Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым

№ 2009 / 13, 23.02.2015

Ве­ли­кий рус­ский па­т­ри­от Иван Сер­ге­е­вич Ак­са­ков в сво­ей ста­тье «В чём не­до­ста­точ­ность рус­ско­го па­т­ри­о­тиз­ма» пи­сал: «Вре­мя и об­сто­я­тель­ст­ва тре­бу­ют от на­ше­го па­т­ри­о­тиз­ма ино­го ка­че­ст­ва, не­же­ли в преж­ние го­ди­ны на­род­ных бед­ст­вий»

Колокольное слово






Великий русский патриот Иван Сергеевич Аксаков в своей статье «В чём недостаточность русского патриотизма» писал: «Время и обстоятельства требуют от нашего патриотизма иного качества, нежели в прежние годины народных бедствий», что «надо уметь стоять за Россию не только головами (как на войне), но и головой», то есть пониманием происходящего; воевать «не одним оружием военным, но и оружием духовным; не только против видимых врагов, в образе солдат неприятельской армии, но и против невидимых и неосязаемых недругов». Поймём ли мы это наконец? Об этом пишет и всю свою творческую жизнь выдающийся критик и литературовед нашего времени Михаил Петрович Лобанов. Издательство «Алгоритм-Книга» выпустило сборник его статей разных лет, названный «Оболганная империя». Сам он вырос в многодетной крестьянской семье на Рязанщине, в семнадцать лет был призван в армию, на Курской дуге получил тяжёлое ранение. С 1960-х годов преподает в Литературном институте. Широкую известность получили его публикации в журналах «Молодая гвардия», «Наш современник», «Волга». Автор книг об А.Н. Островском, С.Т. Аксакове, составитель документального сборника «Сталин».


В далёком 1982 году его знаменитая статья «Освобождение» (по поводу романа Михаила Алексеева «Драчуны» – о голоде в Поволжье во время коллективизации) наделала столько шума, что не дала спокойно спать космополитам от Политбюро ЦК КПСС, всколыхнула на борьбу с Лобановым всю либеральную «образованщину». Разбирались с автором на всех уровнях. К сожалению, «били» его, в том числе, и некоторые патриоты (секретари СП СССР), чем доставляли немалую радость всяким суровцевым и оскоцким. Ну как же! Русские бьют русского, да ещё лежачего, вот смешно-то, вот всегда бы так… А ведь Лобанов был прав, и правота его стала ясна всего через несколько лет, когда можно было уже не оглядываться на идеологический отдел в ЦК. Некоторые даже извинялись. Об этом и с горечью и с иронией рассказывает в своей новой книге Михаил Петрович (я, кстати, был рядовым участником его семинара критики в Малеевке в середине 80-х годов, считаю его своим духовным учителем).


Вот что он пишет, например, о бывшем всевластном секретаре Союза писателей СССР по издательским делам Юрии Грибове, шпынявшем Лобанова на секретариате за «Освобождение». В 1999 году им вместе довелось отдыхать в санатории в Тверской области. Грибов трагически взымал вверх руки и вопрошал в пространство: «Откуда взялась Хакамада? Откуда у Немцова столько денег? Почему народ молчит?» Потом стал говорить о том, как сладко ему жилось в «секретарскую» пору: «Четыре месяца в году мне полагался отпуск, бесплатные путёвки в санатории… В марте – Пицунда. В мае – Карловы Вары. В августе-сентябре – правительственный санаторий «Объединённые Сочи» в Сочи. В ноябре-декабре – Дубулты». Вспоминал, какие были горы мяса, копчёная свинина, вино, пиво и прочее. Надо ли говорить, где страна и где наши писатели оказались вот с такими «патриотами». Все эти Грибовы заботились лишь о собственной кормушке.


