ВАКЦИНА НЕ ПОМОЖЕТ

№ 2007 / 44, 23.02.2015

Появись в печати вскоре после написания (весна 2006 года), «Птичий грипп» Сергея Шаргунова наверняка составил бы, при всех художественных различиях, отличную пару роману Захара Прилепина «Санькя». И там, и там рассказывается о молодёжных политических движениях, расцвет которых пришёлся на конец 2004 – середину 2006 года. Именно в это время мы не только узнали имена молодых политиков, услышали, чего они хотят, каким видят будущее России, но и почувствовали в них реальную силу. В Москве, в «Клубе на Брестской», проходили политические дебаты, собиравшие внушительную аудиторию, в газетах публиковались статьи молодых политиков, аналитики составляли рейтинги популярности (а следовательно, и общественного влияния); Илье Яшину, Роману Доброхотову, Сергею Шаргунову, Марии Гайдар, Петру Милосердову, даже акээмовцу Сергею Удальцову предрекали большое политическое будущее. Организовывать оппозиционные молодёжные движения стало не только актуально (и противники, кажется, не особо настаивали на том, что «Новые правые», «МЫ», «ДА!», «Смена», «Оборона», «Я думаю!», «Молодёжный левый фронт» были созданы искусственно), но и модно – вспомним, что даже Ксения Собчак, выкроив свободную минуту в плотном гламурно-медийном графике, основала своё движение – «Все свободны»…
Вроде бы совсем недавно всё это было – и шумные дебаты «На Брестской», и с нетерпением ожидаемые газеты «Акция» и «Re:Акция», и передача «Бойцовский клуб», и книжная серия «Полит.ру», но это уже, как говорится, дела давно минувших дней. Молодёжная политическая жизнь, по-моему, закончилась 17 апреля 2007 года, когда в окрестностях Пушкинской площади и левый, и правый, и просто общественно-активный молодняк схватили за шкирку и швырнули в автозак. И хотя потом зазвучало гневное: «Не запугаете!», была обещана «жаркая осень», которую устроит правящему режиму оппозиция (которую молодёжь, в основном, и составляет), но на деле оказалось иначе: ни оппозиции, ни вообще внутренней политической жизни сегодня в России нет. Каменная стабильность.

В целях профилактики
патогенного гриппа птиц
вакцинация малоэффективна,
так как вирус постоянно мутирует.
Из статьи

«Санькя» Прилепина и «Птичий грипп», написанные практически одновременно – в начале 2006 года, – эту гибель, можно считать, предсказали. И если прилепинский герой изначально не видит смысла идти на какой-либо диалог с властью, он её враг, он желает и пытается физически её уничтожить, то Шаргунов в «Птичьем гриппе» показывает нам не отдельного (пусть и внутри определённого коллектива) человека на фоне времени, а панораму политических процессов. Главный герой в «Птичьем гриппе» формально есть, но это, по крайней мере внешне – точнее до последних страниц, – лишь наблюдатель…
Роману Прилепина повезло – он вышел, похоже, вскоре после написания, вышел в одном из самых заметных издательств (Ad Marginem), был замечен, отмечен и стал одним из ярчайших литературных событий 2006 года; внимание к «Саньке» не ослабевает и в году нынешнем, и, будем надеяться, «Санькя» останется в истории русской литературы.
«Птичий грипп» долго путешествовал по редакциям журналов и издательств, ходил среди приятелей автора, отрывки публиковались в газетах и интернете, и только осенью 2007-го изрядно переработанный вариант вышел в альманахе «Литрос».
Воспринять повесть Шаргунова как прозу нелегко. И раньше ему многие отказывали в таланте писателя, говорили скорее о нём как о публицисте, идеологе. Но этот синтез прозаика-публициста-идеолога помог Шаргунову написать оригинальнейшее произведение-манифест «Ура!». В 2002 году, в пору национального подъёма, обострения жажды деятельности, участия в жизни государства, оно оказалось как нельзя актуально, стало фактом не столько литературы, сколько свидетельством общественного настроения. Восторженно об «Ура!» написали совершенно разные люди – от Александра Проханова до Валерии Пустовой.
