ИЗУМ­ЛЯ­ЕМ­СЯ ВМЕ­С­ТЕ С ДА­РЬ­ЕЙ МЕЛЬ­НИК

№ 2009 / 6, 23.02.2015

В из­да­тель­ст­ве «ЭКС­МО» вы­шла кни­га Ири­ны Му­ра­вь­ё­вой «Лю­бовь фрау Клейст». Му­ра­вь­ё­ва – ав­тор име­ни­тый, из­ве­ст­ный как в Рос­сии, так и за ру­бе­жом, где она жи­вёт и пуб­ли­ку­ет­ся.


ЛЮБОВЬ ПО-ЭМИГРАНТСКИ






В издательстве «ЭКСМО» вышла книга Ирины Муравьёвой «Любовь фрау Клейст». Муравьёва – автор именитый, известный как в России, так и за рубежом, где она живёт и публикуется. Её произведения печатались и в таких журналах, как «Дружба народов», «Знамя», «Октябрь».


Поэтому нет ничего удивительного в том, что её новый роман метит в большую литературу, не теряя при этом всех прелестей «женской прозы». Как явствует из названия, Ирина Муравьёва рассказывает читателю истории любовные: она пишет и о женщинах, и о мужчинах, но сохраняет при этом какое-то особое, эмоциональное, женское видение происходящего – и это, безусловно, хорошо. Однако помимо эмоций мы обнаружим под обложкой книги ещё и мастерский стиль повествования, множество сходящихся и самодостаточных сюжетных линий и многоголосицу тем: даже удивительно, скольких проблем успевает коснуться писательница в ограниченном пространстве так называемого женского романа.


Такому разнообразию мотивов способствует сложная, многослойная структура произведения. Главная героиня Даша Смирнова – русская эмигрантка, осевшая в американской провинции, – живёт две жизни: дома она жена и любящая мать, а вне дома встречается с женатым мужчиной, который, собственно, и является отцом её единственной дочери. Даша пишет диссертацию на кафедре славистики при университете города Провиденс. А ещё она ведёт переписку с подругой Верой и сочиняет роман о любви.


Тема эмиграции проходит сквозь всю книгу: в среде эмигрантов живёт и работает главная героиня, и даже на страницах её романа о немецкой фрау Клейст снова и снова появляются русские переселенцы. И Муравьёва иронично, а порою даже с презрением изображает эмигрантский образ жизни, быт и нравы русских на Западе. Для эмигрантов ностальгия по России со временем становится своего рода «второй профессией», всё более утрачивается серьёзность переживания и всё более суетливым становится оно. Их потомки попусту бахвалятся своим покинутым отечеством и на досуге любят погрузиться в «глубоко народную славянскую атмосферу», для чего даже выписывают преподавателей из России. Автор почти не сдерживает своего чувства, когда описывает, как наши эмигранты ходят в русские аптеки, в русские бани, притаившиеся в кустах бузины, предлагающие посетителям «липовый цвет от простуды», устраивают «русские чаи» («Включались: блины, кинофильмы «Вокзал для двоих» и «Летят журавли», сибирская баня, гадание при свечах плюс песни, плюс пляски»)… И Россия в их воображении так же сусально-прянична и нелепа, как полуперевод на английский названия повести Айтматова: «Topolek my in red kosynka».


Не без иронии рисует Муравьёва и провинциальную научную среду, университетскую кафедру с её удушающей атмосферой интриг, подсиживанием, мелкими страстями и сплетнями. Так о высшей школе может написать только человек, ей не чуждый – и действительно, Ирина Муравьёва долгое время занималась литературоведением и преподавала в Гарварде.


Филологическое образование автора не могло не отразиться на построении романа. «Любовь фрау Клейст» – это даже не «роман в романе», это какая-то причудливая литературная матрёшка: истории бесконечно извлекаются одна из другой. Даша Смирнова придумывает историю фрау Клейст, которая влюблена в своего квартиранта, а квартирант пытается уличить в неверности жену, и жена даёт ему прочесть свой дневник, где рассказана история её любви к некоему загадочному гаитянину…


Но прежде всего это книга о любви. В одном из своих интервью писательница сказала: «…Вопрос, почему люди тянутся за любовью и ищут её всю свою жизнь, несмотря на то, что она – почти всегда мучение, я считаю, нужно задавать не мне»; однако весь роман – попытка ответить на этот вопрос. Не случайно в книге тема любви неразрывно связана с темой смерти: «Любовь смертью пахнет, и в этом всё дело», – афористически замечает один из героев. Любовь убивает, но она же и воскрешает, она заставляет человека чувствовать себя живым.


