ОТ КОРОЛЕВЫ ЭКРАНА К ВЕКОВОМУ ДIДУ

№ 2008 / 15, 23.02.2015


Исторические времена «закрыли» великолепного русского кинооператора Бориса Исааковича Завелева. Оптический волшебник, он оживил плоскостное, невыразительное освещение ранних кинокартин, сорвал с дореволюционного экрана шкуру заскорузлых штампов, взорвал кадровое пространство лучом света.
В 37 лет Борис Завелев начал постигать искусство съёмки игровых фильмов – в самой престижной отечественной кинокомпании Александра Ханжонкова и у самого элитарного русского кинорежиссёра Евгения Бауэра. А в советское время певец русских психологических драм ваял своим дивным светом фильмы «Призрак бродит по Европе» (реж. Владимир Гардин), «Сурамская крепость» (реж. Иван Перестиани), «Тарас Шевченко» (реж. Пётр Чардынин)… и эпическую кинолегенду «Звенигора» (реж. Александр Довженко). Итак, более 150 художественных кинокартин…
Вначале его стиль кинооператорской работы называли «живописью передвижников» («Кине-журнал»). Профессионалов восхитили прелесть ярких, ослепительных лучей солнца, заливших кинокартину «Невеста Анатоля» («Вестник Кинематографии»), образ зимней вьюги из ленты «Счастье вечной ночи» («Проектор»), изысканнейшая натура кавказских пейзажей в трагической новелле «Умирающий лебедь» («Театральная газета»).
Кинорецензии на ханжонковский шедевр 1916 года «Жизнь за жизнь» («За каждую слезу по капле крови») пестрели суждениями о «самом красивом детище Е.Бауэра», «очень хорошей фотографии г. Завелева», достойном сопернике заграничным «боевикам» по «богатству постановки, прекрасной игре исполнителей, безукоризненности технического выполнения световых эффектов», «слаженности ритма, слиянии человека и предметов в согласную гармонию», «сродстве светотворчества с живописью»… и понимании тайны красоты экрана!
Эстетизм завелевского киинописьма, как впоследствии оказалось, возмущал советских киноработников. Когда уже на стало Веры Холодной и Витольда Полонского (исполнители главных ролей), Бауэра и Ханжонкова, превратился в лагерную пыль Завелев, актёрка Ольга Гзовская из глухих сталинских лет оппонировала киномысли Серебряного века: «переливы освещённой ткани, тени на цветах, колонны и их капители, эпатирующие и пустые кадры! букет, фату и руку в перчатке показали со всех сторон, во всех поворотах, освещая их и так и сяк. Это по ходу действия не вызывалось никакой необходимостью, а показывалось ради эффектного фотографически кадра».
Несостоявшаяся «звезда» кинофабрики Иосифа Ермольева всегда отличалась отсутствием «психологической светотени». Но в предреволюционные годы умная Гзовская, постоянно сжигаемая жаждой самоутверждения, не посмела бы хлестать королев и королей русской публики, тем более в пролеткультовском духе – слишком высок был авторитет людей искусства. А у воспитанницы Александра Ленского и Константина Станиславского не было даже ролей на театре, лишь неприязнь Владимира Немировича-Данченко.
Переживая трагические изломы своей судьбы, она десятилетия не забывала завелевскую кинопись. Не простила свою обделённость подлинным искусством? Гзовскую мучила слава мёртвых? Свою Саломею она сыграла в октябрьские дни 1917 года… Критика и зрители никогда не отмечали в образах, созданных Гзовской, сочувствие к человеческой боли и страданиям – вечный мотив большого русского искусства.
Тем не менее она, как и сотни других, уценивала гениев и самоутверждалась на уничижении киноэстетики Бауэра, в которой Завелев работал всего три года (пока был жив мастер) и целых двадцать лет нёс этот крест. Времена сохранили эстетические пробы раннего русского кино. Их реабилитировали, как истину в последней инстанции, поздние кинокартины Лукино Висконти, исполненные оператором Паскуалино де Сантисом.
Актёры вверяли себя Завелеву. Во время работы над фильмом «Песнь торжествующей любви» был создан кинопортрет (маска) Веры Холодной, которая стала безумно популярной.
