Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым

№ 2007 / 37, 23.02.2015

Книга Александра Лаптева «Благая весть»

Книга Аллы Дымовской «Рулетка еврейского квартала»

Книга Сергея Куняева «Жертвенная чаша»Лаптев, но не из моря Лаптевых

Чем отличается фантастика от «просто прозы»? Скажут: там писатель что-то выдумывает, изобретает, пытается заглянуть в будущее, а тут он описывает реальную жизнь (порой именно в этом, физиологическом смысле) или прошлое. Но, наверное, речь прежде всего должна идти о художественном уровне. Наличие в романе или рассказе всяких «гиперпространств» и «звездолётов» ещё не повод для того, чтобы называть автора провидцем, открывателем тайн. Самая большая тайна – человеческая душа. А где уж находится человек во времени и пространстве, не столь важно. Гомера и Гесиода можно условно считать первыми фантастами, находящими ответы на вопросы о том, как произошёл мир, но в то же время они и жизнеописатели, великие мудрецы, осмысливающие человека философы. А древний герой практически неизменен, даже если его поместить в какой-нибудь XXIII век.
Вот, к примеру, Александр Лаптев (не сам он, а персонажи его рассказов из книги «Благая весть», выпущенной в свет издательско-полиграфической фирмой «Реноме»). У них вполне современные и узнаваемые профессии – полицейский, литератор, боксёр, директор банка. Реалии в основном взяты из западного образа жизни, имена – тоже. И это, на мой взгляд, минус, потому что как же так получается: в будущем на Земле останутся только Джоны да Блейки, а где же Иваны и Васи? Хотя, может быть, русским места и не запланировано, по концепции мадам Олбрайт. Но отечественным авторам-фантастам пора отходить от этой дурной традиции, тянущейся, как ни странно, ещё из советских времён, когда и в сюжетах, и в характеристие героев, и в стилистике подражали зарубежным продвинутым писателям – Гаррисону, Кларку, Лему, Корсаку и другим. Иногда, для какой-то ложной многозначительности, персонажи вообще лишаются личностной идентификации, превращаются в безликие существа – «Он», «Она», «Старик» (как, если уж говорить о конкретном авторе, в повести «Благая весть», давшей название всему сборнику). Хотя, возможно, будет и такое, исходя из векторного движения человечества ко всякого рода биометрическому кодированию.
Но самого Лаптева всё же занимает не человек-машина (то, конечно, тоже, как создание искусственного интеллекта – философские и моральные аспекты этой проблемы), но в большей степени людские эмоции, страсти, переживания, то есть те чувства, которые являются контуром души. А душа – это уже прерогатива русской литературы, и тут не важно, фантаст ты или реалист. Не потому что русская литература вся из себя такая хорошая и непогрешимая, но это – традиция, в основе которой лежат произведения Ломоносова, Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого. Именно этим интересна проза Лаптева – попыткой увидеть человека будущего в его естестве, с его любовью и страданиями, со всеми новыми (или старыми?) нравственными ценностями. При этом, разумеется, писатель создаёт соответствующий технический антураж. А как же без звездолётов? На то это и фантастика. Без «пятого элемента» не было бы и большинства рассказов.
Перескажу несколько сюжетов из этой книги, в которых автору наиболее удались человеческие образы. В «Непобедимом» боксёр-профессионал, чемпион мира, вынужден состязаться на ринге с роботом. Подобные бои в будущем – не редкость, но это усовершенствованная модель, выиграть у неё практически невозможно. Тейт (главный герой) явно боится, но тренер убеждает его, что при грамотной защите ничего страшного не произойдёт, важно продержаться десять раундов. Следует хронологическое описание этого поединка. Тейт не может и не хочет применить свой коронный нокаутирующий удар – поскольку он бесполезен: робот не чувствует боли; выиграть можно только по очкам. Но Тейт внутренне сломлен, он обречён на поражение, поскольку самовнушение оказалось сильнее его воли к победе. И что же происходит на следующий день? Открывается, что Тейт дрался не с роботом, а с живым человеком, более того, с новичком, которого мог легко отправить в нокаут. Вывод делать не надо.
Другой рассказ – «Тайна женской души» (может быть, лучший в книге). К директору банка являются его сотрудники и обвиняют его в том, что во время пятиминутного отсутствия (выпал из поля зрения специальных наблюдателей) он был подменён. То есть в его тело было закачено сознание другого человека – с целью финансовых махинаций (для будущего, по мнению автора, также дело обычное; спорить не берусь, даже соглашусь с тем, что это происходит и сегодня – с помощью СМИ и дешёвой литературы). Директор всячески доказывает, что это не так. Сотрудники приводят последний аргумент, то есть его жену, которая должна сама определить: муж он ей, в конце концов, или нет? Уж женская-то душа не ошибается в любимом. Жена признаёт в директоре своего супруга. Ночью выясняется, что это, конечно, был не он, а авантюрист. Но почему же женщина не выдала его? Да потому, что уже давно ненавидела своего суженого, а этот, может быть, окажется лучше… На подобных, чисто человеческих чувствах построены и другие рассказы Лаптева – «Последний полицейский», «Приключение», «Последняя сексуальная революция», «Дежа вю». И это всё-таки не столько фантастика, сколько проза. Потому что рисует жизнь, а не вымысел.
Постскриптум. Можно было бы поспорить с автором по поводу того смысла, который он вкладывает в словосочетание «благая весть» (как известно, в обратном переводе на греческий это – Евангелие). Но это уже будет очередной спор «физиков и лириков». Уважая иную позицию, я этого делать не стану. Будущее-то как раз и рассудит.

