С Диогеновым фонарём

№ 2007 / 20, 23.02.2015

С ДИОГЕНОВЫМ ФОНАРЁМ

      
     

1.

     Как вдруг спохватилась страна – люди перестали читать. Не читают и всё! Ни взрослые, ни дети. И вот уж Совет по культуре при Председателе Совета Федерации собирается поискать ответов. Министра культуры зовут, Председателя Книжной палаты. Нельзя ли что-то поправить. И как кто об общих вопросах заговорит, идеологию начнёт поминать, его удержат – нечего тут, ты конкретно давай – что делать? А я вот, грешный, думаю, что, может, как раз лучше как следует об этом самом «общем», пошире одного чтения поговорить. Авось оно будет полезнее, потому что позволит осознать себя. А понимание – уже половина решения. 
     Чем мы меряем нежелание читать? От чего отсчитываем? Да от своего советского прошлого. От изб-читален, переполненных библиотек, молодой жадности знания. От поэтической оттепели с чтением стихов у памятника Маяковскому, от Пушкинского праздника поэзии с десятками тысяч слушателей. От погони за книгами в начале перестройки, когда вернулся континент эмигрантской литературы, русской религиозной мысли. От самих себя и отсчитываем. 
     Так что же случилось? А то и случилось, что по своему обыкновению перевернули страну в три дня. А когда в три дня (как до этого в 17-м году), то тут уж не до наследия, не до традиции, не до последовательности. Завтра всё с первой страницы. Хотя умный Борис Годунов вон когда догадался, завещая сыну царство: «Не изменяй теченья дел. Привычка – душа держав». Это у нас-то привычка? Нет, вы это оставьте. У нас Ленин не зря советовал: «Надо сначала ввязаться в драку, а там поглядим». А после драки-то, известно, только долгое похмелье, стыд одних да молодечество других, а не дело. 
     Владимир Емельянович Максимов с улыбкой рассказывал, что когда при начале «Континента» он спросил у наследника Российского престола Владимира Кирилловича Романова, что было бы его первой заботой, если бы вдруг история перевернулась, тот ответил ошарашенному интервьюеру, что для начала сохранил бы обкомы и райкомы. Потому что понял, что когда у нас тронешь одно, то валится не это одно, а всё сразу – так у нас связано большое и малое, частное и общее, пустое и всемирное. Но наследник-то понял, а мы не наследники, мы – «люди простые». Нам привычнее «весь мир до основанья, а затем…» А затем вот и возникают вопросы: почему не рожают, не читают? А потому, что для того чтобы рожать и читать, надо жить дома, в истории, в долгом порядке жизни, где небо над головой, нравственный закон внутри и всё надолго в одной цепи дедов и внуков с единой верой и одной правдой. Когда же человек делает религией день и пишет на знамени «Всё и сразу!, то уж какие дети? Они ведь будут из этого «всего» себе что-то требовать и не дадут «сразу», потому что долго растут. И какие книги? Ведь они тоже читаются «вперёд» и «на вырост». 
     Ну и мораль сразу видна – надо строить «долгое» государство, родной дом, а не «свободное общество», наживать отцовскую требовательность, а не «права человека», которые упразднили само слово «обязанность», а с ним и природную «обязанность» женщины рожать, а растущего человека – читать. 
      
     

2.

     И потом – разве действительно перестали читать? Загляните в любой журнальный киоск, в книжный магазин. Видели ли вы такое изобилие в дни «самой читающей страны»? Не зря статистика улыбается, что книг в России в год рождается больше, чем детей. А их издатели денежки на ветер не бросают – дураков нет. Они помнят здравое гоголевское замечание, что если какая-то книжка появилась, значит, сидит где-то и читатель её… Значит, всё это несчётное, как песок морской, сонмище находит в ком-то потребителя. Не одни миллионные детективы и любовные романы, но и высокая и низкая история, глубокая и поверхностная мысль, великая мировая проза и мелкие домашние сочинения, бессмертная поэзия и однодневные вирши. И это только книги. 
     А вселенная Интернета, где всякий страждущий волен выкрикнуть своё «я». Ведь и там сотни журналов, сайтов, страниц и тысячи имён, которые перекликаются в своём зыбком море и вполне утолены взаимным иллюзорным приветом. Как ни покажется смешно, но не будет неправдой сказать, что не читают, потому что пишут. Сбиваются в малые интеллектуальные или порочные словесные собраньица и живут там своей выморочной жизнью. Но в слове, в слове, хотя бы и с самомалейшей буквы. 
     А сколько читателей отошло к Слову с небесной буквы. И как развилась христианская литература, уведшая человека от светской книги, исторгнувшая его из библиотеки и цепкой статистки, но вернувшая небу, может быть, самого нужного читателя. 
      
     

3.

     Значит, всё в порядке? В количественном, числительном смысле (тиражи, армия «потребителей») – да. А в качественном – нет. Это-то качество и тревожит страну, потому что неслыханное разнообразие чтения не сказывается на духовном строе общества. Страна словно изнеживается и слабеет. Я тут имею в виду даже и тех её жителей, кто живёт на пределе бедности (если в этих пределах ещё читают книги) – все мы теперь потеряли волю, оторвали слово от реальности. И книга уже не строит характер, не выковывает делателя. 
     Чтение становится праздно, развлекательно. Это оборотная сторона разнообразия. Когда цветут все цветы, они скоро становятся травой. На ней можно пастись, но нельзя вырастить душу. При тотальном нашествии книг, как ни странно, Шекспир скоро уравнивается с Сорокиным, Джойс с Пелевиным, Толстой с Акуниным, Пушкин с Приговым. То и другое – чтение. Досуг. Книжная продукция. Их и представляют по выходе библиографические отделы журналов, немногие книжные и радио- и телеобозрения бок о бок. 
     Нет спора – ещё держат «своего» читателя «Наш современник» или, скажем, «Звезда», или «Новое литературное обозрение». Но это уж равнодушная гражданская война, а не позиция. Патриотические и кастово-интеллектуальные ордена, не видящие друг друга, брезгующие друг другом. А в одном обществе и одной стране – это беда, это расхищение и духовное ослабление её. И с той, и с другой стороны скоро начинаются подмены, тайные и явные подделки под «орденские» правила. И слово изменяет тем и другим, поэтому мы не видим новых – объединительно сильных, неоспоримо высоких имён ни с той, ни с другой стороны. А старые имена, как ни сильны, а уж читаются только с почтением, благодарностью, любовью, но без прежней возвышающей энергии. И уже никому не представить и в голову не придёт сказать о Толстом, как Томас Манн, что, коли бы он пожил подольше, Первая мировая война бы не началась – было бы стыдно перед этим человеком. Или, как Розанов о Пушкине, что при нём никто не осмелился бы делиться на славянофилов и западников. 
     Вот главная беда – жизнь как будто потеряла власть, сама стала «литературой», а мы только собранием «цитат». И беспокойство наше и тревога в том и состоит, что мы не читателя ищем, а человека, как бедный Диоген с фонарём посреди белого дня, потому что надо с кем-то держать Отечество, веру и правду, волю и силу. Оглянешься, а кругом уж одни читатели. 
     «Что вы читаете, принц? – Слова, слова, слова…» 

      
     Валентин КУРБАТОВ

     г. ПСКОВ