Время всенародной бодрости сменилось сначала недоумением («Что же происходит с нашей свободной страной?!»), а затем и явным заморозком осенью 2004 года («Единство власти – необходимое условие единства нации»). Откликом на это стало маловразумительное (как и само время), растерянное произведение Шаргунова «Как меня зовут?». В нём почти не угадывалось, что именно хотел сказать автор, герой получился размытым, бесплотным, зато видна попытка Шаргунова написать именно литературное произведение (в противовес своим же теоретическим статьям о новом реализме и плодам теории вроде зарисовок из «Новой газеты», подростково-исповедальной «поэме» «Малыш наказан», программному «Ура!»). Эта попытка, на мой взгляд, потерпела неудачу – Шаргунов, я считаю, создан для того, чтобы рубить с плеча, стилистические же изыски и эзопов язык не для него.
Но дело в том, что повесть «Как меня зовут?» писал уже не юноша Шаргунов, не богемный паренёк, постигающий жизнь, а – политик.
Политикой он был заряжен давно, и ещё весной 2001 года, в самом начале нашего знакомства, уже с жаром говорил о государстве, о том, что Россия должна быть великой. Но какое-то время писательство в Шаргунове пересиливало, затем же политика одержала верх.
Честно говоря, после повести «Как меня зовут?» нового в литературе я от Сергея не ждал… Нет, человек, занимающийся политикой, вполне может писать (примеров – предостаточно), но вопрос, что он пишет, какие даёт оценки, насколько душевно обнажается… Шаргунов же, неожиданно для меня, выдал вполне трезвую, вполне художественную вещь.
Как я уже говорил, «Птичий грипп» представляет собой панораму. Через героя, маленького человека, слабого поэта по имени Егор Рылеев, мы знакомимся поочерёдно с несколькими молодёжными объединениями: анархистами, либералами, скинхедами, коммунистами, защитниками действующей власти… Егор Рылеев перетекает из одного в другое, наблюдает.
Организации крошечные – по нескольку человек, их деятельность ничтожна и смехотворна, но всё же их составляют живые люди, граждане, борющиеся за свою Россию. Вот, к примеру, акция молодых коммунистов из АКМ (в повести эта аббревиатура обозначает – «Армия кампучийских маоистов»):
«Активисты стояли на шоссе. Кирпичный забор с дрожащей поверху металлической нитью напряжения охватывал широкие просторы посёлка.
– Раньше земля колхозная была! – Огурцов наслаждался апрельским воздухом, с чувством заглатывая его ртом и тараща глаза, словно в этом воздухе ему виделись призраки крестьян с вилами. – Всё богатенькие хапнули… Народ терпит – они и рады! Ну чё, пацаны, навозом-то чуете пованивает? Ни хрена богатеи этот запах наш весенне-трудовой не выветрят… Давай, Че!
Долговязый старшеклассник с неоригинальным прозвищем Че Гевара разбежался и прицепился к стене, пальцами правой руки захватив её верх, а левой рукой принялся щёлкать кусачками. Нить напряжения, блеснувшая, как слюна, лопнула и обвисла. Поверх стены открылся воздушный лаз.
Они карабкались на стену, переваливались вниз, ухали в слякоть. Сбросили холщовый мешок, полный булыжников. Вокруг возвышались цитадели, в свою очередь охваченные кирпичными заборчиками.
– Серёг, какой дворец громим? – спросил кто-то.
– Все дворцы громим! От дома к дому мешок поволокли, тащим вместе, и камнями по окнам! Камни экономь! Бежим и тащим! Смелее!»
Почти до финала «Птичьего гриппа» сохраняется ощущение, что Егор Рылеев ищет своё место в политической жизни, настоящего дела. Но всё не то, вся молодёжь, с которой Егор сближается, словно больна птичьим гриппом.
«Птицы вырывались из опекунских рук, чтобы устремиться к солнцу. Они летели к солнцу. Они пылали заразой, мучились, сгорая в тяжёлом бреду, взмахивали крыльями из последних силёнок. Они делали круг над хозяйским двором, и возвращались. Опалённые.
Птицы расставались с жизнями. Но перед смертью им казалось, что, издыхая, они отравляют и губят солнечным кошмаром всех на свете, весь этот белый свет!
