ПОЭТ В НЕПОЭТИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ

№ 2008 / 39, 23.02.2015

Что даёт силы писать стихи? Часто слышатся порой диаметрально противоположные мнения относительно того, в какое время мы живём – «поэтическое» или «непоэтическое». Большинство склонны утверждать, что на дворе скорее второе, что сейчас не стихи надо писать, а, например, зарабатывать деньги. А что думает по этому поводу поэт Максим Лаврентьев?

– Это совершенно нормально, – говорит Лаврентьев. – Большинство и должно зарабатывать деньги, поэтическое творчество – удел весьма немногочисленного круга людей. Для этих последних, в отличие от всех остальных, время все-гда будет «поэтическим». Мне хорошо знакомы оба эти «чувства времени». Так вышло, что с января девяносто пятого по декабрь две тысячи третьего, с перерывом на год – для подготовки и поступления в Литературный институт, я работал кладовщиком, фактически грузчиком, на станции технического обслуживания автомобилей «Мерседес-Бенц». Вначале там платили весьма достойные деньги, и мои родители-музыканты были даже рады тому, что я «зарабатываю». Напом-ню, что на дворе стояли «лихие девяностые». Муж моей тетки, генеральный директор автостанции, устроил меня по большому блату на склад. И там я, девятнадцатилетний, влился в группу симпатичнейших работяг, с утра до ночи раз-гружавших фургоны с запчастями. Началось существование как бы в двух измерениях: дважды в год я уходил сдавать сессии в Литинституте, а всё остальное время грузил железо на складе, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. В конечном счёте, со страшным опозданием, я всё же вырвался – окончил институт, а ещё через пару лет вернулся в него работать библиотекарем. Так я окончательно перешёл в «поэтическое» время, в котором и живу по сегодняшний день.
А о том, что даёт силы писать стихи, я, пожалуй, умолчу. «Говорящий не знает, знающий не говорит». Лао-Цзы, между прочим.
– С каких книг, авторов, на твой взгляд, было бы желательно начать путешествие по миру поэзии?
– В современном духовном мире каждый ищет свой путь наугад. Мой пример может показаться кому-то интерес-ным, но копировать его не имеет смысла. Я всерьёз увлёкся поэзией, когда познакомился в начале девяностых с творче-ством Даниила Хармса и Александра Введенского. Лев Ошанин, написавший мне рекомендацию в Литинститут, называ-ет меня в ней «явным авангардистом, которому институт поможет определиться». Автор слов к песне о великой русской реке как-то раз пошутил, что я «укушен Хармсом». С тех пор моя «болезнь» приняла, так сказать, вялотекущую форму. Один из её рецидивов – традиция посещать дом Хармса на бывшей Надеждинской улице в каждый мой приезд в Санкт-Петербург, куда я уже много лет подряд отправляюсь в качестве своего рода паломника. В общем, я «определил-ся», но вовсе не как последователь обэриутов. Отдаю им должное (в особенности ценен для меня Введенский), неплохо, кажется, разбираюсь в литературе и искусстве подобного рода, а философия одного из чинарей, Якова Друскина, силь-нейшим образом воздействует на меня и сейчас. Пожалуй даже, мои тексты легче будет понять тому, кто знаком с друс-кинской идеей гармонии как «некоторого равновесия с небольшой погрешностью». Но в какой-то момент я понял, что не-органичен в стихии абсурда. В поэзии для меня была важна, скажем так, музыкальность, а ею в большей мере обладали другие авторы – Тютчев и Блок, например.
– Скажи, принципиально ли для тебя, как поэта, жить в России, создавать свои стихи здесь, в Москве?
– Это было принципиально ещё несколько лет назад, когда, после долгого молчания, у меня что называется «раз-вязался язык». Да и перед тем мне нужна была определённая среда существования, особая атмосфера, что ли. Я годами искал и создавал её: бродил по Москве и Петербургу и «дышал» ими. Под впечатлением от этих прогулок года за три на-писалось около полутора сотен стихотворений, чуть более трети из которых (я беспощадный самоцензор) вошли в не-давно изданный «Немного сентиментальный путеводитель». Но хотя время течёт и многое меняется – вокруг меня, и во мне, – всё же внешний и внутренний миры настолько совершенны, что я не вижу смысла в том, чтобы предпочитать одну красоту другой. А поскольку жить мне приятно везде, то я останусь, пожалуй, навсегда здесь, в России.
– Тебя называют элитарным поэтом. Можно ли говорить об элитарности сегодняшней поэзии в целом? Ведь, в общем-то, ещё совсем недавно нас и мы сами себя считали «самой читающей страной в мире». И по-эзия у той читающей страны была далеко не на задворках. Возьмём хотя бы начало и середину 80-х годов, я уж не говорю о 70-х с их «поэтическими стадионами» и 60-х. Почему, на твой взгляд, произошёл такой резкий обвал интереса к поэзии, поэтам, поэтическому миру в целом? Сегодня многие твои «товарищи по поэтичес-кому цеху» даже стесняются поэтами себя называть – не потому что скромные, а потому что действительно избегают этого слова.
