МАЛЕНКОВЫ: ОТЕЦ И СЫН

№ 2007 / 16, 23.02.2015

 

В следующем году в моей личной истории дата: если говорить языком кадровиков, исполняется 50 календарных лет трудового стажа. В 17 лет пришёл в журналистику, работаю в ней штатно и сейчас. Нештатно последние 30 лет занимаюсь художественной прозой. К слову сказать, многочисленные литературные премии не дали мне права носить высочайшее звание Ветерана Труда – нужны награды иные. Так что в свои 66 я никакой не ветеран, что на самом деле радует. Так к чему я это всё? Вспомнил! Пишу к своему юбилею книгу воспоминаний, называется она ужасно – «Книга предательств». Но слов из песни не выкинешь. Не знаю, как у других, но в моей весёлой жизни практически любой факт тяготел к какому-то кольцевому завершению, порою через много лет. Если я куда-то географически попадал, значит, когда-нибудь там окажусь снова. Если столкнулся с интересным человеком – обязательно случится продолжение. А в этом конкретном случае стоило долго жить, чтобы сначала в 1961 году взять интервью у опального главы советского государства Маленкова, и потом, через сорок лет, побеседовать с его сыном Андреем. Хорош сюжетик для мемуаров?

Должность у меня в редакции «Индустриальной Караганды» значилась так: старший литературный сотрудник отдела строительства. Вот почему в поле зрения всегда была ударная стройка пятилетки – канал Иртыш – Караганда. А коли канал, то и Экибастуз, где директором ТЭЦ работал Георгий Максимилианович Маленков. …Полный человек в кремовом чесучовом костюме через стол пожал мне руку, слегка улыбнувшись, проговорил: – Из Караганды? Корреспондент? Значит, будем говорить о строящемся канале. – Посмотрел на сидящего в сторонке моложавого мужчину, секретаря партийной организации электростанции.

СПРАВКА Маленков Г.М. (1901 – 1988). Родился в Оренбурге. В 1919-м вступил в Красную армию, был политработником. Член РКП(б) с 1920 года. Не закончив учёбу в МВТУ им. Баумана, выдвинут на работу в Оргбюро ЦК. Быстро пошёл по ступенькам партийной карьеры, сблизился со Сталиным. Во время войны в основном занимался вопросами производства боевых самолётов. Генерал-лейтенант. После войны избран членом Политбюро ЦК. Герой Социалистического труда. После смерти Сталина Георгий Максимилианович стал председателем Совета министров СССР и фактически руководителем государства. Экономическая программа Маленкова предусматривала снижение доли тяжёлой индустрии и более широкий выпуск товаров народного потребления. Жаль, помешала внутрипартийная борьба. «Антипартийная группа» (Маленков, Молотов, Каганович) потерпела полное поражение. Георгий Маленков с 1957 года работал директором Усть-Каменогорской ГЭС, затем Экибастузской ТЭЦ. Исключён из партии в 1961 году, вскоре отправлен на пенсию. Я любил тогда всюду – к месту и не к месту – козырять своим служебным удостоверением. Протянул его Маленкову. Тот махнул пухлой ладонью в сторону парторга. Намереваясь как бы сразу установить доверительные отношения, вдруг беспардонно ляпнул: – Георгий Максимович (отчество перепутал от волнения), у нас под Карагандой, в Тихоновском доме для престарелых, живёт Якубович, пишет мемуары. Старый большевик, соратник Ленина… После лагерей Микоян выхлопотал ему комнату в этом доме-интернате. Вы, конечно, его должны знать. Хотелось бы услышать ваш комментарий. Если можно… Я осёкся. Маленков выпучил глаза, поднял их к люстре, потом уставился на парторга. Тот побагровел так, словно (простите за сравнение) опился скотинной крови, и, что-то буркнув, быстро вышел из кабинета. Маленков пригладил свою знаменитую косую чёлку на лбу, как мне показалось, снова посмотрел на люстру, сурово проговорил: – Давайте, молодой человек, ограничимся темой строительства канала и роли в нём Экибастузской ТЭЦ. СПРАВКА М.П. Якубович родился в 1891 году. Правнук декабриста Якубовича. Впервые, будучи гимназистом, арестован царской охранкой. Избирался первым председателем Смоленского Совета рабочих и солдатских депутатов, представителем Петроградского Совета на Западном фронте, членом ВЦИК. Вторично арестовывался, но уже генералом Деникиным. Раскаявшийся меньшевик. Работает на руководящих должностях вплоть до управляющего Комиссии по государственным фондам Совета труда и обороны. В 30-м арестован и осуждён на 10 лет по процессу «Союзного бюро меньшевиков». После отбытия срока снова арестован – и снова на 10 лет. В 50-м переведён в Карлаг. После развенчания культа личности за Якубовича ходатайствует соратница Ленина Елена Стасова. В 67-м Якубович появляется в Москве, встречается с Микояном, заместителем которого он работал до арестов. Возвращается в Караганду. Пишет главы о Сталине, Троцком, Каменеве, Зиновьеве. Обвинён в распространении рукописей антисоветского содержания, заведено очередное уголовное дело. 77-летнему старику грозит новый срок, и вдруг следствие сворачивается. Автор повести «Красная роза», исторического исследования «Смерть Бориса Годунова», этико-философского труда «Христианство и индуизм», философского анализа понятия Времени в Теории относительности Эйнштейна.