Статьи Лобанова нисколько не устарели, они как тот колокол, который продолжает звучать, пробуждая дремлющий народ. Призывают стоять за Россию не только головами, но и головой. С особым вниманием я прочитал статью Лобанова «Просвещённое мещанство», опубликованную сорок лет назад. Всё, о чём предупреждал автор, пышным цветом расцвело на наших глазах. Нынешний гламур, все эти отвязанные Ксюши, респектабельные Андреи Колесниковы и графоманистые Сергеи Минаевы, все эти хохмачи и певички из ТВ, денежные мешки, политические проститутки и другие гоголевские «свиные рыла» – узаконенное и победившее мещанство. Ещё в далёком 1968 году он писал: «Как короед, мещанство подтачивает здоровый ствол нации. Живя только этим подтачиванием слепым или злобно-сознательным, мещанство не способно подняться повыше своих несложных (хотя и разрушительных) инстинктов. Исторический смысл нации? Для мещанства это пустота. Для него «общие» идеи пустой звук, его греет только то, что можно попробовать на ощупь, что можно сегодня же реализовать на потребу брюха. Чтобы что-то утверждать, нужна способность к творчеству. Поэтому мещанство так визгливо-активно в отрицании. В этом у него способности изощрённейшие, эрудиция современнейшая вплоть до ссылок на заклятых зарубежных «друзей» и т.п. Это мещанство самая желанная почва для разлагателей народного духа… Рано или поздно смертельно столкнутся между собой эти две непримиримые силы: нравственная самобытность и американизм духа. Духовная сытость – вот психологическая основа буржуа, делающая его таким непробиваемо здоровым и в то же время неизлечимо больным». Как же искоренить всю эту мещанскую, губительную для России «сытость» и дрёму?


Постскриптум. На страницах «Литературной России» в 1991 году была опубликована ещё одна провидческая статья М.П. Лобанова «Твердыня духа». В ней он касается состояния дел в литературе: «Есть тайные молитвы при Литургии, не слышимые никем, а только произносимые священником мысленно. Есть тайна слова. Литература наша, за немногими исключениями, все эти семьдесят лет слишком суесловила, чтобы оставалось в ней место религиозному отношению к слову. Теперь ей, парализованной «плюрализмом», потопом словоблудия, предстоит прийти в себя и обратиться наконец к той, названной выше, окружности с центром в ней. Здесь та твердыня духа, в которой, как никогда, нуждается ныне литература. Здесь и пути сближения всех здоровых творческих сил». Прислушаться бы и к этим словам нынешним литераторам.




Гамсун и Ататюрк



Я вовсе не собираюсь сравнивать этих двух великих людей, хотя жили они в одно время и оба достигли судьбоносных вершин. Просто биографии их вышли практически одновременно в знаменитой серии «ЖЗЛ» в издательстве «Молодая гвардия». Но есть, есть что-то общее в их жизни… Может быть, упорное стремление к своей цели, или прижизненная и посмертная слава, и такие же прижизненные и посмертные обвинения.





Книгу о Мустафе Кемале Ататюрке написал известный французский историк-тюрколог, профессор Сорбонны Александр Жевахов, потомок морских офицеров и грузинских князей, ныне возглавляющий Российское морское собрание во Франции. На вопрос: кем он себя больше ощущает – французом или русским, отвечает так: «Конечно, мой национальный гимн «Марсельеза», но я – православный, с детьми говорю по-русски, даже если они мне отвечают по-французски. Да, я – француз, но не забываю, что я и русский». В этой связи мне хочется привести и знаменитую фразу самого Ататюрка: «Я счастлив, когда говорю: «Я – турок!». Именно эта его фраза явилась показателем национальной преемственности – от концепции «османизма» – к новой Турции. В Османской империи все граждане независимо от национальности и веры считались османами – равноправными подданными султана. И, несмотря на масштабные реформы Ататюрка, изменившие государственный строй и образ жизни Турции, многие традиционные черты были в модернизированной форме унаследованы новым правительством. (А ведь Ататюрк, по сути, повторил слова Суворова: «Я – русский, какое счастье!». Всё это я говорю к тому, что великое счастье гордиться своей нацией, и только нравственные уроды мечтают быть похожими на своего соседа, до конца жизни оставаясь всего лишь смердяковыми).