Они рассчитывали на это – ВСЕХ ЗАРАЗИТЬ!»
И лишь на последних страницах мы узнаём, что Егор, оказывается, – агент спецслужб. Своему куратору Ярославу он объясняет, почему занимается доносительством:
«– Ты прав, когда их пытаешь, и я прав, когда их сдаю тебе, потому что Россия – страна необычная. Мы страна, где после победы любого мечтателя опять миллионы душ будут загублены. Сейчас постепенно что-то как-то налаживается. Чинуши воруют, олигархи нефть сосут, от чурок черным-черно, народ мрёт. Но чего-то невидимое поменялось. К лучшему. Какие-то весы сместились. А это мечтателей становится меньше. И больше обывателей. Тех, которые детей растят, работают, начинают зарабатывать. Мы с тобой, Яр, заняты делом странным. Кто нас рассудит? Я тебе одно скажу: мечтатель – враг народа, потому, что народ – обывателей. И наконец-то наша, обывательская вера пробуждается!»
Правда, после того как с его помощью спецслужбы узнают о месте сбора «революционных штабов» (факт вполне документальный, относящийся к марту 2006 года), и происходит массовое избиение активистов, в Егоре что-то переворачивается. Он понимает, что натворил, осознаёт ценность и силу этих ребят, которых свозят в больницы с переломами и сотрясениями. И, убедив себя – «Я САМ СЕБЕ ХОЗЯИН», Егор совершает акт возмездия: бьёт вилкой Ярославу «под челюсть».
Глупый, самоубийственный шаг. Ярославов сотни, а может, и десятки тысяч. Но всё же это порыв живого человека. Непродолжительное – от прозрения до несомненного физического устранения – время живого…
В «Птичьем гриппе» Шаргунов-писатель показал, что молодёжная политика дело бесполезное, бесплодное, и дело здесь не в качествах их лидеров, а в том, что всё продано, все под колпаком («Ты у нас был одним из многих», – сообщает Ярослав Рылееву. – « Таких, как ты, ещё треть!»). Но Шаргунов-человек политику не бросил, и когда остальные его сверстники превратились (точнее были превращены) в изгоев и маргиналов, он, наоборот, стал заметной фигурой в «системной» партии «Справедливая Россия», получил возможность создать свою организацию «УРА!», высказываться в газетах, на радио, нередко и на ТВ, и причём высказываться довольно смело. Хотя смелость Шаргунова стала дозированной и выборочной, критика ограниченной.
Сергей участвовал в Марше несогласных 14 апреля 2007 года; автозака он избежал, но в своём интернет-дневнике высказался о жестокости разгона довольно определённо и резко («Если власть и дальше позволит себе так наглеть – не будет пощады этой власти»), а через несколько дней опубликовал статью в «Русском журнале», где уже, кроме критики режима, оказался такой абзац:
«Если власть решится на исторический рывок, возьмётся за науку и производство, демографию и культуру и попросит: затяни пояс и не надо спорить, помогай строить Великую Россию, тогда ценность «свободы слова» и «демократических процедур» отойдут для меня на третий план». Нынешний «безыдейный диктат» Шаргунов призывал власть сменить на идейный, и в этом случае, надо понимать, он бы власть полностью поддержал.
Летом 2007-го Сергей стал резко превращаться в партийного функционера. О прозе, кажется, было забыто окончательно, точнее, она даже стала мешать: приходилось то и дело доказывать, что он никогда не употреблял наркотики (в отличие от героев с фамилиями «Шаргунов» из повестей «Малыш наказан» и «Ура!»), не вступал в половую связь с негритянкой, что вообще он – примерный семьянин и борец за справедливость на государственном уровне. Статей Шаргунов стал писать меньше, рубрику «Свежая кровь», которую вёл в «Независимой газете» с 2003 года, забросил, зато во множестве раздавал интервью, комментарии по всем вопросам бытия…
Пиком карьеры Шаргунова-политика («системного» политика) можно считать включение его в федеральный список (третьим номером) на выборы в Госдуму от партии «актуальных левых» в сентябре этого года. Благодаря этому о Шаргунове узнали миллионы людей, в нём почувствовалась довольно серьёзная, хотя и притаившаяся, сила. Как бы там ни было, но среди безвольных и безъязыких пешек, из которых в основном состоят все эти предвыборные списки, оказался пусть мимикрировавший под них, но всё же живой, а значит опасный человек.
