ПОСЛЕДНИЙ СЕРФИНГ

№ 2007 / 46, 23.02.2015


Мне нужно купить серебряные серьги с алмазами для внебрачной дочери королевы Беатрикс. Они продаются в антикварном магазине в центре Москвы, лежат там давно, потому что сделаны в девятнадцатом веке и стоят дорого.

Glavnoe – poimat’ volnu,
a dalshe – hot’ trava ne rasti…
Ich Sterbe
Мне нужно купить серебряные серьги с алмазами для внебрачной дочери королевы Беатрикс. Они продаются в антикварном магазине в центре Москвы, лежат там давно, потому что сделаны в девятнадцатом веке и стоят дорого.
Несколько раз я уже приходил в этот магазин и разглядывал их. Длинные, с мерцающими камешками отличной огранки. Охранники косились на меня, на мои обтрёпанные джинсы и коричневую майку с маленькой кожаной заплаткой на левом рукаве, пришитой бывшей подружкой-поэтесой. Они думали, что меня занесло в магазин случайно, что я просто хочу осмотреть экспозицию, как в музее.
Но они ошибались. Сейчас у меня в сумке лежит пачка денег, завёрнутая в целлофановый пакет. Я стою у витрины и смотрю на серьги уже как хозяин. Точнее, как их будущий даритель. Накануне я продал свою новую машину. Почти все деньги, полученные за неё, я сейчас отсчитаю в кассу антикварного магазина.
Мне их не жалко. После долгой переписки по электронной почте Ами пригласила меня в гости. Завтра я улетаю в Голландию. Билет есть. Нужен подарок. А что можно подарить принцессе? Не открыточку же, не пазл.
Я познакомился с Ами во время моей первой поездки в Голландию. Издательство, выпустившее там мою книжку, оплатило перелёт и проживание. После презентации книги я читал короткую лекцию о современном русском рассказе в Гронингенском университете, на которую пришла принцесса со своими друзьями. Лекция была анонсирована по телевидению. После моего сумбурного выступления – по просьбе Ами меня и представили ей.
Мне всегда нравились девушки такого типа. Она среднего роста, немного смуглая, с карими глазами и чудесными загорелыми коленками. На ней тогда было короткое серое платье, какое может носить любая голландская девчонка, но Ами и в нём выглядела, словно в строгом вечернем наряде.
Я написал адрес своей электронной почты на подаренной ей книге. Просить e-mail у принцессы не решился, это было бы уж слишком.
Вечером того дня вместе с её друзьями мы ужинали в ресторанчике.
Когда я вернулся в Россию, она написала мне. И каждый день в течение нескольких месяцев мы отправляли друг другу длинные месседжи на английском. Мне было интересно, как она живёт, все подробности, а она расспрашивала меня о России.
Ещё я сочинял и посылал ей короткие игровые предложения на русском, которые она переводила со словариком и разгадывала. Особенно ей понравилось «Кот идёт в траве по пояс». Она ответила, что долго смеялась, пытаясь понять, где у кота пояс, а потом поняла, что он идёт на задних лапах.
Она отправила мне в электронном виде фото картины Ван Гога «Двенадцать подсолнечников в вазе», и я сделал это изображение фоном рабочего стола своего компьютера.
Ами написала, что живёт в собственном особняке на окраине Лейдена. Кроме неё, в доме только две горничных, а территория вокруг охраняется.
С родителями Ами видится редко… Королева Беатрикс живёт во дворце в Гааге и всегда очень занята. Отец Ами несколько лет назад поселился в Риме, где преподаёт философию в университете «Ла Сапиенза».
Ничего, что я не знаю голландского. Первое время буду общаться с Ами на английском, а дальше будет видно. Может, она захочет освоить русский. Тогда буду её учить.
У них вообще там спокойнее, нежели в Москве. Можно ночью гулять по окраинным районам в любом городе, не опасаясь, что получишь по голове, что тебя обчистят.
Ами писала мне, что в Голландии есть одно преступление, за которое не наказывают: это кража велосипедов, которая возведена в хобби. Их там крадут повсеместно все кому не лень и продают. Она даже призналась, что однажды сама украла велосипед. И добавила, что теперь ей, конечно, стыдно… Надо же. У нас-то тут из-за пропажи велосипеда всё что угодно может случиться…
Миловидная продавщица в белой рубашке смотрит на меня выжидающе. В отличие от охранников, она, кажется, чувствует, что я пришёл не просто так.
– Они на самом деле работы девятнадцатого века? – спрашиваю я, указывая на серьги…
– Да, не сомневайтесь, – продавщица учтиво улыбается.
– Можно взять их в руки?
На мгновение она растерялась, но, посмотрев на посуровевших охранников (один стоит в зале, другой следит за мной с лестницы), достала серьги из витрины. Они лежат на бордовой бархатной подушечке.
Беру одну серьгу, разглядываю. Если смотреть на неё совсем вблизи, виден тончайший узор серебряных нитей, который под стеклом витрины не различим. Камешки благородно искрятся.
У меня два раза пискнул и завибрировал телефон в заднем кармане джинсов. Пришла эсэмэска. Чуть позже посмотрю, что мне пишут…
Я кладу серьгу обратно на подушечку и говорю, что хочу сделать покупку.
Продавщица старательно заполняет какие-то документы. В кассовой кабинке я достаю из сумки толстенную пачку тысячных купюр, отсчитываю нужную сумму и протягиваю деньги в окошко…
Вместе с серьгами мне дают бумаги, удостоверяющие их подлинность, и чек. Охранники смотрят на меня с почтительным удивлением.
