Василий ДВОРЦОВ: ДОЛГИ НАДО ОТДАВАТЬ ПРИ ЖИЗНИ

№ 2007 / 15, 23.02.2015

Писатель Василий Дворцов в общении человек весьма обаятельный. И мужчина фактурный – тут вам и борода, и осанка, и улыбка хитрая… И к тому же народный целитель – одной моей знакомой за пять минут «поправил» спину, недуг отступил…

 

ВАСИЛИЙ ДВОРЦОВ: ДОЛГИ НАДО ОТДАВАТЬ ПРИ ЖИЗНИ

      
     Писатель Василий Дворцов в общении человек весьма обаятельный. И мужчина фактурный – тут вам и борода, и осанка, и улыбка хитрая… И к тому же народный целитель – одной моей знакомой за пять минут «поправил» спину, недуг отступил… Несколько лет назад он ворвался в литературу, ошеломив читателей «крупной формой» (романами) и высоким качеством письма (первая его вещь – роман «Аз буки ведал» сразу была удостоена премии журнала «Москва»). С тех пор премий него накопилось немало, а новосибирское издательство «Сова» выпустило сразу три его книги. Мы встретились с Василием Владимировичем, чтобы потолковать о минувшем и настоящем. 
      
     – Василий, вы человек с достаточно сложносоставной судьбой – немало освоенных в разное время профессий, богатая география. А как вы самоопределяетсь? 
     – Я – сибиряк. Это не простая констатация факта, что, мол, человек родился в Томске и провёл детство на берегу Оби. Это означает, что в него изначально были заложены, а затем развиты и закреплены некие особенные, невозможные в иных краях качества характера, особые восприимчивость и реакции на внешние жизненные раздражители. Отсюда забайкалец мышлением, чувствованием и поведением совершенно не схож с кавказцем, а поморец с курганцем. Это вне национального. Это именно земляческое. 
     – И что же особенного в вас было «изначально заложено»? 
     – С третьего класса я рос в селе Молчаново Томской области. Мы держали достаточно большое хозяйство, а что такое деревенский труд – кто знает, тот знает. После школы приехал в Новосибирск, в шестнадцать лет поступив в медицинский. И сразу ощутил свою инородность: город для меня, с момента первой встречи и навсегда, этакая добровольная скученность людей, где активно и азартно наказуется откровенность, доверчивость, правда. Пришлось учиться не выделяться из толпы, не подставляться, а позже сумел и организовать свою «территорию», отстоять право на собственную индивидуальность. И всё равно город и я – было и есть противоборство, хотя теперь и не активное. Надеюсь, что смогу дотянуть жизнь, не сдав своего деревенского наива – без него краски не воспринимаются чистыми, а звуки ясными. 
     – Чистота красок для вас не просто образ. Вы же профессиональный художник? 
     – Когда медика из меня не получилось, то пришлось пойти в художники. Как сценограф поработал по театрам в различных городах великого СССР – оформлено 50 спектаклей, от кукол до классического балета. И именно оттолкнувшись от театра, от его слишком «пыльного» закулисья, начал воцерковляться. Вначале работал только реставратором, специализировался на стенных росписях. Потом начал и своё. За двадцать с лишним лет более 400 икон и картин разошлось по церквам Сибири, России и православного зарубежья. Кроме бригадного участия, два храма расписал лично. Один, правда, сгорел. 
     – А когда и как решились на литераторство? 
     – Кое-что – стихи, пьесы, статьи, неактивно писал давно. Но к сорокалетию почувствовал просто неодолимую тягу к составлению текстов. Ибо понял: книга – есть самый прямой и доверительный разговор между людьми, самый неспешный, задушевный. Для живописи нужны залы, собрания, а тут всё с глазу на глаз, предельно лично. С 2000 года стали печатать профессиональные журналы, и первый же роман «Аз буки ведал…» отметил Леонид Иванович Бородин, дав премию «Москвы». На сегодня опубликованы три романа, две повести, сборник рассказов, дюжина пьес, книжка стихов. И злобная публицистика в нескольких десятках периодических изданий. 
     – В сорок лет заложить столь крутой поворот, скажем, непросто. Есть уверенность в правильности того шага? 