В этом смысле показателен сюжет «романа в романе» – история жизни фрау Клейст. За свою долгую жизнь роковая женщина фрау Клейст пережила множество романов, каждый из которых оканчивался чьей-нибудь смертью. И вкрадчивый, как Мефистофель, незнакомец в кафе не зря будоражит пожилую фрау рассказами о переливании крови от трупа живому человеку. Её страстная, эгоцентрическая любовь, мистически отнимая жизни у других, давала ей новые силы.


И, несмотря ни на что, всякая любовь, по Муравьёвой, – святая и животворная страсть. Отстаивая этот тезис, писательница не могла не затронуть тему измены. «Он чувствовал, что в этом нет никакой его вины, но есть, безусловно, беда», – пишет она об одном из героев. «В этих делах нет виноватых», – говорит другой «герой-любовник». Писательница с тонкой иронией показывает, как привычные словесные формулы – «незаконная жена», «греховно прижитой ребёнок», – применённые к конкретной жизненной ситуации, начинают звучать бредово, абсурдно, ханжески.


Тем не менее сюжетный ход «любовь и смерть», да и сама фрау Клейст – выглядят несколько схематично, литературно, предсказуемо, «филологически». Не случайно, по собственному признанию Муравьёвой, эта героиня не близка писательнице: вот и вышла фрау Клейст картонной героиней. К сожалению, надуманных характеров и ситуаций в романе с избытком…


Зато к несомненным достоинствам прозы Муравьёвой следует отнести хороший язык – явление, столь редкое в произведениях современных русскоязычных авторов. Это не только проза филолога, но это ещё и проза поэта: «Пошёл, побежал. Машина сломалась, была в гараже на починке. Земля стала белой от долгой метели, а снег всё струился, всё шёл себе, шёл, и деревенские просторы, по которым неслась электричка, напоминали столпотворение облаков». Незаметно, без нарочитости, проза Муравьёвой приобретает ритм: «Запомнить такое уютное имя не составляло труда даже для самых забывчивых людей, которые тоже были молодыми лет сорок назад, летали в седых облаках в виде лётчиков, вскакивали на подножки трамваев, отбивали чужих невест, пели у костра, переезжали в новые квартиры, прощали врагов, запасались картошкой, потом хоронили, потом забывали, и так, незаметно седея, толстея, слегка раздражаясь, доплыли до детства»; «Он знал, что ни смерть, ни любовь не конечны, и платишь за всё: за любое дыханье. Тем более платишь за новую жизнь».


«Мозаичность» сюжета позволила Муравьёвой вставить в текст романа рассказ о судьбе писателя и публициста Георгия Владимова – автора повестей «Большая руда», «Верный Руслан», романа «Генерал и его армия». В 1983 году Владимов эмигрировал в ФРГ, где похоронил обожаемую жену и через какое-то время неожиданно женился вторично. Этот мемуарный, документальный эпизод, довольно значительный по объёму, ещё до выхода в свет «Любви фрау Клейст» был опубликован в журнале «Знамя» как самостоятельное произведение. При чтении романа бросается в глаза некоторая неуместность, «припаянность» эпизода к основному тексту: наличие его в книге ничем не мотивировано, кроме хотения автора. В какой-то мере оправдывает Муравьёву то, что рассказ о последних годах Владимова тоже по-своему обыгрывает главную тему романа – тему любви и смерти. И, безусловно, из всех историй «Любви фрау Клейст» эта история самая сильная – благодаря своей подлинности.





НАУКА И РЕЛИГИЯ






В средствах массовой информации ещё в июле 2007 года прозвучало Открытое письмо президенту Российской Федерации В.В. Путину, подписанное десятью академиками Российской академии наук. В числе уважаемых учёных были лауреат Нобелевской премии Ж.Алфёров, В.Гинзбург, С.Инге-Вечтомов, А.Черепащук и другие. В письме говорилось о нарастающем беспокойстве по поводу всё возрастающей клерикализации российского общества, активного проникновения церкви во все сферы общественной жизни. «Конституция Российской Федерации провозглашает светский характер нашего государства и принцип отделения церкви от системы государственного образования. Мы обращаемся с этим письмом к Вам как к высшему должностному лицу нашей страны, являющемуся гарантом соблюдения основных положений Конституции», – говорилось в письме. Уважаемые академики протестуют против внесения специальности «теология» в перечень научных специальностей Высшей аттестационной комиссии и против введения предмета «Основы православной культуры» в школах. Академики боятся, что процесс «клерикализации» может подвергнуть сомнению научное знание, вытравить из образования «материалистическое видение мира», подменить знания, накопленные наукой, – верой.