– Мой ответ кому-то, вероятно, покажется наивным. Думаю, что произошёл отток из поэзии, из литературы и ис-кусства в целом наиболее образованных, интеллигентных, деловых людей. Свято место пусто не бывает. К сожалению, той или иной нищенски оплачиваемой гуманитарной деятельностью в нашей стране занимаются зачастую люди с «ли-повым» или недостаточным высшим образованием, а то и вовсе без оного: плохие врачи, плохие учителя, дурные по-эты…
– Вот ты начал говорить об обэриутах. Их неувядающая с десятилетиями привлекательность, способ-ность до сих пор притягивать к себе внимание я объясняю прежде всего умелой разработкой ими собствен-ной эстетики – как внутренней – текстовой, так и внешней – имиджевой. Может ли возникнуть что-то подоб-ное сегодня?
– Возникнуть-то, конечно, может. Но сейчас подобным проектам катастрофически не хватает главного: не внеш-ней эффектности, конечно, а внутреннего содержания.
– В твоём творчестве довольно мирно уживаются Москва и Петербург. Обычно наблюдается обратное или по крайней мере отчуждённость, умолчание явно дают о себе знать. Так или иначе скрытое противостоя-ние всегда ощущается – и в политике, и в культуре, и в спорте, просто в межличностных отношениях …
– Москва и Петербург – два полюса русской культуры. Но можно назвать их и сообщающимися сосудами. Оба города, безусловно, являются во многом антиподами друг другу, однако путь между ними – это, на мой взгляд, наиболее осмысленный сейчас русский духовных путь.
– Что для тебя Восток? С чего началось твоё «паломничество в страну Востока»? И куда приведёт?
– В юности я увлекался внешне яркой стороной индуизма и буддизма. Разумеется, я не индус и делать в Индии мне нечего. «Паломничество в страну Востока» на самом деле ведёт путешественника внутрь него самого. А к чему оно приведёт в итоге меня – узнаю, когда дойду.
– Расскажи о своём новом поприще – работе в журнале «Литературная учёба»: что, на твой взгляд, мож-но было бы сделать для того, чтобы если не вернуть, то хотя бы частично восполнить утраченный ныне инте-рес (по сравнению с советским временем) к этому авторитетному изданию?
– Я совсем недавно приступил к этой новой работе. Пока преждевременно трубить в фанфары. На мой взгляд, как заместителя главного редактора журнала, наиболее эффективная мера заключается в «омоложении» издания. К это-му прежде всего я и прикладываю силы. Молодые авторы, пишущие о современной литературе, – вот новый «конёк» «ЛУ». Сергей Арутюнов, например, прислал интереснейшую статью о литературном интернет-радио. Критики Елена По-горелая и Алиса Ганиева чрезвычайно заинтересовались предложением о теснейшем сотрудничестве. Все трое вошли в состав обновлённой редколлегии. Да и мой литгазетовский опыт пригодился: я веду в журнале рубрику «Книгоноша» – обзор литературных новинок. Постепенно активизируется наш сайт, где мы начинаем выкладывать все публикации теку-щего года. Меняется всё – от обложки до содержания статей. Журнал больше не будет под завязку заполняться поэзией и прозой, и при том ещё не лучшего качества. Для худлита останется совсем немного места, зато повысится качество публикуемых текстов. Открывать журнал теперь будет объёмная рубрика «Литература и современность» – с критически-ми статьями. Со следующего года «ЛУ» вновь возвращает себе статус литературно-критического издания. Кроме того, в шестом номере появятся рубрики «Классик», «Живые журналы», «Persona grata», «Теория», «Писатель и время» и др., – многие взяты из «золотого запаса» прежней «ЛУ». Несколько специальных материалов в последнем номере этого года посвящены 90-летию Александра Солженицына.
– Поэты в России нередко участвовали или пытались участвовать в общественно-политической жизни страны. Чувствуешь ли ты в себе такую жилку? Поводов-то предостаточно. Только что отгремела война в Юж-ной Осетии, которая, к сожалению, имеет все шансы перерасти в крупнейший военный конфликт на Кавказе, если не больше …
– Когда-то Георгий Иванов написал, что если отрезать палец солдату и Александру Блоку, то больно будет обоим, но всё же Блоку в сто раз больнее. Политические катаклизмы вот так же режут мне сердце. Но наивно распевать патрио-тические песенки и отплясывать «калинку-малинку» на сомнительных мероприятиях под чью-то дуду, быть эдакой розо-вощёкой куклой – я не намерен. В то, что происходит, поэт может вмешаться только по-своему: попытаться облагородить мир словом, подавить ненависть любовью и потушить агрессию молитвой. И начинать в этом деле нужно прежде всего с самого себя.Беседу вёл Филипп ВОСКРЕСЕНСКИЙ