ЧЁРНАЯ ДЫРА ИЛИ ТОРЖЕСТВО ЖИЗНИ

№ 2007 / 31, 23.02.2015

Ломоносов как повод разговора о современности

Литература не досужее, сомнительное развлечение, которой предаются люди от нечего делать, в те редкие моменты, когда совершенно нечего смотреть по телеку. Это индикатор состояния нашего общества, причём абсолютно точный, как в аптеке. Оглянитесь вокруг, я имею в виду нашу региональную литературу, о ком мы всё время взыскуем, кем грезим: Ломоносовым – да, ближе к нам – Абрамов, Писахов, Шергин… Современный наш «классик» Владимир Личутин давно перешагнул через региональный компонент, живёт и трудится в Москве, где и вытёсывает тяжеловесные махины своих произведений. Вот практически и весь список. Серьёзных, надёжных попутчиков как-то всё не видать, сплошное мелкорыбье. А ведь без литературы наше время – провал, гигантская чёрная дыра.
Литература не досужее, сомнительное развлечение, которой предаются люди от нечего делать, в те редкие моменты, когда совершенно нечего смотреть по телеку. Это индикатор состояния нашего общества, причём абсолютно точный, как в аптеке. Оглянитесь вокруг, я имею в виду нашу региональную литературу, о ком мы всё время взыскуем, кем грезим: Ломоносовым – да, ближе к нам – Абрамов, Писахов, Шергин… Современный наш «классик» Владимир Личутин давно перешагнул через региональный компонент, живёт и трудится в Москве, где и вытёсывает тяжеловесные махины своих произведений. Вот практически и весь список. Серьёзных, надёжных попутчиков как-то всё не видать, сплошное мелкорыбье. А ведь без литературы наше время – провал, гигантская чёрная дыра. И кто бы что ни говорил, оно просто несостоятельно во всех отношениях и будет вычеркнуто из истории, как досадное недоразумение. И это абсолютно точно.
Рассуждая таким образом, я получил известие, что наш архангельский прозаик Михаил Попов в прошлом году выпустил свой новый роман «Свиток», над которым он всё последнее время настырно трудился. Улучив момент, я выбрался в Архангельск, чтобы поговорить с автором о его книге, и не только.

