Литературный сексшоп
№ 2009 / 11, 23.02.2015
Уважаемая редакция «ЛР»! В наше издательство поступила статья, которая несомненно заслуживает публикации на страницах вашей газеты, активно включённой в литературный процесс. Трудно не согласиться с автором
Уважаемая редакция «ЛР»! В наше издательство поступила статья, которая несомненно заслуживает публикации на страницах вашей газеты, активно включённой в литературный процесс. Трудно не согласиться с автором – литература превращается на наших глазах в агрессивную попсу, гламур и прочее непотребство… Думаю, что автор статьи из провинции подал прекрасный пример откровенного, нелицеприятного обсуждения процессов, происходящих в нашем обществе, и может служить катализатором большой содержательной дискуссии.
С уважением
Александр ПОТЁМКИН
Смотреть из провинции на борьбу за собственность в Переделкино противно и грустно. Вы хотя бы раз видели свои столичные игры нашими глазами? Ну сколько можно жрать и жировать? А главное, что во все эти в равной степени неприглядности втянуты «уважаемые» наши «отцы патриотики» – от Феликса Кузнецова и Станислава Куняева до Юрия Полякова. Мало того, Поляков уже накатал и роман на «родственную тему» – ну ничего, ничего не пропадает зря у наших кулачных бойцов за права своей собственности. Ловкость рук и «сила в мыслях» – необыкновенная…
 |
Новый роман Юрия Полякова носит двойное название – «Гипсовый трубач, или Конец фильма», но и это не всё – чуть ниже читателю дана ещё одна «подсказка»: «геометрия любви». Ясно, что эта самая «геометрия» – завлекаловка, ведь и в аннотации читателю обещают «утончённую эротику». С неё и начнём.
Его главный герой писатель Кокотов – серый, невыразительый, вялый мужичонка сорока шести лет, пребывающий в разводе, – его главный герой как раз далеко не эротичен. «От природы Кокотов, – говорит нам писатель Ю.Поляков, – не обладал тем весёлым даром обольщения, который кто-то из остряков назвал «нижним подходом к женщине». Но этот самый «нижний подход» очень пригодился самому писателю как главный «эротический приём». Им-то как раз очень хорошо владеет «протогонист» Кокотова, другой главный герой романа – кинорежиссёр Жарынин (в женском вопросе полная противоположность г-на Кокотова). Жарынин ветрен, несмотря на немолодой возраст, дерзок в овладении женщинами, попадающимися на его «производственном пути», весело-блудлив и необыкновенно пошл. Если ему попадается женщина, «в которую можно вложить чувства», он этим чувствам не чинит препятствий. И «практические занятия» по «вкладываю чувств», как правило, продолжает до тех пор, пока они не превращаются в «занятия по половой гигиене». Он – любитель пикантных историй, о которых без устали (надо же чем-то наполнять роман!) рассказывает своему визави-писателю. Например, об одном «из главных развлечений будущей цивилизации – покупке оргазмов знаменитых любовников мировой истории». Потёмкина и Екатерины Второй, леди Гамильтон и Сары Бернар, Распутина и Лили Брик и пр. Ну просто крутой писатель Поляков – до чего додумался, чем украсил своё сочиненьице – покупкой оргазмов! Вообще-то роман Полякова – это и впрямь сексшоп.
Кокотов и Жарынин едут в Дом ветеранов культуры Ипокренино (хорошо что не Кретинино, а то ведь и этот смысл читается) сочинять сценарий фильма по рассказу «Гипсовый трубач».
Собственно Кокотов сочинял разное, но старался – «коммерческое», в момент же знакомства с героем – он популярный автор эротических романов серии «Лабиринты страсти», которые пишет под выдуманными женскими именами. Впрочем, «знаний о развратной стороне жизни ему, семейному до недавних пор мужчине, явно не хватало», – утверждает писатель. Образчики же поляковского «эротизма» таковы: «закипал вожделением и страстно желал задушить жену в объятиях», «трое мужчин проводили её нарядное тело проникающим взглядом»; «бывшая супруга, точно разнузданная кобылица, потряхивая мелированной гривой, радостно поскакала к огромному джипу»; «мужчины ценят дорогостоящий разврат выше, чем невинность, доставшуюся даром»; присутствуют в романе и «Ротики эротики» (секс по телефону) – со звонка к ним наш серый герой решил «начать серьёзное, бескомпромиссное изучение сексуальных беспределов окружающей действительности» (но всё же смалодушничал). Однако пусть и небольшой, но всё же эротический, опыт Кокотова наталкивал его на следующие обобщения: «Он давно сообразил, что женское тело – это братская могила осуществлённых мужских желаний. И если в этой могиле ты лежишь пока ещё сверху, это уже очень даже неплохо!» И таким качеством «эротики» и размышлениями о ней нашпигован весь роман Юрия Полякова. Так что никакой «геометрии любви» и «утончённой эротики» читатель в романе не найдёт. Поляков – мастер макияжа, толстым и вульгарным слоем нанесённого на лицо жизни. Жизни, в которой тело и телесное вообще стали точкой отсчёта. Самая большая романная высота – это насмешливое описание социального тела действительности (здесь в основном даны картинки из бедной жизни ветеранов культуры, бывших знаменитостей, прозябающих в нищете и старых воспоминаниях).