Отношение к Завелеву светской львицы, примы-балерины Большого театра Веры Каралли удивило даже Ханжонкова. На съёмках фильма «Тени греха» произошёл драматический курьёз: «Каралли в одной ночной сорочке «замерзала» в глубоком снегу Нескучного сада», оператор забыл снять крышку с объектива. Надо было вторично вызвать на снег полураздетую актрису. Боялись взрыва гнева, отказа, но когда режиссёр Чардынин, скрыв истинную причину, сказал, что её ошибочно сняли левым профилем, Каралли сама потребовала пересъёмки».
И сыграла так, что журнал «Сине-Фоно» отметил не только художественную и психологическую правдивость ленты, но и впечатляющую силу финальной сцены – гибель замёрзшей в парке героини.
…В гражданскую войну Завелев не снимал красноармейскую хронику, что стало для него чёрной отметиной. Его приютил в Грузии бывший ханжонковский «король экрана» Иван Перестиани. Они создали картину «Сурамская крепость», которая с успехом прошла в Германии, Франции, Турции и Иране.
На Ялтинской кинофабрике Всеукраинского фотокинооуправления (ВУФКУ) Завелев снимал экранизации в постановке Гардина. Самая чудная из них – «Призрак, бродит по Европе», навеянная известным рассказом Эдгара По «Маска красной смерти». Осмыслил американский первоисточник в духе всероссийской революционной борьбы и победы Георгий Тасин, выпускник петербургского психоневрологического института.
В его сценарии нет страшной эпидемии чумы (красной смерти), поражающей у По придворных принца Просперо, укрывшихся в неприступном замке. Все коллизии сведены к бегству некоего императора на отдалённый остров, дабы избежать гнева восставших подданных. Узурпатор усиленно развлекается, пытаясь заглушить страх. Но революционным массам подвластно всё: они сжигают императорскую семью и радуются новой жизни. Разумеется, тасинский сценарий кишел туманными и абсурдными аллегориями.
Этим самобытным прочтением По заинтересовался Всеволод Мейерхольд, но от постановки отказался. А Завелев наснимал красивых кошмаров, и они заняли большую часть фильма.
Особая тема – работа Завелева с Александром Довженко над кинопоэмой «Звенигора» (1927 год). Она перегружена большими образно-философскими обобщениями многовековой борьбы украинского народа с польской шляхтой, варягов и гайдамацкой вольницы, Первой мировой войны, Октябрьской революции, петлюровской контрреволюции, белоукраинской эмиграции… Исторические эпизоды объединены символической фигурой Дiда – векового украинского крестьянина. Романтическая стихия, воплощённая операторским мастерством, стилизована под экспрессионизм.
На Одесской кинофабрике ВУФКУ никто ничего не смог понять. Для вынесения вердикта сказочную «3венигору» отправили Сергею Эйзенштейну и Всеволоду Пудовкину. Их потрясла дивная художественная красота фильма. Так началась слава Довженко, «красного Гофмана».
Другие удостоились ярлыка «буржуазный националист».
В начале 30-х годов на советских киностудиях начались «чистки». К высшей мере наказания был приговорён крупный театральный актёр Николай Надемский, создавший образ бессмертного Дiда.
Расстреляны авторы сценария. 20 октября 1930 года – Григорий Осипович Тютюнник, генерал-хорунжий, сыгравший себя (гитморовского атамана) в нескольких украинских фильмах. 18 августа 1937 года – Михайло Гервасьевич Йогансен, писатель. Репрессировали Соломона Лазаревича Ореловича, которого Довженко величал «батькой».
Получил лагерный срок Борис Исаакович Завелев – непревзойдённый мастер операторской живописи. От доброго, мягкого человека остались обрывки русских психологических кинодрам, осколки воспоминаний и советские фильмы. Он умер 28 марта 1938 года.Валентина РОГОВА

Один комментарий на «“ОТ КОРОЛЕВЫ ЭКРАНА К ВЕКОВОМУ ДIДУ”»

  1. Если можно, уточните, пожалуйста, источник сведений о лагерном сроке Завелева. Когда он его получил и когда вышел? Странно, что после лагеря он был похоронен на Новодевичьем кладбище: http://www.jewish-memorial.narod.ru/Zavelev.htm

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.