ЕСЕНИН И ЕСЕНИНЩИНА

№ 2015 / 8, 23.02.2015

Хочу затронуть очень болезненную тему. Имя ей Сергей Есенин. Поэт и гуси, которых он дразнил и которых продолжает дразнить.

Я хочу не то, чтобы покуситься на святая святых, но разобраться, в чём, собственно, обстоит дело.

 

Всякий раз, как поднимается подобная тема, слетается две тучи воронья: одна состоит из охранителей, вторая – из охренителей, то есть профанов. Обе, как ни странно, сходятся во мнении, что это был гений из гениев и разномастные собратья по перу ему не чета.

Это, мягко сказать, не совсем так.

Бессмысленно спорить о том, что большие поэты (гении – если вам удобно) растут не в вакууме, а в какой-то определённой среде. Часто они сами волей-неволей меняют ареал своего творческого местообитания. 

Есенин вырос не в крестьянской семье. Отец – старший приказчик в мясной лавке, работал в Москве. Дед по материнской линии – имел свой, как это принято называть сегодня, бизнес: на собственной барже промышлял на Оке.Собственно, крестьянского быта было не так уж много. Но надо сказать, что рос Есенин в селе. Потому и цепким поэтическим глазом наблюдал за происходящим вокруг.

Позже он оказался в Москве. Стал учиться и подрабатывать. Или наоборот – работать и подучиваться. Сейчас и не поймёшь.

Уехал в Петроград и на пару с Николаем Клюевым стал разыгрывать столичных литераторов. Те рядили их в цветистые и аляповатые народные костюмы и тешились их обществом.

Уже в революционной Москве Есенин сошёлся с имажинистами. Его имя зазвучало на устах не только деятелей литературного процесса и их друзей-подруг, но и разнеслось по всей стране.

Имажинизм рос как на дрожжах. Поэты не успевали регистрировать новые поэтические группировки по городам и весям (Воронеж, Петроград, Владивосток и так далее). Подражатели находились не только среди молодых и неопытных юнцов, но и среди принципиальных противников – футуристов и пролеткультовцев.

И тогда Есенин возжелал «вожаковать». Поссорился с Мариенгофом. Попытался упразднить Московский Орден имажинистов. Сошёлся с новокрестьянской купницей. Ничего из этого не вышло – и там ему не дали стать однозначным лидером.

И уехал Есенин в Ленинград, где всё и закончилось.

Судьба, прямо скажем, не однозначная. А вот поэзия во многом гениальная.

Как-то на есенинской конференции где-то между первой и второй бутылкой вина у видного историка и филолога родился (или воспроизвёлся – не знаю, чьё авторство) удивительный образ. Если Александр Сергеевич – это солнце русской поэзии, то Сергей Александрович – это месяц, луна.

Недаром же поэт хотел «из окошка луну обосс..ть». Бил прямой наводкой.

И попал.

Сегодня Есенин – это икона и святыня. Попробуй усомниться в чём-то – сразу найдётся с десяток глоток, готовых доказать обратное.

Был такой поэт Клюев (Мариенгоф, Клычков, Шершеневич, Ширяевец и так далее) рядом с Есениным, который писал, бывало, и получше. Только сказал это, как получил словесный хук справа. И, пока корёжишься от боли, над тобой плюются: «Есенин – гений! Понял ты?!»

Стоит порассуждать вслух: «А, может, и правда он повесился сам? Много пил, поэзия последних лет сильно уступает прежней». И тут уже летит словесный хук слева. Но ты успеваешь увернуться и выслушать очередную гневную тираду. «Его убили! Убили!!! Слышишь? Эти чекисты!».

Картина, прямо скажем, удручающая. Святыня на то и святыня, что к ней надо относиться несколько иным образом.

Из-за чего это возникло? Откуда пошло?

В начале ХХ века есенинщиной называли дурную тягу молодых поэтов в подражании мэтру. Помимо поэтической составляющей, была и остросоциальная: эти юнцы играли в хулиганчиков. Только если у Есенина эта была осознанная игра, то у молодых его подражателей не было вообще никакой осознанности и осмысленности. Есенинщиной ещё называли какие-то смутные процессы по запрещению поэзии Сергея Александровича. Но это уже ближе к политике, потому и неинтересно.

Современная есенинщина иная.

Сложился чёткий портрет. Поэт. Гений. Вокруг него были враги. Мариенгоф – завистник, предатель, клеветник и чекистская крыса. Шершеневич – завистник, пустобрёх и лжец. Клюев – завистник. Клычков – завистник и вообще бесталанный человек. Помимо того, что все вокруг завидовали Есенину, они ещё и спаивали его, и обкрадывали.

Поэта убили. Кто? Чекисты. Зачем? Еврейский заговор. Посмотрите на окружение Есенина: Мариенгоф, Шершеневич, Райх, Мейерхольд, Эрлих – список можно продолжать.

Существует второй портрет, который отличается от первого только тем, что новокрестьянские поэты расцениваются как ближайшие друзья.