Так кто же он – Ататюрк? Какой след в истории оставлен этим выдающимся человеком, оценки которого в мировой историографии можно обнаружить в диапазоне от восторженных до обвинительных и которого европейские историки назвали «Человеком ХХ века»? Жевахов раскрывает многие неизвестные ранее детали его биографии. Путь родившегося в провинции, в семье мелкого чиновника, молодого честолюбивого офицера (примкнувшего одно время к «младотуркам») в высший командный состав султанской армии оказался возможным благодаря личной храбрости, целеустремлённости, владению искусством политической интриги и таланту лидера, способного сплотить единомышленников, противостоять оппозиции и возглавить национальное движение. Османская империя после Первой мировой войны распалась почти так же, как и империя Российская, подверглась интервенции, от неё откусывали огромнейшие куски. На западе целые области были оккупированы одновременно Францией, Англией, Италией, Грецией. Претендовала на её территорию и Армения. И только в Анатолии – в Анкаре – копил силы и создавал своё движение Мустафа Кемаль, приговорённый покорным союзникам султаном к смертной казни. Но именно Кемаль будет тем, по воле которого Вахидеддин станет последним османским султаном. Он изгонит интервентов из страны и создаст светскую Турецкую республику, разъяснит народу, почему султан-халиф не может больше обеспечивать стране независимость. Станет первым президентом Турции и будет избираться на этот пост ещё три раза, вплоть до своей смерти в 1938 году. Иногда его называют «турецким Лениным». Это смешно. Он никогда не придерживался идей большевизма, зная, что в мусульманском обществе они не найдут точку опоры. Но именно он в 1920 году первым предложил Ленину установить дипломатические отношения, чтобы участвовать «в общей борьбе против империализма». И это, прежде всего, был своеобразный вызов истории, тринадцати войнам турок с Россией и враждебному настрою их к русским, о чём свидетельствует поговорка в Анатолии: «Если вода может иногда остановиться, то Россия не остановится никогда». И об этом тоже нужно помнить.





Книгу о лауреате Нобелевской премии Кнуте Гамсуне написала известный филолог Наталия Будур. Ещё в студенческие годы первым моим книжным приобретением (на всю стипендию) была покупка ветхого дореволюционного двенадцатитомного собрания сочинений этого великого норвежца. С тех пор он стал одним из моих самых любимых писателей. Гамсун прошёл тяжелейший, полный скитаний и личных невзгод путь к своей славе. В конце ХIХ – начале ХХ века популярность его была огромной, им восхищались все известные умы Европы и России. А затем наступил период полного забвения…


Почему так? В 40-м году он, восьмидесятилетний абсолютно глухой старик, поддержал Квислинга (по существу – норвежский нацизм и германских оккупантов). Да, он всегда любил Германию и ненавидел Англию и Америку. Искренне любил и так же искренне ненавидел. Своё отношение к Америке он выразил в путевых очерках ещё в 1889 году, заявив, что в Америке нет и не может быть никакой духовной жизни, что рёв и гул машин погубили всякое воспоминание о культуре в американском обществе. А англичане постоянно высмеивались писателем не только в речах, письмах и статьях, но и в художественных произведениях. К России же Гамсун всегда благоволил и считал, что «неестественный альянс между Англией и Россией скоро прекратит своё существование». Но он смертельно боялся коммунистов. Гамсун, конечно, был противоречив, он искал сильную личность в стране своего любимого Ницше. Но если говорить об отношениях Гамсуна и нацизма, то и тут много неясного и спорного. Несмотря на нелюбовь к евреям, он спасал многих из них во время Второй мировой войны. И единственный, кто, по словам пресс-секретаря Гитлера Дитриха, осмеливался возражать фюреру. Впрочем, у них состоялась всего одна встреча, притом по настоянию Гитлера. А позже, по окончании войны, больного человека, перенёсшего три инсульта, с возникшей афазией – потерей речи, Гамсуна потащили на суд. Затем поместили в психиатрическую клинику профессора Лангфельдта в Осло. Но до конца жизни он сохранил ясность ума, о чём свидетельствует его последнее произведение 1949 года – «По заросшим тропинкам». Умер он практически в нищете и одиночестве в своей комнатушке в Нёрхольме в 1952 году. А на стене висели портреты Достоевского и Гёте.


Постскриптум. Гамсун в клинике отвечал на вопросы профессора Лангфельдта так: «Я никогда не анализировал себя и свою душу, зато в книгах создал несколько сотен разнообразных типов характеров – и каждый был мною, вырос из моей души, со всеми достоинствами и недостатками… Не думаю, что в моих произведениях есть хоть один цельный персонаж, которого не раздирают противоречия. Они все без «характера», их всех мучают сомнения, они не плохие и не хорошие, они такие, какие есть, со всеми своими нюансами, своим меняющимся сознанием и часто непредсказуемыми поступками. Вне всякого сомнения, и я таков… То, что я смог сделать, объясняется Даром Божьим, благодаря которому я смог написать книги. Но его-то как раз я анализировать и не могу». Некоторые ещё называют этот дар «Божественным безумием». Пожалуй, они тоже правы.















Александр ТРА­ПЕЗ­НИ­КО­В

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.