Выходя из магазина, я вспоминаю про эсэмэску. Достаю мобильник, смотрю… Пишет Оля, моя хорошая знакомая: «Oleza, mozno segodnya uvidetsya, esli ti ne zanyat». Она набирает эсэсмэски латиницей, так в сообщение влезает больше знаков.
В ответной эсэмэске я предлагаю ей встретиться через десять минут на «взлётной площадке». Так мы с Олей называем небольшой участок тротуара на Варварке. Это недалеко от её дома. Когда у кого-то из нас появляются деньги, мы встречаемся на «взлетной площадке» и оттуда начинаем городской серфинг – поход в ночь по барам, кафе и другим заведениям. Как правило, сначала идём в ближайшую «Шоколадницу» и выпиваем по лонг-айленду, там его неплохо делают. Закусываем нашими любимыми блинчиками с ветчиной и сыром. Затем из «Шоколадницы» переходим в бар на Моховой и поднимаем градус рюмкой американского виски, после чего берём такси и едем в круглосуточный японский ресторан на Комсомольском проспекте пить саке, закусывая его икрой летучей рыбы, и так далее. Маршрут серфинга никогда не повторяется. Под утро мы оказываемся в самых разных местах: у стен «Клиники неврозов» на Шаболовке, распевая «Боже, царя храни», в отделении милиции по Центральному округу (если совсем не осталось денег), или открываем бутылку игристого «Цимлянского» на пляже в Серебряном бору, или, если уже совсем позднее утро, – оттягиваемся в кафе «Пушкин» холодным квасом… В общем, финальную точку серфинга предугадать невозможно.
Переулками я выхожу к «взлётной площадке». Оля уже тут. Худенькая, в полосатых гольфах, юбке и чёрном топике. Светлые волосы собраны на затылке в хвост. Чмокаю её в щеку.
Я говорил ей о том, что собираюсь приобрести эти серьги.
Мы стоим у бетонного парапета. Впереди – между Москвой-рекой и двумя старинными церковками – огромная яма, на месте которой совсем недавно находилась гостиница «Россия». Однажды я был в ней. Когда ещё учился в одиннадцатом классе, там праздновали свадьбу моего друга. Он рано женился. Я опаздывал на мероприятие и приехал один. Спросил на ресепшене, где тут свадьба. Мне ответили, что в данный момент в гостинице их более десяти. И я долго ходил по этажам, от свадьбы к свадьбе, и, когда нашёл друга с женой и гостями, был уже пьян, потому что почти на каждом из торжеств пришлось из вежливости выпить рюмку.
Сейчас на месте «России» – стройка. Бригада таджиков заливает фундамент будущего здания. Доносится их речь. Несколько установок с мерным грохотом забивают в грунт сваи. С набережной подъезжают бетономешалки.
– Купил только что серёжки, – говорю я Оле.
– Олежа, а ведь ты можешь стать первым московским серфингистом и первым русским писателем, женившимся на принцессе. Покажи их, – отвечает она, глядя на стройку.
Я вынимаю из сумки пакет с тощей пачкой оставшихся денег и серьгами. Кладу серьги на парапет. На его пыльной поверхности серебро с алмазами смотрится даже загадочнее, нежели на бархате в магазине.
Оля положила их на свою ладонь и усмехнулась:
– Тяжёлые. Долго твоя принцесса их носить не сможет, ушки оттянутся… Ладно, убери их, а то вдруг чего…
Я кладу серьги в пакет и засовываю его в сумку.
Оля вдруг помрачнела. У неё часто меняется настроение.
– Олежа, давай последний раз нажрёмся, устроим последний серфинг, – говорит она. – Потому что я чувствую: ты не вернёшься. А если вернёшься, то нескоро.
– Может, не надо? Завтра к обеду – лететь, – отнекиваюсь я. – Высплюсь лучше, побуду напоследок с роднёй… Да и рановато для серфинга, день ещё… А завтра на свежую голову…
– Что же получается, ты прилетишь в Голландию – и ни в одном глазу? Да тебя там просто не поймут, – говорит Оля.
Когда-то мы недолго встречались, потом стали дружить. Привыкли друг к другу. И если сейчас я с ней не останусь, Оле придётся идти к себе домой, к больной матери. Они живут вдвоём. Её мать страдает тяжёлыми депрессиями. В холодильнике у них на кухне всегда полно «Феназепама» и других таблеток… Ни с кем, кроме меня, Оля походы по заведениям не устраивает.
И я соглашаюсь совершить прощальный серфинг. Начать его в этот раз решаем с бара «Пилснер» у Покровских ворот.
Мы идём к Славянской площади. Затем нам нужно будет подняться вверх по бульвару и свернуть на Маросейку…
Да, Оля права. Буду первым московским серфингистом и первым русским писателем, женившимся на принцессе. Хоть я внешне на русского и не похож. Например, немцы меня принимают за своего. И французы. И евреи. Один раз я даже неделю прожил за счёт евреев в чайхане у подножия горы Ай-Петри в Крыму. Там проходил молодежный семинар по иудаике, и я без проблем влился в него: пел под гитару песни сестёр Бэрри, рассказывал ребятам о разных течениях в еврейской мистике и даже принял участие в конференции по теории преподавания религиозных праздников в еврейских школах Украины. В общем, как настоящий русский писатель, сэкономил немало гривен, которые мне ещё пригодились в том путешествии по взморью.
Так что и в Голландии не пропаду. Еду же не с пустыми руками. А если у нас с Ами не сложится, я уйду из её особняка и стану промышлять в Лейдене кражами велосипедов.
Олег ЗОБЕРН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.