Я есть в каждом из своих героев

№ 2008 / 24, 23.02.2015


У Гюнтера Грасса обычная биография немца его поколения. На фронте, семнадцатилетним, он был ранен. Попал к американцам в плен. Работал на руднике, потом поступил в Академию искусств в Дюссельдорфе, изучал изобразительное искусство в Западном Берлине и Париже. Пробовал себя в графике, создал несколько скульптурных работ. Играл в джазе и интересовался балетом. Но притягивала всё-таки литература. Грасс выступал с чтением стихов, но славы ему лирика не принесла.
После провала первой пьесы «Наводнение» (1957) он навсегда расстался с драматургией, уехал в Париж, где стал писать прозу. Началось всё с романа «Жестяной барабан», который вызвал серьёзный скандал, но пользовался колоссальным успехом. События романа охватывают целиком первую половину двадцатого века: Первая мировая, поражение, инфляция, фашизм, снова война и опять разгром.
Место действия романа «Жестяной барабан» и последовавших за ним повести «Кошки-мышки» и романа «Собачьи годы» – Данциг и его предместья. Три произведения составили так называемую «данцигскую трилогию». Гюнтер Грасс писал о городе своего детства и отрочества, запомнившемся ему своими жителями – поляками, немцами, евреями, когда-то его населявшими. Рассказчиком в «Жестяном барабане» выступает карлик Оскар Мацерат – пациент специального лечебного заведения. Но Оскар не так-то прост, он сам в три года решил перестать расти, чтобы никогда не вступать во взрослую жизнь, не стать лавочником, а тем более солдатом. Он урод и вундеркинд. По наблюдениям Оскара, мир – вместилище порока, грязи и преступления.
В романе немало пикантных ситуаций. Чего стоят одни только уверения Оскара Мацерата, что у него два отца, поскольку у матери кроме супруга был официальный сожитель, и они втроём частенько резались в карты. Мать была просто не в состоянии отдать предпочтение одному из них. Солёные шутки Грасса выдержаны в народном вкусе, когда смех заставляет забыть страх. Оскар имеет склонность прятаться под стол, под трибуны, под юбки. Он любит притаиться, чтобы наблюдать жизнь потаённую, закулисную, которая обретёт вторую очевидную реальность в его рассказах.
«Жестяной барабан» создавался, когда после войны прошло всего десять лет, штурмовики и эсэсовцы – отцы молодых людей, вступающих в жизнь, – выглядели в их глазах иногда жертвами, иногда героями. Спекулируя на горе семейств, переживших войну и потери близких, публицисты и политики старались оправдать жертвы героическими подвигами во имя идеалов великой Германии. Грасс сумел показать изнанку этих идеалов, поставив знак равенства между подвигом во славу Гитлера и преступлением. Эта морально-психологическая коллизия получила развитие во второй части «данцигской трилогии» – повести «Кошки-мышки», действие которой происходит всё в том же Данциге на исходе войны. К проблеме подлинного и мнимого героизма Гюнтер Грасс обратился и в заключительной части «данцигской трилогии» – романе «Собачьи годы». Это рассказ о подростках, которым грозит вступление в фашистский вермахт, но пока они об этом не подозревают, предаваясь детским забавам и шалостям. Дружба-вражда двух героев, затянувшаяся на несколько десятилетий, со всей убедительностью выражена в философском законе единства и борьбы противоположностей.
Фашизм для Грасса не отвлечённое абстрактное идеологическое понятие, а некая зараза, оказавшаяся гибельной для целого поколения нации. После этого романа он долго не возвращался к событиям войны, предпочитая сюжеты злободневные или, напротив, исторически отдалённые.
– То, что произошло в ХХ веке, – считает писатель, – было волеизъявлением и поступком народа, под воздействием и влиянием идеологии, которых больше нет. Новые поколения, которые пришли, скажем, мои внуки, уже не думают о себе, как о поколении побеждённых. Другое дело, что мировая война прошлого века оставила следы, которые мы чувствуем на коже до сих пор, и последствия этой войны сказались не только в семьях и судьбах, но и на историях государств. Например, гонения на евреев послужили отправной точкой для образования государства Израиль, которого в противном случае могло и не быть. Война ушла, но в памяти осталось то, что было связано с ключевыми моментами её истории. Пакт, который заключили в 1939 году Сталин и Гитлер, касавшийся раздела Польши, привёл к развитию дальнейших исторических событий, связанных с этой страной. А также к тому, что страхи и фобии не преодолены, и находят своё отражение, скажем, во взаимодействиях России и Польши на разных уровнях.