Без глубин

Помнится, я уже писал об одном из предыдущих романов Аллы Дымовской: там в городе Сочи бегали друг за другом и за неосторожными гражданами вампиры, пили кровь и занимались прочими непотребствами. Международный Олимпийский Комитет, наверное, ту книжку не читал и доверил проведение зимних Игр нашему курорту. Кровососы с Красной Поляны потеснятся, уступят место спортсменам. Но девушка-автор сама оказалась сильно укушенная Литературой, набила на клавиатуре другую книгу – «Рулетка еврейского квартала» (издательство «Астрель»). Теперь действие у неё попеременно происходит то в Одессе, то в Москве, то в Америке. События охватывают период времени с 1984 по 1999 год. «Квартал» этот получается мирового масштаба и, надо признать, чувствуется некая аналогия с романом о вампирах.
Во-первых, также, хотя и в переносном смысле, пьётся кровь, причём невзирая на семейные узы (бабушка Эсфирь, например, заставляет ради унижения свою внучку Софу перебирать использованную туалетную бумагу; я уж не говорю о различных способах отъёма денег). А во-вторых, и тут тоже не обходится без чертовщины. Очевидно, это фирменный приём автора. Но это говорит только о том, что при отсутствии должной художественности всегда призывается на помощь всякого рода нечисть: на рогатого всё спишут…
Сюжет таков. Тридцатилетняя москвичка Соня, затюканная мужем и его роднёй, сигает с пятого этажа. Но не убивается, а каким-то хитроумным каббалистическим образом переносится на пятнадцать лет назад, в 1984 год, в Одессу. Тут ей тоже приходилось не сладко. В аннотации сказано, что Соне был предоставлен шанс пройти свой путь ещё раз: сначала исправить былые ошибки, испробовать новые возможности и свести старые счёты. То есть в девочку-комсомолку вселилась уже опытная дама постсоветского времени, ставшая к тому же Ингой. Но где-то по Дерибасовской продолжает бродить и та Соня, которая в дальнейшем выйдет замуж за Лёву Фонштейна и уедет в Москву. Фабула романа развивается в двух направлениях: Инга (которая Соня-взрослая) начинает заниматься фарцой и валютными махинациями, а Софья-маленькая взрослеет и испытывает все тяготы от своей родни. Параллельные линии не пересекаются, но порою начинаешь просто запутываться – где одна, где другая. Как это соответствует талмудическим законам, я не знаю, но не советую никому повторять шаг Сони с балкона: второго шанса может и не представиться.
Приключения Инги, её превращение в матёрую хищницу, конечно, читаются с большим интересом, чем жизнь Сони в «тихом омуте».
Огорчает небрежность стиля. Вот некоторые примеры: «часть была надёжно припрятана в тайне у самого Гончаренко», «выходить на связь ей пока выходило опасным», «да и шубы жалко бы вышло оставлять», «сами выступали подле Матвея на сомнительных правах», «немного заблудилась по квартире». Или такое выражение: «миссис Бертон улыбнулась во все тридцать два роскошных, безукоризненных американских зуба». Попробуйте повторить, хотя бы с помощью пальцев, растянув губы. Чтобы так улыбаться, надо уже стать черепом. Ляпов и штампов в этой книге хватает. Вызывает сомнение и сама идея. Ну вот представился Соне второй шанс. И что? Инга проделывает свой путь только для того, чтобы в конце романа наказать бабушку – заставить её также разбирать грязную туалетную бумагу, а Лёву Фонштейна периодически мутузить, а потом заказать киллера. Прежняя же Соня всё равно прыгает из окна. И куда она потом девается?
Роман, конечно, интересен некоторыми реалиями, но психологической глубины в нём нет.