– Всегда интересен вопрос рождения произведения, появления его замысла.
– Работа над книгой шла постоянно в течение шести лет. Роман писал от руки, исписал два «паркера», не меньше шести тюбиков чернил ушло. А сам замысел возник летом 99-го года. Тогда я как раз приехал в свою родную деревню Онегу. Помните тот период: воздух наэлектризован ощущением конца тысячелетия, время переживалось как-то особенно тревожно и в личном плане, да и в державе превалировало мрачное серое настроение. В моей собственной душе царила растерянность, тоска, безысходность, не было просветов. Приехав на родину в таком настроении общего смятения духа, у меня и возник образ Ломоносова, как некой опоры. Возник не напрямую, а через посредство видения равновеликого ему образа – дерева. Был в лесу, а вокруг буйство стихии, дождь и в то же время удивительная яркость и сочность красок, свежесть этой могучей первозданной природы. Всё это поразило моё воображение, запало в душу. В тот же день пришёл в дом, записал этот образ и уже после этого от него не отступал.
– Немного наивный вопрос, но что вас подвигло заняться личностью нашего великого земляка?
– Сам долго думал, почему именно Ломоносов. Наверное, родные места дали толчок, ведь все наши предки, пращуры так или иначе незримо связаны с нами. Важно понять, что ничто не исчезает – ни мысли, ни чувства. Наши предки всегда рядом, и это сродство с ними и поддержку, исходящую от них, я ощущаю постоянно.
Ломоносов как молитвенник за родную землю, тоже укоренён в ней. Сейчас я могу сказать, что это было встречное движение: мне нужно было укрепление, и оттуда пришёл особый сигнал, отзыв. Я прикоснулся в Ломоносову не как к хрестоматийному персонажу, загнанному в книгу, в торжественный мрамор, но как к живому человеку и как стихии земной. Почти сразу я стал получать некую поддержку, был духовно уврачеван, приобрёл дополнительную работоспособность и стремительно написал несколько главок. До сих пор переживаю ощущение, что сам Ломоносов стал мне помогать, а я, в свою очередь, следую некоему завету, выполняю особое поручение.
– Ваш роман – это очередная художественная биография Ломоносова?
– «Свиток» – это не историческое повествование, не одно из длинного списка исследований и повестей о Михаиле Васильевиче. Я задался целью осмыслить наше время, себя в этом времени. Для меня история – система зеркал, где прошлое отражается в современности и наоборот. Ничего со времён Ломоносова принципиально не изменилось: ни власть, ни человек, ни межличностные и межнациональные взаимоотношения, какие-то пороки и добродетели. Всё осталось практически в прежнем виде. Время для меня – категория условная, аморфная, это часы на руке и не более. Происходят какие-то изменения в пространстве, меняется фон, внешние декорации, но, в сущности, всё остаётся в неизменном состоянии. Чтобы осмыслить время текущее, я и использовал образ великого помора.
– Можно ли говорить, что образ Ломоносова сейчас не актуален, нечто из разряда музейных ценностей?
– Раньше я тоже относился к нему как памятнику, но образ этот одухотворился через видение, о котором я говорил. Он стал мне понятен и крайне дорог. Я не ставил каких-то дидактических целей, не предпринимал попыток как-то осовременить Ломоносова, показать его актуальность в наши дни. У меня было преимущественно интуитивно-сердечное движение к познанию его личности.
– Хотелось бы узнать, что такое для вас провинциальная культура – особое ругательство или надежда на возрождение России? Всё-таки Ломоносов преодолел то, что называется провинциальной замкнутостью, вырос из узкорегиональных масштабов и приобрёл общенациональную значимость.
– Провинция – это единственный способ преодолеть то негативное, что у нас происходит. Она, особенно в глубинке, сохранила традиционную культуру. В концепции журнала «Двина», главным редактором которого я состою, сформулирован тезис: Россия спасётся провинцией. Его я и придерживаюсь. Помню, когда в своё время три года прожил в Риге, то испытал настоящее чрезвычайно сильное чувство ностальгии по родным местам. Это была прививка на всю жизнь. Тогда пришло понимание того, что я – человек провинциальный, но это не значит, что навсегда замкнулся в своём мирке. Мир для меня открыт, и я воспринимаю его в цельности. У нас богатая история, особенно если учесть, что земная цивилизация пошла с Гипербореи. Для литератора здесь кладезь неисчерпаемый, ведь весь фольклор пошёл отсюда, большая часть былин была записана именно на Русском Севере. В нашей яркой языковой среде, хоть многое уже и утрачено, можно купаться вдоволь. Лично я в любом месте отличу говор архангельский от любого другого. Провинция – главное богатство державы российской. Ещё бы умную власть, рачительную, избавиться от воров и душегубов… Много печального в нашем времени, сам иногда впадаю в отчаяние, но потом взбадриваюсь, питаясь токами земли нашей.
– Что вас особенно удручает сейчас в нашей местной культуре?
– Сразу и не ответишь на этот вопрос. Провинциальная культура – многослойна. У неё есть великие глубины, но сейчас много появляется эклектичного, наносного, вживается в неё чужеродное, увиденное в телевизоре, и производит гремучую смесь пошлого, вульгарного, примитивного. Всё заемное и бездумно подхваченное – удручает, оно закрывает от нас главное, то, к чему мы так можем и не прикоснуться, по пустякам растратив жизнь. Я не призываю к кондовой традиционной культуре, но всем нам непременно нужно заглянуть в кладезь, где открывается настоящий светлый образ России, ведь это важно и в плане познания себя. Элемент консерватизма в культуре необходим, это равносильно сбережению храма.
– Может ли у нас появиться новый Ломоносов, или архангельская земля стала бедна талантами?
– Конечно, земля наша продуктивная, она не оскудела и не оскудеет талантами, будет выдвигать таких людей во всех областях человеческой жизнедеятельности. Господь не случайно выбрал это место для десанта земной цивилизации, и это силовое поле сохранилось до сих пор, придавая неповторимый магнетизм нашей земле. Чрезвычайно мощно напитывает сердце художника – родной пейзаж. Он гораздо сильней воздействует на человека, чем самые яркие краски юга. Многоцветная и пышная трава, маленький ручеёк, речка с детства западёт в душу человека и всю жизнь потом будет звенеть в его сердце.

С объёмным фолиантом «Свитка» я возвращался в Северодвинск в надежде, что литература наша жива, да и время, в котором мы живём, не совсем пропащее.

Андрей РУДАЛЁВ
г. СЕВЕРОДВИНСК