Книга «Диспут с атеистом» известного в православном мире богослова диакона Андрея Кураева, выпущенная издательством Сретенского монастыря, и является ответом на письмо академиков. Кроме того, в неё включена стенограмма дискуссии автора с академиком В.Гинзбургом в прямом радиоэфире и спор с белорусским академиком А.Рубиновым, также выступившим в печати с тезисами защиты общества и науки от религии. Итак, наука или религия?


Читать профессора Московской духовной академии диакона Андрея Кураева интересно всем – и академикам, и домохозяйкам: он поражает эрудицией, масштабностью и культурой мысли. Блеск его мысли особенно заметен на фоне отвердевшей, «мозолистой» логики диамата, когда-то на студенческой скамье усвоенной представителями старшего поколения, с которыми дискутирует Кураев. Читая стенограмму прямого радиоэфира, поражаешься и тому, и другому собеседнику – хотя и по-разному. В этой разнице уровней беседы, поставленной на твёрдые научные рельсы, всё дело. Оказывается, можно быть и академиком – и совершенно не обладать тем, что называется законченным мировоззрением (сводимым к одному лишь повторяющемуся лозунгу советских времён: «Бога нет»). Почитаешь такую полемику, и решишь про себя: нет, пусть поскорее вводят в школах и вузах курсы, дающие людям настоящее образование, кругозор и мировоззрение. Не хочется лишать читателей удовольствия самим познакомиться с аргументами сторон и их полемическими приёмами. Несмотря на узость и специфику предмета – получите истинное удовольствие! И почему «или – или»? История показывает, что все великие учёные, писатели, художники – признавали науку и были вместе с тем верующими людьми. Неужели мы всё ещё на баррикадах гражданской войны?




ВНУТРЕННЯЯ АФРИКА






Кандидат педагогических наук Сергей Плахотников, прекрасный педагог-практик, издал свою первую книгу – «Африканские хроники» (Сергей Плахотников. Африканские хроники. Педагогические этюды. М.: «Memories», 2008). Замечательна она тем, что ясно показывает: и о воспитании можно писать сегодня не занудным и сухим языком так называемой «науки», – но интересно, ярко, захватывающе.


«Африканские хроники» создавались во всех традициях современности: главы книги автор постепенно публиковал в своём интернет-блоге, что позволило читателям оставлять к рассказам свои комментарии и обсуждать их непосредственно с автором. Его книга – эксперимент и мистификация. Словно эта книга-игра и написана играючи – легким языком, с юмором. Что будет, если школьный учитель из Москвы окажется в самом сердце африканского континента и станет там работать по специальности? Добрые, ироничные и поучительные записки С.Плахотникова открывают читателю удивительную страну маленьких африканцев (читай просто: детей – Д.М.), где есть место не только дружбе и верности, любви и страху, но и охоте, колдовству и даже шистозоматозу. Это книга в помощь учителю и вообще любому взрослому. Взрослым полезно почитать эту книгу о детях, ибо они узнают кое-что неожиданное и о себе. Читатель сначала всё принимает за чистую монету и всерьёз думает, что наш автор волею случая оказался в Африке в командировке, как когда-то доктор Айболит. Лаконичные, хорошим, несколько архаичным литературным языком написанные миниатюры-притчи, облечённые в яркую, экзотическую форму, напоминающие внимательному читателю о Киплинге и Экзюпери, так достоверно передают африканский сельский быт и отношения людей, что создается полная иллюзия правды. И лишь потом, каким-то десятым чувством понимаешь, что все эти африканские девочки и мальчики, зверюшки и даже негр-епископ, – всё это наше, родное, московское и провинциальное российское. На задней стороне обложки ироничный автор сфотографирован опершимся о деревянную табличку с надписью «Африка».


«Африканские хроники» – скорее произведение изящной словесности, нежели занимательный дидактический материал. Поэтому так ли важно, ходил московский учитель по африканской земле в действительности или нет? Дети – они ведь и в Африке дети.










Дарья МЕЛЬ­НИК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.