ЗВЕЗДОВЗЛЁТ

№ 2015 / 2, 23.02.2015

Год начался хорошо. Я о театре. Вообще – ожидал такого, признаюсь. Что где-то линия фронта апокалипсиса должна прерываться. Внутри Садового кольца таких тем не поднимают – и понятно, почему. Не в Ленкоме же искать нам «точку сборки» воюющих народов и вообще общественного сознания, которое в РФ и прилегающих республиках предстаёт всё более разобранным на запчасти.

Прорыв линии негатива – обнаружился на Лосинке, неподалёку от небольшого, изначального (первое поколение всё такое, скромное, в человеческий рост) памятника Ильичу, который ежегодно осматривают, подновляют вовсе не местные власти, а хорошо мне знакомые коммунары во главе с неутомимым Вадиком Касимовым. Поколение комсомольцев нулевых давно стало отцами – вот и мы сами глядим на новое поколение актёров слегка пессимистическими глазами.

И начали немного неуверенно – в контрасте с грохочущими спецэффектами первые реплики давались актёрам тяжеловато, в смысле суетливо и пугающе «ровно». Почти по бумажкам, казалось – но то лишь старт. Бородатый (что тоже неувязка – строго брили всех в госпиталях) старшина Шестопалов (Антон Чудецкий) малость просуетил эпизод просыпающегося в ночном кошмаре, зато уже во втором акте великолепно, степенно сыграл поздне-влюблённого в комсомолку-девственницу.

В общем, «рулит» фронтовая тема – казалось бы, исчерпанная кино- и телепостановками 1980-х, – а вот снова, и снова. И всё актуальнее – не только в связи с 70-летием Победы, а в силу продолжающегося распада-пересмотра итогов ВОВ. И здорово, свежо играется – вот что удивительно. По этой безусловной правде и потому там, в кратчайшей пятилетке, уместным – любви, отчаянье, веселье, в общем, по всему слишком человеческому в нечеловеческих условиях, истосковались поколения. Причём, не только тех, кто Победу видел своими глазами, как Сталина на мавзолее. Внукам нечего говорить после периода плюрализма – вот что кошмарно. Вот откуда вырастают майданы и бандеровцы, и здешние их нац-аналоги, променявшие знамя Победы на триколоры. Безусловно, лечить рецидивы новой войны, уже гражданской, сепаратизм, выросший из именно идейного разрыва связи поколений – можно и нужно так. Цену мира, советский патриотизм – преподавать почти как в школе. Кстати, на сцене, в медсанбате появились и дети. Миг пронзительный, из зала ожидательный – а деткам-то тоже тревожно от внимания такого. Закашлялись, замешкались, половину гармошки отшибло, – но допели, это был нежданный катарсис, ещё одна кульминация. Они понимают слова, это не просто карнавал для школьниц.

Вот уж нежданный подарок от Астафьева! Признаться, затаённая его антисоветчинка – активно подчёркиваемая СМИ в 90-х, что и доносилось до всех, здесь исчезла, тема обязала. В палате лежит как раз советский интернационал: Восточный человек (тоже простор трактовок: чеченец, грузин, кто угодно), Рюрик из центральной России, Попийвода – украинец… Лежат весело все, кого старшина не уберёг от обстрела, потому во сне орущий: «Хочешь жить – заройся в землю!» Ночные кошмары отступают, утро встречает и процедурами, и перекурами, и нацеживаемой из клизмы стопочкой спирта, добытого старшиной где-то вне палаты. Хоть в этом – а командир. Но заглядывает смерть к тому, который не пьёт, и которого на плечах своих, как в том эпизоде из «Летят журавли» герой Баталова, – старшина вынес из-под обстрела, да вот пуля-то в него и угодила, в верхнего…

