ЭХО СМЕХА

№ 2007 / 29, 23.02.2015

20-е годы были счастливыми для советской сатиры: они дали нам М.Булгакова, М.Зощенко, И.Ильфа и Е.Петрова. К юмору обратились и серьёзные писатели – П.Романов и В.Шишков, отразившие крестьянское восприятие революции. Продолжали работать в остром сатирическом жанре В.Маяковский и Д.Бедный. Первые шаги делал в эти годы замечательный литературный пародист А.Архангельский. Однако если ограничиться только этими именами, наше представление о юморе послереволюционных лет будет сильно обеднено: оркестр ведь состоит не только из солистов, а также из исполнителей, создающих ансамбль.
20-е годы были счастливыми для советской сатиры: они дали нам М.Булгакова, М.Зощенко, И.Ильфа и Е.Петрова. К юмору обратились и серьёзные писатели – П.Романов и В.Шишков, отразившие крестьянское восприятие революции. Продолжали работать в остром сатирическом жанре В.Маяковский и Д.Бедный. Первые шаги делал в эти годы замечательный литературный пародист А.Архангельский. Однако если ограничиться только этими именами, наше представление о юморе послереволюционных лет будет сильно обеднено: оркестр ведь состоит не только из солистов, а также из исполнителей, создающих ансамбль. А в нём немало незаслуженно забытых писателей весёлого цеха. Наша новая рубрика «Эхо смеха» предоставляет читателям возможность обратиться к истокам советского юмора, дорога куда долгие годы была закрыта читателям, и вместе с тем узнать, как жили наши предшественники. Наверное, не случайно в советские времена так и не вышло ни одной по-настоящему правдивой антологии юмора 20-х годов: несмотря на все цензурные ущемления и самоограничения самих сатириков, она бы разрушила пафос многих коммунистических мифов о нашем счастливом житие-бытие.

В. ТОБОЛЯКОВ
НЕРВЫ
Кухня в этой коммунальной квартире была вроде ада. Жара стояла настоящая адская, а замчертей были домохозяйки.
– Ах, женчины, женчины! – сказал как-то старый холостяк Михал Палыч, сам приготовлявший себе похлёбку. – И всё-то вы сволочитесь! Уж лучше бы вы подрались, женчины, а ещё лучше б – помирились.
– Помири-ились?.. Не скоро тут помиришься, – отвечали хором домохозяйки. – Нервы уж у нас такие. Не тихие нервы. После этих голодовок да очередей чисто мы все обревматизмелись… А вы говорите – мириться!
– Знаю я, золотые мои, – сказал Михал Палыч, легонько пробуя зубами картошку из похлёбки. – Все вы развинтились да размотались. А вы всё-таки старое средство испытайте. Как какая рассердилась, отошла маненько в сторонку и сосчитала до ста. Правило дедовское ещё! Разом успокоишься!
– Освободите вашу мисочку, – сказала домохозяйка из 17-й комнаты. – Надо и моим котлеткам пожариться, а то муж скоро придёт.
– Плюю-ка я на ваши котлеты… – гостеприимно согласилась домохозяйка из 13-й комнаты.
– Ах, вон ка-ак! Ах, ты тварь злоязычная, змея ты подколодная…
– Считайте! Считайте! – закричали на них со всех сторон.
Домохозяйки, готовые было уже вцепиться друг в дружку, замолчали, а потом стали считать.
– 1, 2, 3, 4, 5…
Тихо было у плиты.
– 34, 35, 36, 37…
– 90, 91, 92…
– 100! – первой выдохнула жиличка из 13-й комнаты. – 100! А только этой суке я так не прощу. О муже заботится, а сама на чужих мужиков заглядывается!
– 100! – поспела вторая. – Обормотина ты египетская! Сама подолом везде треплешь!..
– Это я-то, мерзавка ты посадская! Да я…
– Считайте дальше! Дальше считайте! – вступились прочие свободные от поля брани домохозяйки. – Нервы же у них не дедовские, рази туточки сотни хватит!
– 101, 102, 103…
– 182… – простонала из 17-й комнаты. – Простите вы мне, дамочки, но во мне кровь вся кипятком 183 крутится, чтоб этой 184 стерве морду 185 оплевать 186, 187…
– 201, 202, 203 раза, – подхватила другая, – 204 раза была ты дурой, дурой и останешься! 205, 206, 207, 208…
– 432, 433, 434, 435… Дура – не дура 436, а 437, как ты, 438, потаскуха, рожа 439, 440 до бровей 441, 442 не крашу 443, 444, 445.. уж…
– Дайте 994 уж 995 я 996 лучше 997 подерусь 998 с 999 ей 1000!
И ринулись в драку. Старый холостяк Михал Палыч забрал с плиты свой котелок и пошёл от греха подальше.
– Нервы у них действительно, – сказал он в дверях. – Не тихие нервы. Для таких нервов высшая математика требуется!Библиотека «Бегемота», 1928 г.