Поляков в романе учитывает обстоятельство нелитературного качества – он учитывает «спрос на секс» и «спрос на эротику». Впрочем, повторю, у Полякова нет ни того, ни другого, – он просто воспроизводит в героях простые соблазны (физические желания), к удовлетворению которых некоторые из них (режиссёр, например) немедленно и всегда готовы. В романе нет ничего сложного, изысканного, чувственного – нет, собственно, ни «закоулков мужской души», ни понимания души женской (как опять-таки было обещано издателем). Все завлекательные слова «о душе» относятся просто к рекламной риторике. У Полякова женщины принадлежат строю (если хотите социальному слою) секса и соблазна, совершенно лишённые намерения быть «производительницами» новой реальной жизни (т.е. своего настоящего и вечного предназначения): «Очевидно, – говорит писатель об одной из героинь, – она принадлежала к тому типу женщин, для которых мужчина – возможный, даже желанный, но совершенно не обязательный компонент жизнедеятельности».
Макияж – это способ Юрия Полякова свести на нет лицо жизни. Вытравить полноту женского и мужского образов, заменив другими – современными муляжами поп-культуры, её «великими сексуальными тайнами», заключёнными в «трёх позах Казановы» и лексике гламура. Он только и смог, что сделать реальные краски жизни более яркими, но и более пошлыми – жирно (как губной помадой) обведя контуры мужского и женского. Избыточность макияжа создаёт какое-то лживое ощущение от «Гипсового трубача», вызывает эстетическое и моральное отвращение.
Банальность «непосредственной достоверности» – так можно назвать второй поляковский приём, используемый в романе. Я уже говорила, что главных героев писатель отправляет в Ипокренино сочинять сценарий для нового фильма по рассказу Кокотова «Гипсовый трубач». Ипокренино имеет своим «протитопом» Дом творчества «Переделкино», вокруг которого, а также литфондовских писательских дач идёт смертельная борьба – та же «Литературная газета», где главным редактором является Ю.Поляков, печатает регулярно «обвинительные» и «наступательные» материалы, сообщая публике о том, кто вор и сколько украл в борьбе за личную приватизацию не до конца распроданной общей писательской собственности. Поляков, погружённый в самую сердцевину борьбы, сумел извлечь из неё и материал для творчества, втянув и своих героев в «ипокренинский» конфликт по присвоению неким лицом дома ветеранов культуры. О самих ветеранах писателем даны весьма злые зарисовки (без различия в прошлых заслугах и нынешних идеологических ориентациях). Старость собрала в одно жалкое место и знаменитую красавицу советского кино Ласунскую, и легендарного «любимого фельетониста Сталина», и бешеного русофила Жукова-Хаита, бодро вещающего, что «евреи и поляки развалили великую Империю», за что ещё обязательно ответят! Впрочем, поляк, он же любимец Сталина, привык к «грозным» речам соседа по месту в столовой и «начал питаться, постукивая вставными челюстями, точно кастаньетами». О Жукове-Хаите сказано, что его история жизни – «какая-то ещё не изученная специалистами нравственная мутация». Тут и про фонд «Сострадание» сказано, директору которого, «экстрасенсу» Огуревичу, старики отдавали свои квартиры за право навсегда (до смерти) поселиться в Ипокренино. Сам же директор создал «дополнительное коммерческое оздоровляющее предприятие», где всей семьёй с помощью «торсинных полей увлекал пациентов (за хорошие деньги) идеей «пути к сверхразуму». Тут и телевидению, с его хорошо оплачиваемой «правдой», досталось от Полякова, и Ибрагимбыкову, с помощью махинаций захватившему Дом ветеранов. Есть и исторические рефлексии по поводу советского прошлого, рассуждения о том, как в 1957 году во время Московского фестиваля молодёжи и студентов «целомудренное советское общество значительно раздвинуло свои эротические горизонты». Собственно и гипсовый трубач как символ бодрого советского детства выбран потому, что в пионерском лагере герои «любили друг друга прямо у подножья гипсового горниста, беззвучно трубившего в ночное небо гимн их невозможному счастью»… Впрочем, о реальности герой Полякова говорит так: она «…оказалась грустна и темна, как первая брачная ночь пенсионеров».