И его вычеркнули. И из списка, и из «системной» политики. Швырнули к талантливым, неглупым, надеюсь, честным и, хоть убей, по-моему, не врагам России Яшину, Литвинович, Удальцову, Милосердову, Малышевой, Гайдар.
С одной стороны, случившееся с Шаргуновым-политиком – его (да и не только его) трагедия. Компромиссы, лавирование, мимикрирование оказались напрасными. «Если враг не сдаётся – его уничтожают», – заявил некогда классик советской литературы. Но государственная машина этим никогда не ограничивалась – она уничтожала и сдавшегося врага.
Но если бы Шаргунов остался в предвыборном списке, «Справедливая Россия» прошла бы в Госдуму (что, если по-честному, маловероятно), то что сталось бы с Сергеем? Допустим, и мне хочется в это верить, он шёл в Думу с искренним желанием принести пользу России, сделать её «великой, сильной, справедливой», что не использовал бы четыре года депутатства в корыстных целях, – смог бы он влиять на что-либо, реализовались бы его, так сказать, законодательные инициативы в сегодняшних условиях, и сумел бы он изменить эти условия, откололся бы от фракции? Наверняка нет. Скорее всего, Шаргунова задавили бы бездушные туши, что обитают в сером здании в Охотном Ряду, как задавливали до этого немногих живых, туда попадающих.
По-моему, случившееся с Шаргуновым-политиком пойдёт во благо Шаргунову-человеку. Да и как политику – тоже. Ему ещё нет тридцати, и в конце концов (хоть лет через двадцать) он в политику вполне может вернуться, чего-то добиться в ней благодаря не мимикрированию, а природной энергии, красноречию, прямоте. Пока же…
Сегодня вся оппозиция находится в положении прилепинского Саньки. У неё нет иного пути, все законные методы превратились в фарс. Практически вся критически настроенная по отношению к власти молодёжь (да что там – вся думающая молодёжь, молодёжь с активной гражданской позицией) загнана в экстремисты.
«Почему мы экстремисты? Всё очень просто», – объясняла Мария Гайдар в газете «Акция» ещё в ноябре 2006 года. – Мы молоды и красивы. Мы учимся, работаем, дышим свежим воздухом, а не «глушим» водку, чтобы притупить чувство страха, которое испытывает вся нынешняя политическая элита».
И неудивительно, что, не видя другого выхода, та же Гайдар, Илья Яшин взяли на вооружение методы борьбы лимоновцев и акээмовцев. Ничего иного им не оставили.
У Шаргунова в отличие от других вождей разгромлённой, но ещё не уничтоженной молодёжной оппозиции есть большое преимущество – он умеет писать. Писать бодро, зажигательно, остро. Это много, это сегодня действенное оружие. Слово вновь приобретает вес.
Когда-то, после повести «Ура!», Шаргунов пообещал, что больше в его вещах «Шаргунова не будет». Обещание, к счастью, не сдержал. Лучшим эпизодом мутноватой повести «Как меня зовут?» является выступление эпизодического персонажа Шаргунова в ток-шоу; самой яркой главой «Птичьего гриппа» я считаю главу об Иване Шурандине, явным прототипом которого явился сам автор. (Глава в окончательный вариант повести почему-то не вошла, но была не так давно опубликована в газете «День литературы» с подзаголовком «Отрывок из романа «Птичий грипп».) Уверен, что Шаргунов-персонаж появится снова, чтобы дальше рассказывать нам о Шаргунове-человеке и политике. Рассказать-то явно есть что. Как заразился птичьим гриппом, как пытался вылечиться, применяя разные вакцины, как его пытались утилизировать. И так далее.

Роман СЕНЧИН

Восьмой номер альманаха «Литрос» с повестью Сергея Шаргунова «Птичий грипп» можно приобрести в редакции газеты. Телефон для справок: 694-23-24.