М. КОВАРСКИЙ
ДВА БРАТА
Сказка для нэповских детей
Их было два брата… один был писатель, другой был фининспектором. Писатель писал большие повести… Фининспектор писал маленькие повестки. Повести писателя успеха не имели, писатель унывал, ибо печать была всегда против него. Повестки фининспектора успеха тоже не имели, но фининспектор не унывал, ибо печать была всегда с ним. Неудачник-писатель переменил повести на статьи. Но и они никого не привлекали. Удачник-фининспектор тоже менял часто повестки на статьи, но его статьи привлекали многих, и надолго. Произведения писателя расходились слабо, и их никто не ходил искать. Произведения фининспектора расходились по всему миру, и читатели пускались по миру вслед за ними. И спросил тогда писатель у фининспектора:
– Я талантливее тебя, но почему тебя знают все, а я никому не известен?
– Дурак! – отвечал фининспектор. – Ты описываешь в твоих произведениях любовь, славу и прочие бесценные вещи, я же описываю лишь вещи нужные и ценные. Вот в чём разгадка.«Негатив», библиотека «Бегемота», 1927 г.

Лев НИКУЛИН
ЭЛЕМЕНТ
Гражданин Анисим Червонцер гадает: «вышлют – не вышлют», «вышлют – не вышлют», «вышлют – не вышлют». По всему, должны выслать. Валютчик. Игрок, кутила, словом – элемент.
Нарым? Печора? Без шести губерний?.. Есть над чем голову поломать. Поздно ночью он будил Изабеллу Нафанаиловну, вздрагивая и просыпаясь в холодном поту, скрёб спину и шептал:
– Иза… не развестись ли нам?.. Тебе легче будет… Вчера нанимался в магазин ночным сторожем в магазин на Петровке. Не взяли. Требуют бумажку какую-то… Как ты думаешь, будут ещё высылать или не будут? Пойду утром к гадалке на Бронную. Спишь! А у меня голова лопается… Корова… Нарастила живот. Вот, погодь, сбавишь в Нарыме. И что за название такое! Нарым. Обиднее всего – похоже на Крым…
С ума можно сойти.
Засыпал на рассвете, сопел, днём сидел дома в халате, скрёб затылок, и так было две недели, пока не хлопнул себя по затылку и восторженно заорал:
– Иза! Садись и пиши… Пиши, дура… Нашёл. Пиши… Я же гений!..
Он стоял в халате, подтягивая шёлковое голубое трико, усмехаясь счастливо-хитрой улыбкой.
– Пиши… «Совершенно секретно… Срочно… Лично. В собственные руки». Пиши… «Особый отдел ГПУ…» Пиши, пиши, не бойся. «Уважаемый товарищ. Будучи за советскую власть, я считаю своим долгом предупредить, что лично мне известный гражданин Червонцер Анисим, проживающий там-то и там-то, есть враг советской власти. Точка. Мне лично известно, что он состоит в тайных сношениях с Антантой, а также имеет спрятанным холодное семизарядное оружие. Всё это – абсолютная правда, так же как и то, что Червонцер неоднократно обещал лично свергнуть советское правительство. Точка». Подписывай: «С комтоварищеским приветом, товарищ Изабелла» – и подпиши девичью фамилию, а потом переезжай к мамаше, и чтоб тебя здесь не видели.
Через полчаса Червонцер аккуратно затолкал письмо в почтовый ящик и вечером мирно заснул один на двуспальной кровати.
Пришли на следующую ночь. Всю ночь шёл обыск, утром Анисима Червонцера доставили на Лубянку, 2. Обращались вежливо. Следователь долго писал.
– Хотя у вас ничего не нашли, но шут вас знает… На всякий случай потрудитесь подписать…
Вечером Червонцера выпустили. На следующее утро он с довольным лицом прошёлся по Кузнецкому и даже проехался на лихаче по Тверской.
На Петровке его увидела Изабелла и затряслась:
– С ума сошёл… Сиди дома! В Нарым захотел?
– В Нарым? А этого не хочешь? Я же гений!
И повертел у неё перед носом указательным пальцем.
– С меня взяли подписку о невыезде.«Банный лист», 1927 г.

Полосу подготовил Владимир СОКОЛОВСКИЙ