Шикарна Смерть в спектакле (Светлана Американцева – кстати, игравшая до этой постановки и в Ленкоме, а вообще-то выросшая на этой маленькой сцене Московского государственного историко-этнтографического театра). Вот уж перед кем, как перед врагом безусловным сплачиваются зритель и сцена. Почти детское такое отторжение чёрного врага ощущали все, когда пыталась утащить из палаты молодого солдатика-сибиряка – главного героя. Тоже сперва тараторившего как-то плоско свои реплики, но потом появилась объёмность и ширь речевого жеста. Вообще сцену-то играет зал – поэтому важно каждое отражение, каждое ожидание в кресле. Хотели увидеть правдиво – и увидели, пересилили, перемогли общую, а не только актёрскую неуверенность. И у Миши Ерофеева (Андрея Безымянного) в итоге получилось очень хорошо. Может, по причине неподдельного сибирского говорка – хоть сам и из Свердловска, но диалектик там похожий, вопросительные окончания и специфическое, немалоросское «акание». Василина Отраднова (без которой, как признался после спектакля режиссёр-постановщик Михаил Мизюков, – и не было бы «Звездопада») в роли медсестрички вырывает сибиряка из холодных рук Смерти ради своей любви – но признаться отваживается только на немецком… Вот ирония войны – на языке противника и сибиряк-детдомовец ей отвечает, и вместе глядят на звездопад…

Любви предшествует локальная победа Смерти – но даже тут собственные фронтовые опыты, знания, переживания Астафьева не дают выхолостить тему. Она-таки забирает Афоню, которого нёс, да от Неё не унёс старшина-алкоголик. Но как забирает: именно облегчение суля, и свидание с женой в бреду агонии даруя. Такое плохо не сыграешь. Крестьянский рай, столь близкий и Астафьеву, – явлен в короткой сцене, напоминает мечты Бумбараша. Десяток детей, плуг, припрятанное от колхоза в погреб хорошее седло – а отдал-то похуже. Кулацкий штришок классика… Но что это всё перед общей бедой – в виде Смерти обобщённым нацизмом? Она бы рада и сибирячка прибрать – но есть, кому заступиться…

Любовь лишь как отсрочка Смерти – не самая оптимистическая мораль. Однако именно под её шапкой-ушанкой удаётся погрузить за длительное, двухчасовое время спектакля современников, из их длиннот благополучия и забытых истин многонародной страны-победительницы, – погрузить в специфическое, с короткими дистанциями-жизнями, с укороченными, но вместе с тем и абсолютизированными категориями всего, время войны…

Время – не условие, а следствие людского взаимопонимания и взаимодействия. Много времени бывает после слаженной работы людей, по индустриализации ли, по вытеснению ли войны из Европы на долгие десятилетия. Сплачиваются аварийно на войне, влюбляются скоропалительно, тоже поспешно – зная, что за спиной-то может уже стоять Она (пуля, осколок, сепсис – ненужное вычеркнуть)… Но короткими перебежками – герои отвоёвывают время для своих детей. Чтоб им уже не один звездопад увидеть и не одну такую ночь погулять по городу, что выстоял под натиском чёрной, как форма эсэсовца, впалоглазой Смерти. Не случайно именно она оставалась стержнем на сцене, когда в шестой раз звали на бис упрямыми аплодисментами… Американцева выше всяких похвал – её и на экране, надеюсь, увидите, сильна поросль Этнотеатра (etnoteatr.ru)!

У меня саундтреком напевал летовским баском кавер ГО на пахмутовский «Звездопад»… Хотя, со сцены звучали и фортепианные сюиты Рахманинова, и фронтовые песни, и даже эпизодические беседы в медсанбате, стилизованные в ролях поменьше, всё было вовремя и верно… Я бы этим спектаклем советовал всем подлечиться – вот именно так, из центра Москвы, из заверченности минивремён выехать на электричке, миниатюрному Ленину-памятнику поклониться, и глянуть на небольшой сцене этот большущий по человеческому измерению спектакль. 

Дмитрий ЧЁРНЫЙ