высокий пост мешает жизни

№ 2007 / 50, 23.02.2015

Творчество Галины Бутыревой не раз отмечалось еженедельником «Литературная Россия». Она автор четырёх книг стихов, пишет в основном верлибры, главный редактор журнала «Арт». Наша беседа началась с попытки определить, что такое свободный стих. Вспомнили нелестную для этой художественной формы цитату из Зинаиды Гиппиус: «сулит он быстрые ответы и достиженья без борьбы». Вспомнили Юрия Левитанского:
– Что? – говорят. – Свободный стих?
Да он традиции не верен!
Свободный стих неправомерен!
Свободный стих – негодный стих!
Однако заканчивается этот лирический спор у поэта достаточно оптимистично, главное, чтобы стихотворение «глаголом жгло сердца людей», было свободно в духовно-душевном смысле, а там уже неважно – «в рифму или без».

– Галина Васильевна, всё-таки, что для вас свободный стих?
– Приведу такое выражение Геннадия Айги: «Свободный стих – это не песня, это камерная инструментальная музыка». Мне нравится такое определение.
– Песни вы не любите?
– Я их очень люблю. Только не любая песня – стихотворение. Меня всегда смущало, что рифму использовали и для дежурных поздравлений, и для конъюнктурных восхищений, а то ещё зарифмуют некую банальность, и всё это выдают за поэзию.
И вдруг однажды читаю у Юрия Лотмана: «Рифма, если она организует текст, то разрушает смысл». Меня эта мысль потрясла. Я как бы всё время это знала, но не могла так точно сформулировать.
Мне трудно было работать в рамках традиционного стиха именно потому, что смысл, который я хотела вложить в своё лирическое наблюдение, сильно изменялся от рифмовки – она меня уводила от этого смысла. Чтобы к нему прийти, мне было естественней, органичнее писать свободным стихом. И когда я это осознала, то уже не возвращалась к рифмованной поэзии.
– Восприятие свободного стиха требует определённой интеллектуальной подготовки? Уже заранее планируется несколько «герметическая» аудитория?
– Как среди тех, кто не воспринимает верлибры, так и среди тех, кому они нравятся, есть самые разнообразные люди. По какому критерию верлибр выбирает своих поклонников, для меня загадка. Его может полюбить профессор филологии и сельский бухгалтер, или даже ребёнок. В Москве дочь моей приятельницы в шестом классе брала мою книгу «Бог с тобой», читала стихи, пыталась их понять, и ей это нравилось. Или на Удоре меня на деревенской улице остановила библиотекарь и стала говорить, что моя книжка чуть ли не жизнь ей спасла. Это было странно слышать, но я поверила в её искренность, это было не от лукавого.
– А наизусть ваши стихи не читают? Верлибр, вероятно, сложнее запомнить.
– Была такая прекрасная женщина, к сожалению, сейчас её нет в живых – первый коми диктор Кира Сергеевна Моисеева, она читала мои верлибры, написанные на коми языке, наизусть. Мне это всегда казалось невероятным, пока сама не услышала.
– В «Коми литературоведческом словаре-справочнике» В.И. Мартынова говорится, что верлибр – это один из видов стиха, строящийся главным образом на интонационно-синтаксической основе. Далее цитирую: «Таковы стихи Г.Бутыревой». Вы открыли свободный стих для коми поэзии?
– Это, конечно, не открытие Галины Бутыревой. Верлибром писали до меня, и после меня будут писать. Это зависит не от традиции или жажды новаторства, а от особенностей характера каждого пишущего человека.
Например, известное стихотворение коми поэта Вениамина Чисталева, репрессированного в 1937 году, «Не знаю, как ты родилась песня, кто тебя взрастил, где и кто тебя на охотничьей тропе нашёл» – это настоящий свободный стих.
Верлибр можно найти и в коми народной поэзии, это говорит о его более чем солидном возрасте.
– Творчество поэтесс Нины Обрезковой, Алёны Ельцовой, Анжелики Елфимовой можно назвать продолжением традиции, начатой вами в коми литературе?
– Я так не думаю, они идут своим путём. Сегодня творчество ни одного поэта даже в твоей родной литературе не может иметь определяющего влияния. Слишком широк круг общения – оно происходит со всем миром.
– Если вы ни на кого не влияете, то на вас кто-то влияет?
– Могу сказать только, какие поэты мне близки. Наверно, это как-то влияет. Первым, кто меня поразил, был литовец Эдуардас Межелайтис. После него я открыла для себя творчество латыша Зиедониса, он до сих пор остаётся одним из моих самых любимых поэтов. В русской поэзии я могу назвать имена Владимира Бурича, Вячеслава Куприянова, Тимура Зульфикарова.
В сборнике «Русский свободный стих» я прочитала, что верлибр использовали в своём творчестве и А.Блок, и А.Ахматова, и М.Цветаева, и многие советские поэты.