В конце мая писатель приехал в Санкт-Петербург для участия в литературных чтениях. На встрече в Санкт-Петербургском государственном университете у журналистов и почитателей его творчества была возможность задать нобелевскому лауреату несколько вопросов.
– Пресса писала, что вы являетесь противником нацизма. Резкие заявления делают писателя популярным. Вы как-то заявили, что служили в СС. Это миф?
– Я не могу влиять на то, что пишет пресса. Когда Гитлер пришёл к власти в 1933 году, мне было шесть лет. Моё детство и ранняя юность прошли в нацистской идеологии. Я состоял в «гитлерюгенде». Когда в 15 лет для меня закончилась школа, я был в гражданских частях противовоздушной обороны, а потом меня призвали в части СС. Пресса писала, что я пошёл туда служить добровольно, но это не так. Я прослужил там четверть года, после чего части были расформированы. Если вы хотите знать правду, почитайте роман «Луковица памяти», он автобиографичен.
– Российский читатель мало знаком с современными немецкими авторами. Как это исправить?
– Наверное, многое зависит теперь от самих же молодых авторов. Их инициатива, интерес должны определить, будет ли популярной та или иная литература той или иной страны. Я считаю, что встречаться нужно в любом формате, будь то литературные семинары, книжные салоны и т.д. Вообще, расширение рамок общения от издания сборников до совместных литературных семинаров опять же зависит от молодёжи. Есть интерес к молодой немецкой прозе, люди будут её читать. Книжный рынок страшно коммерциолизован, и я не знаю, как пробраться через эту коммерческую составляющую рынка. Ни СМИ, ни телевизор не являются для нас компасом в мире книг, поэтому палочкой-выручалочкой для молодёжи в книжном море может стать сама молодёжь.
– Согласились бы вы стать рекомендателем немецкой книжной серии для русского читателя?
– Я не буду играть роль демона-искусителя в литературе. Каждый должен найти свою книгу. И вообще, есть ли смысл в подобных списках? Кто может сказать, что он гуру в литературе?
– Почему, на ваш взгляд, именно в писательской среде люди более всего склонны к разрушению, к суициду, к алкоголизму? Должен ли писатель был интеллигентным человеком, и что такое в западной ментальности «интеллигент»?
– Тема «алкоголь и литература» на слуху, потому что сами писатели об этом пишут. Полистайте Хемингуэя, на каждой пятой странице обязательно будет сцена с питием. Что касается меня, то я работаю по восемь-десять часов в день, и когда работаю, то не пью алкогольных напитков, а пью чай. После работы могу с удовольствием выпить бокал, в хорошей компании могу выпить чуть больше и получить удовольствие оттого, что пьян. Как-то, на русско-немецких чтениях, я слушал современного русского автора, у которого произведение было построено на том, что молодой человек целый день болтается по городу, домой идти не хочет, потому что там не та жена, не та запеканка. Вот он заходит то в один бар, то во второй, и, таким образом, словно уплывает в некий параллельный мир. Может, для кого-то когда-то пристрастие к алкоголю – это стимул взглянуть по-новому на вещи.
Что касается темы интеллигентности, то, когда закончилась война, мне было семнадцать лет. Я вырос в условиях, когда сменились идеологии. До идеологии национал-социализма, была Веймарская республика как проба и попытка демократии. Но республику назначили, а сторонников у неё оказалось не так много, и в этом причины поражения и ухода с исторической сцены Веймарской республики. Социал-демократы тогда были слабы и не готовы к её восприятию. Томас Манн довольно поздно выступил в защиту Веймарской республики, и из-за устранённости интеллигенции она потерпела крах. А устранённость – это и есть вопрос гражданской позиции, ответственности. Ведь в любых ментальностях интеллигент – это человек совести и ярко выраженной гражданской позиции. Я писатель и гражданин, и мне не всё равно, что будет со страной. В этом моя ответственность как интеллигента. И мне кажется, такая ответственность есть у всякого образованного и уважающего себя человека.
