живописных работах мы находим влияние Пабло Пикассо, Тулуз-Лотрека, Огюста Ренуара, в скульптурных – прежде всего Константина Бранкузи. На выставке есть малоизвестный портрет Хуана Гриса, 

испанского художника, представителя «синтетического кубизма». Модильяни выполнил его в несвойственной манере. Хуан Грис будто собран по частям. Плохо подогнаны друг к другу шея, голова, туловище. И лицо «геометрическое». Искусственно вставленные в картину глаза, откуда-то взявшийся у Хуана чужой рот. Из этого же ряда – портрет Пикассо, которого Модильяни считал своим учителем. Это он открыл Амедео африканскую скульптуру. Позже художник сам познакомился со скульптурой этрусков, кхмеров, привнося в своё искусство художественные приёмы архаичных и неевропейских культур. В 1911 он выставляет каменные «столпы нежности» в ателье одного португальского художника. Вскоре появляются знаменитые кариатиды, здесь он обращается к греко-римской традиции. Для него это не было временным увлечением. Есть мнение Ортиса де Сарате: в молодости Модильяни под впечатлением античного наследия Италии чувствовал себя созданным для резца. Когда он не занимался живописью, письма его матери были адресованы «Модильяни, скульптору». Кстати говоря, он никогда не использовал гипс или глину, предпочитая известняк и дерево. Дорис Кристоф в своей книге пишет, что этот этап жизни художника начался с переезда на Монпарнас, в то время он был районом новостроек. Далее она говорит: «На бульварах появлялись огромные городские дома, под землёй велось строительство метро. Если верить рассказам, Модильяни использовал в качестве скульптурного материала каменные блоки, которые он брал со стройплощадок, а свои деревянные головы якобы делал из путевых шпал». Да, когда бы вы знали, из какого сора… На выставке эта часть его наследия представлена мало, что, к счастью, компенсируется большим количеством живописных портретов и карандашных рисунков. Они не академические, в них нет и тени от любви ренессансных мастеров к прорисовке анатомических подробностей. Фигуры (здесь даже есть рисунок гермафродита) будто высечены из камня или вылеплены из глины. Ещё в юности Модильяни нашёл свою неповторимую технику изображения. Его «Еврейка» или обнажённые в шляпе, на диване слишком реальны, слишком осязаемы, зримы. Модильяни порой напластовывает мазки, делая тело объёмнее, упрощает его линии, заостряет контур, приближаясь к гротесковости (или псевдонаивности?!), как на «Лежащей обнажённой», приехавшей в Москву из Городской галереи Штутгарта. «То, что я ищу, не является ни реальностью, ни нереальностью: это нечто непостижимое, мистерия человеческого подсознания», – говорил художник. Он мог рисовать и высекать тело человека, но его душа всё равно оставалась непостижимой, как голубые, без зрачка, бездонные глаза Жанны Эбютерн.

 

Валерия ОЛЮНИНА