Тогда я как-то не осознавал, что за Маленковым просто обязано было вестись круглосуточное наблюдение, прослушивались все разговоры. Может, поэтому он дважды посматривал на люстру, где мог быть «жучок»? Моё упоминание о Якубовиче могло рассматриваться Маленковым как некая проверочная акция чекистов. Как бы там ни было, но подставился я сам. Через какое-то время о Якубовиче меня расспрашивали чекисты, правда, мягко и интеллигентно. Дело в том, что подруга моей карагандинской жены не только навещала Якубовича, но и перепечатывала его главы о Сталине и Троцком. Я не отрицал, что бывал у Якубовича, читал его рукописи. В общем, видимо, время стояло уже другое, окружение Якубовича не трогали. Вернёмся в Экибастуз к Маленкову. В какой-то момент беседы он глянул на часы и сказал: – Юноша, время обеденное, а у меня диета. Приглашаю вас к себе домой на борщ. Настоящий! – Он весело подмигнул. Мы сели в «Победу» и через минут пятнадцать подъехали к двухэтажному (если не изменяет память) дому. Поднялись наверх. Нас встретила не то супуруга Маленкова, не то домработница. Меня провели сразу на кухню. Там я и помыл руки. Поели действительно вкуснейший красный борщ, попили чаю. Георгий Максимилианович, помнится, расспрашивал меня об учёбе, семье, родителях. Особенного чего-то я не отметил, потому что по молодости лет не понимал, хотя бы в малой мере, ни значимость противоречивой фигуры Маленкова, ни его «антипартийную» (читай: антинародную) суть. Для меня он был прежде всего руководителем предприятия, которое давало электроэнергию на объекты строящегося канала Иртыш – Караганда. В редакции я с затаённой гордостью заявил своему завотделу Хамидуллину об интервью с Маленковым. Тот не поверил, а потом покрутил пальцем у виска: «Кто тебя туда посылал? Сделай обычную производственную корреспонденцию, не упоминая фамилии директора». Я разобиделся, пошёл за помощью к главному редактору Скоробогатову, милейшему интеллигентному человеку, фронтовику. Василий Ефимович похвалил меня за инициативность, но сказал то же, что и Хамидуллин. И вот спустя четыре десятилетия мне попадает в руки небольшая по объёму книжица Андрея Маленкова «О моём отце Георгии Маленкове». Ну как не встретиться?! С трудом нашёл нужный телефон профессора биолога Андрея Георгиевича, много раз ему звонил, но долгое время что-то не складывалось. И только рассказ об экибастузской встрече открыл мне наконец двери в организацию без вывески. В одном из монументальных зданий района гостиницы «Будапешт» я, преодолев несколько охранных постов, поднялся на четвёртый этаж и оказался в довольно просторном и элегантном офисе – с большой книжной стойкой, низкими столиками, компьютерами, картинами на стенах и зашторенными большими окнами. Располагающе улыбаясь, меня внимательно разглядывал человек лет шестидесяти (моих лет), в очках, слегка сутулый, но, как вскоре оказалось, энергичный и быстрый в движениях. Теперь, спустя шесть лет после нашей встречи, я, наверное, могу рассказать о факте, свидетелем которого я невольно оказался. Перед началом нашей беседы вдруг заработал на столе аппарат факс. Андрей Георгиевич выдернул листок с сообщением, прочёл и радостно потёр руки, на лице его сияло настоящее счастье. На мой немой вопрос он сказал: – Из Африки… Наш пациент, вылечившийся от рака с помощью наших препаратов, в знак благодарности перечисляет нам несколько миллионов (не помню конкретную сумму) долларов на строительство онкологической клиники на юге Африки. Но об этом, – он посмотрел на меня глазами своего отца сорокалетней давности, – в газете ни сло-ва! – Хорошо, хорошо, – обещал я и извинился за то, что не пришёл в назначенный день – меня тогда мучила межрёберная невралгия. – А я знаю, как лечить! – почти весело воскликнул профессор Маленков. – У меня тоже был приступ, купался как-то в Пущине… Короче, нет ничего лучшего, чем мешочек с нагретым песком. – При этом он красноречиво всё показал жестами, и я как бы со стороны увидел свою поясницу, одеялко, а поверх него пышущий жаром холщовый мешочек. Мы «отвели душу» на народных рецептах, затем я вспомнил подробности встречи с его отцом. На что мой собеседник грустно заметил: – Слежка была наглая. Отец страдал желчекаменной болезнью и в один из тяжёлых приступов оказался в экибастузской больнице. Вскоре появились два каких-то залётных хирурга, предложили операцию. Отец отказался, те принялись упорствовать, пока не вмешался главный врач (друг отца) и не потребовал у хирургов документов… – Андрей Георгиевич, опала вашего батюшки как-то сказалась на его троих детях? Лично на вас? – Что значит «сказалась»? – Андрей Георгиевич ласково прикасается к лобику крошечного китайского божка на своём