– В каком из ваших героев больше всего от вас?
– Пожалуй, частица от меня есть в каждом из моих героев, не только в главных, но и в самых проходных. Я дроблюсь и таким образом представлен везде и во всём. Другое дело, что герои живут своей жизнью, у них есть своя воля, и им ничего невозможно навязать. В «Жестяном барабане» главный герой Оскар, и когда я писал роман, то хотел дать ему сестру. Она уже была готова в образном виде у меня в голове, но Оскар противился этому. Он был абсолютно самодостаточным, и около него не было места ни для какой сестры. В результате герой оказался прав, а образ этой девушки зажил в другом романе. То, что герои живут своей жизнью, важно. Потому что это же происходит с книгой. Когда она издана, она выскальзывает из рук автора и дальше плывёт сама, и ты не волен что-то изменить в отношениях между твоей книгой и читателем. А та ткань, которая ткётся между читателем и книгой, – это вообще особенное дело, потому что жизнь книги зависит от читателя. Что читатель вычитывает в ней, зависит от него и от книги. У каждого читателя с книгой будет только своя судьба, и ничего здесь невозможно предугадать и предусмотреть. Не верьте учителям, если они говорят, что есть одна-единственная интерпретация такой-то книги. Этого не бывает в жизни. Вы приходите в Эрмитаж в семнадцать лет, смотрите Рембрандта, Тинторетто, потом приходите через двадцать лет, с Рембрандтом и Тинторетто всё в порядке, но вы уже другой и смотрите на них иначе.
– Как найти баланс между гротеском и реализмом? У вас в разных книгах этот баланс разный.
– Может, баланс искать и не нужно? Я, конечно, дитя просвещения, но реальность для меня не равна ментально разумной реальности. Для меня всегда было важно найти и включить сказку, легенду, от неё выйти в реальность, выйти из неё к мечте. У критиков есть термин «магический реализм», который более применим к американским писателям. Я не знаю, насколько европейские, немецкие авторы подпадают под этот термин, но в любом случае страшно важны метаморфозы в литературе. Для меня это, если хотите, средство. Я начинаю с какой-то реалии, с неё начинается сюжет, потом он уплывает в какую-то иную реальность, в мир фантазии и т.д. Это процесс трудоёмкий, и у меня порой нет ни одного романа, у которого не было бы пяти-семи разных версий. И это притом, что пишу я очень старомодно: стоя, от руки, потому что люблю исчерканную бумагу. Компьютер мне не хочется заводить, потому что он выдаёт чистовик, а я люблю черновики, варианты. По образованию я скульптор, график, и для меня большое значение имеют рисунки, причём не столько как иллюстрации к тексту, сколько как вариант воплощения идеи, в том числе и фантазии. Я сначала рисую, потом продолжаю мысль словами, затем опять рисую. Я думаю графическими образами и образами вербальными, и так и живёт это сочетание фантазии и реальности.
– Я слышала, что вы любите читать свои произведения вслух.
– Когда пишу, я всё проговариваю вслух, и мне кажется, что так сохраняется исконная природа написанного текста. Думаю, и в школе нужно больше читать вслух, потому что просто прочитанное про себя живёт не так, как прочитанное вслух. При чтении вслух словно появляются какие-то дополнительные измерения. Вообще, всё, что люди записали, они друг другу сначала рассказали, и пока они рассказывали, появлялись версии, и каждый слушатель додумывал что-то своё, пока не пришёл некто Гомер и всё записал, так, как записал. Корни литературы, на мой взгляд, устные, поэтому я всегда в процессе работы прикидываю фразы на звучание. Вы правы, я люблю читать свои вещи, выступать с прочтением их вслух. Мне кажется, в прочитанном тексте есть свой ритм, своё дыхание, которое не всегда можно почувствовать, если читать молча.

Наталья АЛЕКСЮТИНА
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Справка

Родился в 1927 году в Гданьске. В 2002 году состоялось открытие «Дома Гюнтера Грасса» в Любеке, который призван стать форумом литературы и искусства. В 2005 году основал литературный кружок «Любек 05». Живёт в Любеке. В 1999 году стал нобелевским лауреатом в литературе.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.