Нарисовали такую абстракцию профессионалы своего дела: отец, сын и святой дух Куняевы, Алла Марченко, Пётр Радечко, Валентина Пашинина и ряд более мелких бесов.

Помимо плохо скрываемого антисемитизма у всех присутствует абсолютное непонимание поэзии. Для них строчки, записанные в столбик, – уже нечто волшебное. На самом же деле стихосложение и поэзия – это подчас совершенно разные вещи.

Из-за этого непонимания выше обозначенным литературоведам и не удаётся разглядеть что-то стоящее дальше пресловутых «кирпичиков» (катренов) с перекрёстной рифмой – самого дурного в поэзии.

Недавно опомнился Сергей Куняев и написал книгу о Клюеве.

Какой-то филолог с меньшим стажем что-то открыл о Ширяевце или о Ганине.

Об имажинистах по-прежнему молчок. Есть попытки сдвинуть дело с мёртвой точки (Владимира Дроздкова, Томи Хуттунена, Татьяны Терновой, Валерия Сухова), но все они по преимуществу научного склада. Нет того популяризатора, который объяснял бы на пальцах, что Есенин творчески рос не в вакууме, а в безумно плодовитом и конгениальном пространстве. И называл бы имена.

Есть Захар Прилепин, влюблённый в Мариенгофа.

Есть Виктор Джалилов, который поёт Шершеневича.

Есть клан Леонтьевых, которые практически ежегодно издают что-то из творческого наследия Рюрика Ивнева.

Имажинистов только начали петь. При жизни пели тоже, но с оттепелью, застоем и перестройкой забыли напрочь об этом.

О них не рассказывают с телеэкранов. Не обсуждают их творчество на конференциях (полтора раза – не в счёт). Известные актёры не читают их стихи. Для массового читателя не пишутся книги о них.

В то время как о Есенине написано столько, что можно взять квартиру Васильевой в 13 комнат или какую-то подобную ей и полностью заставить этими книгами. Сколько из них достойных? Единицы. Преимущество отдано тем, которые воспроизводят образ гения, вокруг которого толклись шарлатаны, клоуны и убийцы, от рук которых он, собственно, и погиб.

Самое смешное, что обвинения в убийстве, стукачестве, сотрудничестве с ЧК на 99 процентов голословны. Нет ни одного доказательства причастности кого-либо из имажинистов или новокрестьянских поэтов к козням вокруг Есенина и его смерти.

А всё пошло из-за пошленького литераторишки Бориса Лавренёва, который сразу после смерти поэта накропал гнусную статейку «Казнённый дегенератами», где обвинил во всём имажинистов, которые, надо сказать, к тому моменту уже года полтора или два как тесно не общались с Есениным.

Но кто в этом будет разбираться-то?

Никто и не разобрался ни тогда, ни в наши дни.

Сегодня масла в огонь подливают ещё то откровенные шуты, то более откровенные дураки. Сергей Безруков безукоризненно и на ура играет горького пьяницу в сериале «Сергей Есенин». А в театре и на собственных творческих вечерах, как молодой щенок (это эффект от есенинской поэзии – Сергей Витальевич – конечно же, старый и опытный пёс), задорно скулит стихи поэта.

В сериале «Маяковский: два дня» тоже всплывает Есенин. Куда же без него? Многие просто-таки мечтают повернуть время вспять и устроить встречу двум гениям. Ах, как это было бы замечательно! Володя и Серёжа, Серёжа и Володя!

Из Маяковского, кстати, тоже какое-то время строили икону, но быстро нашлись люди, которые подняли со дна исторического омута имена Хлебникова, Кручёных, братьев Бурлюков, Елены Гуро и прочих прелестных людей.

Стоит ли говорить, как в этих двух одних сплошных киноляпах изображены имажинисты?..

А сейчас о самом страшном. И одновременно смешном.

Недавно появился мультфильм «Три богатыря» – очередная серия «Ход конём». Когда герои оказываются в безвыходном положении, им на помощь приходит паренёк с вихрастой гривой и локоном волос, который «как будто случайно, но определённо нарочно» спадает на лоб. Молодец одаривает героев миловидной и скромной улыбочкой и рассказывает о пегасах, которых чарует своим ангельским пением.

Вот уж образ так образ!

Никого не узнаёте?

Нет ничего гаже современной есенинщины – будь то псевдонаучная литература или популяризаторская попытка втиснуть поэта в мультфильм, будь то актёрская читка Безрукова или литературоведческие потуги отдельно взятых лиц.

Как поёт Мирослав Немиров: «Обэриуты наши, а… не ваши! И футуристы – наши, а … не ваши!». И Бродский, и Пушкин, и Есенин – наши, а… не ваши.

А вам, уважаемые, пора бы перестать рисовать ваши словесные карикатуры. И заняться делом. Про Ганина напишите. Про Лео Моносзона. Ну, или кто вам больше не по душе.

Олег ДЕМИДОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.