Два войска

Литературная критика, как правило, хороша по «горячим следам», но если её значение с годами не устаревает, то она уже переходит на качественно иной уровень, становится индикатором времени, его зеркалом. Как статьи Белинского, что бы о нём ни говорили. Они – неотъемлемая часть русской литературы. Среди наших современников подобных «неистовых», проницательных и даже предвидящих критиков крайне мало. Не Немзер же, скачущий галопом по грудам мусора… Но вот в издательстве «Голос-Пресс» вышла книга Сергея Куняева «Жертвенная чаша». Некоторые статьи в ней были написаны и десять, и чуть ли не двадцать пять лет назад. Многие из них я читал прежде. (Как и книги автора.) Иногда в конце стоят две даты, например, 1982 г. и 2001 г. То есть автор не просто сунул в книгу написанное раньше, а возвращался к статье на протяжении длительного времени. Оттачивая стиль и смысл, но не меняя убеждений. Да это и видно по тексту. Статьи С.Куняева, написанные в доперестроечное время, в период 90-х годов и в начале XXI века – создают цельную картину литературной эпохи, яркую и убедительную. А ещё чётко чувствуется нравственная позиция самого автора, его духовная энергетика, твёрдое стояние на русской почве – и с места его не сдвинуть.
Так кто же попал в поле зрения Куняева? Прежде всего, это, конечно, особая любовь автора – Сергей Есенин. Критик, анализируя две поэмы, «Пугачёв» и «Страна негодяев», затрагивает тему рока в «Гамлете». Он возвращается и к ненавистникам Есенина, от Н.Бухарина с его «Злыми заметками» до примитивных создателей телесериала, вольно или невольно выполнивших заказ на очередное уничижение поэта. В этом же разделе книги автор пишет о трудной творческой судьбе «заколдованного» Пимена Карпова, которого ещё предстоит заново оценить и понять. Любопытно, что публикациям Карпова всеми силами уже в перестроечное время противился либеральный круг – Т.Бек, Т.Жирмунская, П.Вегин, а его промыслительное стихотворение «История дурака» было впервые опубликовано в 1989 году только в «Литературной России».
Сергей Куняев пишет о поэзии Блока и Михаила Кузьмина, сопоставляет их. В этом же разделе помещены статьи и об Анне Ахматовой, Осипе Мандельштаме. У читателя может возникнуть мнение, что тут чистое литературоведение, интересное лишь специалистам. Нет, автор создаёт движение во времени, рисует не только образ исследуемого, но и картину наших дней, их реалий. В этом, на мой взгляд, главная особенность и характерная черта критика, его творческий метод. Если он пишет, скажем, о Павле Васильеве или Борисе Корнилове, Николае Заболоцком или Сергее Маркове, то темы статей расширяются, наполняются острой и современной публицистической глубиной, многими искалеченными или, наоборот, всегда и при любом режиме благоденствующими персонами.
В этом смысле особое место занимают две статьи в книге – «POST SKRIPTUM» и «Исповедь примадонны». Первая – о знаменитом «ленинградском деле», итогом которого стала очередная чистка партийных структур, а фактически – погром возрождающегося русского национального движения; вторая – отзыв на книгу Г.Вишневской «Галина». Казалось бы, к литературному процессу темы статей имеют отношение лишь косвенное. Но это не так. Россия всегда была и будет страной литературоцентричной. И всё так или иначе связано с художественным словом. С.Куняев, исследуя «ленинградское дело», переходит к горбачёвским «реформам», осуществлявшимися наследниками тех же бухариных и каменевых, призвавших на помощь «цепных псов» перестройки, – всех этих оскоцких, нуйкиных, гутионтовых и прочих. Автор приводит много правдивых и убийственных для либералов фактов давнего и недавнего времени, о которых надо знать и помнить. Чтобы не совершить ошибок в будущем, когда эта «свора» попытается вновь оседлать Россию. С иронией он пишет о таких признаниях «примадонны», когда ей было «страшно тяжко» в Советском Союзе (имея практически всё) и «замечательно хорошо» при Ельцине (во время уничтожения и деградации страны и народа).
Постскриптум. Хотелось бы особо отметить оформление книги, мастерский дизайн, а фотографии писателей просто превосходны. Но в переиздании следовало бы добавить «предисловие» или «послесловие» – статью-очерк о самом авторе, о его творчестве. Он, право, этого достоин.

Александр Трапезников