     – Член Союза писателей России, лауреат различных литературных премий. Перевожусь. А главное, писательство-то и оправдало мои затянувшиеся жизненные метания со всем множеством перепробованных профессий – от токаря, пожарного и преподавателя до механика кукол, тренера и дизайнера. Случайный и неслучайный опыт, наблюдение удивительных по красоте или трагичности судеб, фантастические, казалось бы, ситуации – всё оказалось вдруг востребованным, уместным. Необходимым. 
     – Литература в России никогда не была просто профессией. У нас уже привычно от писателя требовать некоего абсолютно верного виденья мира, абсолютной правоты суждений. 
     – Развиваясь, из века в век русская литература вбирала в себе эпосы и предания северных, восточных и южных славян, тюрок, угров, монголов, балтийских, каспийских, амурских, кавказских и карпатских этносов. Но величайшим мировым явлением она стала потому, что изначально ставила перед собой главную задачу христианской цивилизации: осмысление жизни человеческой души, правдивое отражение всех её взлётов и падений, мучений и радостей, с призывом сострадания всех ко всем. Всегда труд русского писателя был исполнением Девятой заповеди: «Не лжесвидетельствуй», ибо настоящая русская литература – это всегда литература психологического реализма. 
     – Полгода назад вас пригласили в Москву на должность заместителя главного редактора «Общенационального Русского Журнала». Как вы осваиваетесь в столице? 
     – С Москвой и москвичами я знакомился и заводил дружбы только через тексты. Честно, как натуральный провинциал, рассылал рукописи по разным изданиям и издательствам и бессонно ждал их реакции, даже не догадываясь о существующих противостояниях бесчисленных группировок. Но так как в профессию я вошёл в достаточно зрелом возрасте и со сложившимися убеждениями, то своих нашёл в столице дольно скоро. Своих по вере и верности. Причём в самых различных «лагерях» и «тусовках». 
     – Как ваше творчество оценивают коллеги? Вы довольны критикой и отзывами на свои произведения? 
     – Что значит быть довольным или недовольным? В основном-то хвалят, а ласковое слово и кошке приятно. Если и была пара попыток куснуть, но это от советскости, от недостатка образованности. В изначальном понимании этого слова. Однако есть для меня некая загадка: почему различные по мировоззренческой принадлежности критики и филологи равно хвалят мои произведения не столько за поднятие темы и раскрытие её через соответствующую композицию, сколько за речевую стилистику и прочую лексографию, её оформляющие? Это же как бы хвалить солдата за чистоту дыхания или цвет загара. Я-то для себя наибольший интерес нахожу в композиции. Но готов повторять всем и всегда: изначальным толчком и главным побуждением для создания произведения является только тема. Если тема идейно, энергетически и, соответственно, ритмически овладела художником, тогда, действительно, далее всё дело за материалами и технологиями, за ремеслом. Что за тема? Всё зависит от внутреннего объёма души, величины таланта – может ли художник вместить в себя восторг жертвенной любви, боль и гнев за невинно льющуюся кровь, или же его хватает на одну морковь. 
     – К сожалению, излишняя социальность вытесняет из патриотической литературы лирическую составляющую. Как избежать плакатизма, чрезмерной мажорности? 
     – Со-страданием. Со-чувствием. Естественно, что для меня главной темой является судьба моего поколения. Родившиеся, взросшие, получившие образование и начавшие обустраивать свой мир в одной стране, мы, полные сил и жизненного желания, внезапно оказались в совершенно иной, в нас не нуждающейся. Помните: 90-е годы ранними инфарктами и инсультами просто косили сорокалетних мужиков – тех, на ком должна была бы лежать ответственность за Отечество, за Империю. Сколько же характеров, сколько мужества и предательства, гордой несгибаемости и тихого подвижничества открылось свету на изломе эпох! В меру сил запечатлеть, зафиксировать, успеть записать увиденное, осмысленное и прочувствованное – долг. Отдавать который придётся не на земле. 
     

Беседу вела Оксана КОРЧИНА