Поляковский роман нашпигован уличным, избитым – начиная от «воспоминаний» об «МММ» до её аналогов (чемадуриков Чемадурова), обобравших ветеранов. Очередное описание механизмов всеобщего обмана (например, по выращиванию гриба, излечивающего от всех болезней, в скупке которого у населения участвовала партия «Неделимая Россия»), экономическая жадность героев, сцены корпоративного разврата с «искусницами коммерческого соития» – на что потрачено десятки страниц романа, в сущности, ничего не прибавляет к давно всем известному и оценённому не только правоохранительными органами, но и культурой.
Мир изолганный вытеснил мир реальный. И автору не жаль ни того, ни другого. Можно сказать (и может быть, уже сказали), что Юрий Поляков пишет сатирический роман. Нет, Юрий Поляков не из тех писателей, кто способен захохотать смехом мефистофельского обличения. Он в последнем своём романе («неоконченном», очевидно потому, что всё ещё продолжается делёж переделкинских дач), – он оказался неспособным даже и на какое-либо сильное отрицание жизни и её идей. Ему только и осталось «радости», что описывать такую дрянь, как мелкие и пошлые развратики, и то культурное общество «бывших» советских творческих людей, которое уже полумёртвым помещено им в дом ветеранов культуры Ипокренино.
Осмеиватель действительности, Юрий Поляков, – большой мастер в одном: пошло писать о пошлости. Никакое эллинистическое, радостное и беспечное отношение к жизни ему недоступно. Как недоступно и по-настоящему творческое её воплощение.
Закрывая роман Полякова, можно услышать не «смех богов на Олимпе», а гомерический, «от пуза», современный смех аншлаговцев. Высокое тут не смиряет низость. Вольное и невольное плебейство всегда любит карикатурное, смешное как пошлое. И, если серьёзно, то в нашей культуре произошла настоящая катастрофа:
Нет великого Патрокла, Жив презрительный Терсит. |
И Юрий Поляков как писатель, довольно известный и много издаваемый, в этой ситуации поддерживает торжествование пошлости, пишет для толпы. Вульгарный и сытый смех – вот единственный итог его романа. Поляков написал заурядную книгу, поддерживающую заурядный интерес к героям. Смешить – это дар невысокий сам по себе, но, став привычкой, он втягивает читателя в низменное и вульгарное. Лицо жизни в романе Полякова – это неприлично раскрашенная, непристойно размалёванная физиономия обезьяны, только Божьей ли, как на этом настаивает Сен-Жон Перс – главный источник «мудрости жизни» для главного героя романа?
Состояние смеяться над другим и над собой – это состояние противоположное пониманию себя. Это состояние, парализующее волю к жизни. Что-то глубоко упадническое есть в романе Полякова – истощение жизни, симуляция жизни, её бессилие в бодрящихся героях. Просто «кризисный роман» перед нами, в «натуре» так сказать – война за собственность привела к крушению жизни (но это я подумала, а не Поляков).
Что даёт литературе новый роман Полякова? Всё то же – поддерживает в ней торговый дух и непристойность. В какой ряд стоит заслуженно и честно поместить «Гипсового трубача»? Конечно в тот же, где размещаются всякие «Сонники», «Библии оргазма» и прочие якобы страшно-полезные вещи. В романе вообще нет ни идей, ни мыслей – сплошь какая-то торговля ничем и ни о чём. Больше не вижу смысла говорить – назову некоторые главы, составляющие роман: «Проклятье псевдонима», «Язык Вероники», «Пёсьи муки», «Алиса в заоргазмье», «Рейдер и незнакомка», «Три позы Казановы», «Сосцы неандерталки», «Запах мужчины», «Насельники кущ», «Как Кокотов стал мужчиной», «История пургачёвского бунта», «Поцелуй чёрного дракона»… Это – не гиперреализм и не сатира, а какая-то поздняя постмодернистская отрыжка, уже даже им самим опостылевшая. «Гипсовый трубач» – это жадный и примитивный рынок нагло пожирает читательское и человеческое время. Это современный писатель занимается эскалацией пошлости – впрыскивает её немалыми дозами в наше загаженное культурное пространство.
Алевтина Рослякова
Добавить комментарий