столе. – Опала отца вообще изменила всю мою судьбу, чем, впрочем, я очень доволен. Мне вообще необыкновенно во всём везло. Ну, хорошо, давайте по порядку. Я был учеником академика Тимофеева-Ресовского, ездил к нему на Урал, но в выбранном направлении мне не дали развиться власти. Мои научные пристрастия сформировались между молекулярной биологией и генетикой. Короче говоря, после вуза я оказался в онкоцентре, который тогда находился в нынешнем Московском областном научно-исследовательском клиническом институте (МОНИКИ). И снова везение на учителей – учёных… Как бы минуя стадию причин возникновения раковых клеток, я сосредоточил свои исследования на их механизме, анатомии роста, инвазии и так далее. То есть в поле моей деятельности попали вопросы, на которые можно было бы ответить только экспериментально. В 28 лет у меня вышла монография, в 37 стал профессором. Как видите, всё удалось, хотя меня не выпускали за рубеж. Вообще, и это в итоге хорошо. На каком-то этапе жизни ограничения полезны. – Андрей Георгиевич, судя по ответу, вы о многом умолчали, но это понятно. Пойдём дальше… В ваших воспоминаниях об отце есть глава «Борьба с бериевщиной». Некоторое время назад в Главной Военной Прокуратуре мне довелось листать 80-томное дело Лаврентия Павловича, затем я изучал книгу его сына Серго Гегечкори. Всюду мелькает имя вашего отца… – Это большой вопрос. Выскажу сжато своё мнение. Я не сторонник Берии, но если мы хотим быть свободными людьми, то не должно быть никакой заданности, предвзятости, никаких посторонних нагромождений. Мы можем судить о деятеле по тому, что он сделал. А сделал Берия немало: убрал патологического палача Ежова, отменил пытки, провёл первую амнистию, облегчил страдания заключённых. Далее, с моим отцом в самые критические дни войны создал Государственный комитет обороны. А советский атомный проект? А высокорезультативная внешняя разведка? – Дорогой профессор, что значит, «если хотите быть свободными людьми»? В недавнем моём интервью с известным писателем современности Юрием Поляковым последний чуть ли не с нежностью говорил о советском прошлом державы… – Это бред! Большевики с первых дней революции начали со лжи, фальши… – Но ваш отец напрямую участвовал в этой лжи… – Я скажу следующее. Отец хотел стать физиком, а мать – архитектором. Но они занялись другим, потому что считали это тогда необходимым, первоочередным. Не мы выбираем время. – Мы беседуем с вами уже третий час, а ещё не подошли к главному – к вашей совместной с Георгием Максимилиановичем работе над большой программой «Защита организма человека». Как мне известно, вы продолжаете её сейчас? – Надо начать вот с чего… В отличие от многих других деятелей во время известной «большой чистки» отец сумел не впасть в отчаяние (иных сразил инфаркт, алкоголизм, тяжелейший стресс), а продолжить нормальную человеческую созидательную жизнь. Он мощно проявил себя как инженер и руководитель, в Усть-Каменогорске, Экибастузе. Он неустанно занимался детьми и внуками, был поглощён фундаментальными вопросами исторического движения человечества, проблемами пространства и времени, биосферы и ноосферы. А я тогда увлёкся исследованиями, посвящёнными защитным силам организма и предупреждения хронических болезней подводников. Отец предложил взять проблему шире, выходя вообще на людей, работающих в экстремальных ситуациях. Так родилась большая программа «Защита организма человека». Это был наивысший момент моего сближения с отцом. Он мне не давал никаких поблажек, только тогда я в полной мере оценил его любимое слово «основательность». Мы собрали прекрасную когорту учёных, специалистов. И настал момент, когда отец позвонил Генеральному секретарю ЦК КПСС Юрию Андропову. Тот одобрил программу. Проект начал формироваться как государственный. Со смертью Андропова началось не только уничтожение программы, но и дискредитация его участников. Благодаря руководителю контрразведки КГБ удалось многое сохранить, скажем, уникальную коллекцию симбитических вирусных штаммов Марины Ворошиловой. Её муж, Михаил Чумаков, создал 30 противовирусных вакцин и также подвергся остракизму. Я встретился с президентом Академии наук Александровым, и с его помощью была сохранена наша с Дионисом Никитиным разработка – фильтры для подводных лодок, ими и сейчас оснащён наш подводный флот. – Андрей Георгиевич, это ведь уже наши дни. Почему могло такое происходить? Собеседник искренне и с великим недоумением пожимает плечами: – Мотивы мне совершенно непонятны. И никогда не были понятны. Потом нашу программу курировал Анатолий Лукьянов, но и он не смог её сохранить. На снимках: Георгий Маленков, его сын Андрей. Фото ТАСС и автора.

 

 
Владимир ХРИСТОФОРОВ