Сергей КАЗНАЧЕЕВ. РАЗРОЗНЕННЫЕ ПАЗЛЫ, или Письма тёмных людей

№ 2008 / 13, 23.02.2015

 Более десяти лет я веду диалоги со студентами Литинститута о проблемах критической теории, в числе которых есть, естественно, и состояние современной критики. Должен засвидетельствовать: эти беседы являются лакмусовой бумажкой отношения молодых как к литературному процессу вообще, так и к предмету настоящей дискуссии. С некоторыми наблюениями на сей счёт мне хотелось бы поделиться.

Когда разговор заходит о критике, от нынешних студиозусов Литинститута нередко приходится слышать парадоксальное и безапелляционное суждение: «А я критику вообще не читаю». Осадить такого самонадеянного типа в педагогических целях нетрудно.

– А если выйдет критическая статья о ваших произведениях, тоже читать не будете?

– Ну, уж если обо мне напишут, то, пожалуй, и прочту, – искренне признаётся он.

– Так вот какой вы эгоцентрик: из всего многообразия суждений вас интересуют, собственно, только отзывы о вас, драгоценном!..

Но между тем проблема малого интереса к современным статьям гораздо сложнее и значительнее, нежели молодёжный эгоизм. Если во времена Пушкина, Белинского и Аполлона Григорьева чтение литературных журналов часто начиналось с разрезания именно критических тетрадей, то сегодня толстые журналы, и так влачащие жалкое существование, смиренно отодвигают этот раздел на задний план, не рассчитывая на жгучий читательский интерес. А, собственно, почему?

Рискну предположить, что главной причиной невнимания является та самая разорванность литературного процесса, которая делает невозможным широкое панорамирование литературного пейзажа. Фрагментарная картина не складывается в цельный образ, мозаика рассыпается, атомная бомба, разъятая на куски, теряет критическую массу и не взрывается. Фигуранты литературного процесса видят только часть его, но не могут судить о целом. Понятно, что при нынешнем обилии отдельных изданий и периодики трудно охватить всё целиком, и чтобы добиться этого, требуется масштабность взгляда и мышления. Почему-то Ю.Кузнецов и Е.Рейн видели друг друга, а вот их ученики друг для друга – человеки-невидимки.

Нередко узость обзора диктуется идеологическими или эстетическими рамками. В итоге – читателям «НЛО» невдомёк, что пишут в «Нашем современнике», и наоборот. Несколько лет я следил за библиографическими справками и дайджестами прессы «Нового мира». Более тенденциозного подхода к отбору материала трудно представить: видимо, правы те, кто говорит, что в изданиях патриотов и демократов существуют негласные списки имён, которые можно и которые нельзя упоминать ни под каким соусом. А добиваются этим журналисты и кураторы рубрик того, что читатель, позёвывая, отбрасывает журнал с миной презрения: «Очередной междусобойчик!..»

Недавно на учёном собрании преподавателей-гуманитариев некий ответственный оратор обронил сакраментальную фразу: «Современной литературы у нас нет», а на вопрос, кого же из нынешних он прочёл, не было названо ни одного имени.

Второй важной причиной снижения интереса к критике я бы назвал разрыв между поколениями. Критики-мастодонты в основном пишут о своём поколении. Патриоты – о патриотах. Литбригада из «Ex-libris»a – о приколистах и выпендрёжниках. Юная критическая поросль печётся о литературных подростках. Пытаются выдерживать некий идеологический паритет «Литературная газета» и «Литературная Россия», выстраивает свои параллельные ряды В.Бондаренко, но целостная картина из разрозненных пазлов всё ещё не составляется.

Но если со старожилами критического цеха уже вряд ли можно что поделать, то повлиять на молодёжь ещё можно. Что же хотелось бы от нового поколения? Приток свежей крови необходим для любой сферы. Но рассчитывать, что изобилие новых имён привнесёт оригинальное видение, по меньшей мере, наивно. В любом деле начинающий и даже подмастерье должен пройти долгий этап ученичества, пережить чужие влияния, выработать собственную позицию.

Применительно к молодой критике особенно тревожным кажется низкий уровень осведомлённости. Они предельно нелюбопытны к тому, что было до их ослепительного появления, а потому их писания часто напоминают «письма тёмных людей». То есть, некая начитанность есть, но она уродливо однобока. Они знают Дерриду и Уэльбека, но не в курсе, кто такие Кожинов и Передреев. Вера Павлова (не важно с каким знаком) в системе их координат значительнее, чем Вера Галактионова, если они вообще слышали об этой блистательной писательнице.

Когда я слышу мнение: молодёжь, мол, всегда была такая, то хочется возразить: нет, лет двадцать-тридцать назад литературные дебютанты могли не слишком ценить Суркова, Луконина, Слуцкого, Тихонова, Каверина, Рыбакова, Арбузова, Гельмана, но знали, кто они и что написали. Нынешние – не знают и не желают знать, что было до них, легкомысленно отстраивая своё здание без фундамента. Говорю об этом не голословно: сколько раз мои студенты-литераторы пожимали плечами, услышав такие имена, как Катаев, Алексеев, Проскурин, Друнина, Тряпкин, Шпаликов, Брагин, Паламарчук…

При этом – выстраиваются состоящие из многих малозначащих имён обоймы, призванные вытеснить из литературного пространства представителей предыдущих поколений. Конечно, проблема эта стара, как мир, но в нынешней ситуации есть нечто особенное. Во все времена молодые люди любили оккупировать садовые и парковые скамейки, но только в наше просвещённое время они стремятся взгромоздиться на спинку лавки, а ноги поставить на сиденье, чтобы после них уже никто не мог сюда присесть.

Но на основе цинизма и равнодушия невозможно возвести прочное здание. Любая культура начинается с исторической памяти.

Сергей КАЗНАЧЕЕВ