В последнее время я увлеклась переводами. Начинаю постепенно воплощать свою давнюю мечту – показать коми читателю, что это не я придумала такую непривычную на первый взгляд стихотворную форму – верлибр, готовлю книгу переводов финской и эстонской поэзии. Перевожу также японские хокку. Выбираю только те стихи, которые бы сама написала, самые близкие мне по духу.
– Сталкивались ли вы с редакторским непониманием, особенно когда делали первые литературные шаги?
– Я не стучалась в двери редакций, так как практически не встречала публикаций верлибров в Республике Коми, поэтому и не надеялась найти понимание. В первый раз моё стихотворение появилось в сыктывкарской газете «Красное знамя» только благодаря тому, что его отдала редакции поэт Надежда Мирошниченко, думаю, помог её литературный авторитет. Однако после этой публикации в Республиканском Доме печати, где работают журналистские коллективы нескольких изданий, много спорили, кому я подражаю. А я никому не подражала. Лишь нашла естественную для меня форму выражения своих мыслей.
И с первой книгой у меня тоже получилось довольно просто. Коми книжное издательство попросило у меня рукопись, я её подготовила, причём половина стихов в ней была на русском языке, половина – на коми, её в таком виде и напечатали.
– Вы пишете на двух языках. От чего в каждом конкретном случае зависит выбор одного из них?
– Я человек, который всю свою жизнь находится в двуязычном пространстве. В детстве общалась с людьми, которые хорошо знали коми язык, с институтских времён среди моих друзей больше было русских. Я жила на Удоре – это граница Республики Коми с Архангельской областью, здесь можно наблюдать взаимопроникновение двух языков. Например, Фёдор Абрамов использовал много коми слов, достаточно русских слов в лексике жителей Удоры.
– Душе всегда было естественно говорить на двух языках?
– Абсолютно естественно. Я ещё не ходила в школу, а мне уже хотелось выучить русский язык. И я его всегда воспринимала как родной. Когда я с ним работаю, то не испытываю чувства, что одеваю душу во что-то инородное, что ей потом носить платье с чужого плеча.
– Это ощущение повлияло и на концепцию журнала «Арт», главным редактором которого вы являетесь?
– Идея выпуска такого двуязычного журнала принадлежит не мне, автором её является кандидат филологических наук Павел Лимеров, его по праву можно назвать основателем и отцом «Арта». В том, что я оказалась в этом журнале, есть доля мистики. Из этого я делаю вывод, что так было уготовано судьбой, по-другому и быть не могло.
– Вы в своё время работали заместителем главы Республики Коми. Высокая должность помогает быть поэтом или мешает?
– Она мешает не только поэзии, но и нормальной человеческой жизни. В результате я не могла не то что писать, а не могла даже читать. Хотя с тех пор как выучила азбуку, с книгой не расставалась, в детстве даже из-за этого были скандалы с родителями. И вот наступил период, когда я не могла читать. Самое страшное, что и не хотела. Это было для меня каким-то внутренним потрясением – я не могу ничего воспринимать, не могу сопереживать тому, что написано. Пережила этот душевный кризис благодаря тому, что мне в руки попалась книга «Псалтырь в русской поэзии». Она меня буквально спасла.
Как сказал патриарх Московский и всея Руси Алексий II о чиновниках, а он сам в каком-то смысле тоже служивый человек, если рассматривать церковь как социальный институт, эта работа по большому счёту не заслуга, не какая-то жизненная победа, это крест, который волею ли случая, либо добровольно несёт человек – несёт до тех пор, пока может. Этот крест достался мне исключительно волею случая. Пока могла, я его несла. А потом ушла, и, слава Богу, живая.
– В одном из ваших стихотворений вы пишете: «Кто знает, откуда и почему приходит Любовь?». Ответа на этот вопрос нет. А откуда и почему приходят стихи, вы знаете?
– Стихи для меня прежде всего диалог. Когда мы пишем о детстве, о наших уже ушедших из жизни родителях, мы вступаем с ними в диалог. Сколько бы лет родители ни жили, никогда не успеваешь поговорить с ними о самом главном, о сущностном. Также получается и с нашими ближними, тем более с «дальними». Время с каждым годом ускоряется, нам некогда объясниться и понять друг друга.
Поэзия даёт нам такую возможность – говорить с людьми о самом важном, об истинных жизненных ценностях, об искренности чувств, о великом одиночестве каждого человека. Как мне думается, поэзия – это единственная форма такого диалога.
Беседовал Андрей ПОПОВ
г. СЫКТЫВКАР