Изумляемся вместе с Юрием Архиповым

№ 2009 / 14, 23.02.2015

По ко­ли­че­ст­ву вы­да­ю­щих­ся ху­дож­ни­ков на ду­шу на­се­ле­ния Ни­дер­лан­ды – стра­на уни­каль­ная. К вер­ши­нам ми­ро­вой жи­во­пи­си от­но­сит­ся твор­че­ст­во и Пи­те­ра Брей­ге­ля.




В стиле Эко






По количеству выдающихся художников на душу населения Нидерланды – страна уникальная. К вершинам мировой живописи относится творчество и Питера Брейгеля. (А ведь есть ещё Ван Эйк, Босх, Рембрандт, Рубенс, Ван Дейк, Вермеер, Терборх, Рейсдал и так далее вплоть до Ван Гога).


О Брейгеле известно так же мало, как о его младшем современнике Шекспире. Ни когда родился, ни из какой среды происходил, ни какое получил образование, ни где провёл «годы странствий». Точно датированы только его шедевры, что позволяет заключить: возникли они в последнее десятилетие его жизни, оборвавшейся 5 сентября 1569 года. Умер он, считается, сорока с небольшим лет, то есть в возрасте Гоголя или Чехова.


Приведённые для сравнения имена не случайны. Соединение «низовой», прямо-таки крестьянской жизненности (у него и прозвище было – «Мужицкий») с притчевой глубиной и теряющейся в многослойности мистикой роднит Брейгеля с Шекспиром. А его – «поствозрожденческий» – реализм напоминает о великой русской литературе 19-го столетия. Не вознесённая над миром идеальность, как у великих итальянцев от да Винчи до Рафаэля, а самая осязаемая обыденность, только вся пронизанная светом вечности, её таинственным со-присутствием.


Преобразовавший в себе опыт таких предшественников и коллег по «Северному Возрождению», как Босх и Дюрер, Брейгель проложил в то же время пути в будущее, даже в Россию ХХ века (вспомним хотя бы Ефима Честнякова или Петрова-Водкина).


О Брейгеле написаны сотни книг (только на русском языке – около десятка). Но все они – искусствоведческого покроя. Ибо как подобраться к биографии, если о ней почти ничего не известно?


А вот француз (бельгиец?) Клод Анри Роке решает эту не решаемую задачу блестяще. Напрягая все свои писательские достоинства, которыми этот семидесятипятилетний автор утвердил своё имя в современной франкоязычной литературе. Виртуозное владение ритмом, «дуктусом» повествования (а он известный поэт), эссеистическим блеском анализа живописных полотен, по-писательски угадливым воображением, по-философски (от Платона идущей) тонкой игрой в диалог с рапирными выпадами тезисов и антитезисов, с умелым использованием исторических свидетельств и документов для выстраивания панорамно-живописного фона эпохи.


Как итог – синтез культур-философского дискурса, искусствоведческого эссе и рафинированной интеллектуальной прозы в стиле модных исторических штудий Эко. Вполне уместно и в духе автора книги её обрамляют две насыщенные дельными комментариями статьи – переводчицы Т.Баскаковой и историка А.Левандовского.


Словом, невозможная, на первый взгляд, тема породила одну из лучших книг популярной серии. И выдвинула ещё один типологически оправданный образец биографического описания – соединяющий в себе и доселе преобладавший «профессорский» и достаточно редкий «писательский» (о, незабвенный «Мольер» Михаила Булгакова!) подход к столь занимательному предмету, как биография великого творца.




К. Роке. Брейгель. ЖЗЛ. – М.: Молодая гвардия, 2008





СЕМЕЙНАЯ САГА






Ещё со времён Буало во Франции существует Академия словесности, число членов которой постоянно: во всякое время их ровно сорок. Это ограничение условно, конечно, литература развивается неравномерно, зато нация знает, по крайней мере, на кого ей положиться в смысле грамотности, правильности и безупречности своего выпестованного веками языка.


Жан Лефевр д,Ормессон (р. в 1922 г.) – полноправный член этой академии с давних пор. Потомок древнего аристократического (графского) рода, он принадлежит к обедневшей ветви этой разветвлённой семьи, так что не мог полагаться на накопления предков и вынужден был смолоду заняться тем, что ему было наиболее по душе, – журналистикой. Хотя в силу семейных традиций был некоторое время и чиновником на государственной службе, а также, совмещая традицию с наклонностями, директорствовал в ряде печатных изданий.


Автобиографический роман «Услады Божьей ради» был написан ещё в 1974 году и с тех пор давно уже стал классикой не только французской, но и мировой литературы: он переведён на множество языков и неоднократно издавался в разных странах Европы. Дело тут, очевидно, в том, что на примере своей семьи и своего ближайшего окружения автору удалось передать саму атмосферу бурного двадцатого века, поломавшего миллионы судеб. Отдельные представители д,Ормессонов держатся самых разных политических взглядов – старики, в основном, гордые роялисты, презирающие «варварство» демократических перемен; но находятся среди дядьев и кузенов автора и либералы, и правые разных оттенков – вплоть до откровенно нацистских, и сочувствующие коммунистам, те, для кого Ленин, Сталин и Мао – главные герои столетия.


Писатель-академик превращает своих родственников в персонажей; он ведь знает лишь внешнюю канву их жизни, а о мотивировках тех или иных поступков вынужден судить на основании собственных предположений, а также всяческого «марксизма-фрейдизма», то есть расхожих схем поведения, наиболее популярных в двадцатом веке. А поскольку век был весь в сломах и обрывах, то сюжетная канва книги сама собой делается почти авантюрной, местами и детективной: сменяется то и дело власть, и те из родственников, кто был на верху, стремительно скатываются вниз. Одни вынуждены бежать за границу, другие попадают в тюрьму, третьи избегают заключения только потому, что вовремя заступился родственник, случайно знавший де Голля и т.д.


Многоцветный, со сложным узором ковёр жизни выткан автором с тёплым сочувствием ко всем без исключения персонажам, хотя и все без исключения «идеологические» позиции обрисованы им с нескрываемой иронией и скептической отстранённостью. Выдержанная в таком тоне семейная сага – тоже свидетельство стойкого, как древнее вино из фамильных замков, аристократизма:


Наши китайские стены трещали по швам… В семейную уединённость стали проникать те, кого дедушка называл, в зависимости от настроения, или отвратительными жуликами, или странными типами. Среди нас бродила тень Карла Маркса, вечером мы заглядывали под кровать, чтобы проверить, не прячется ли там Ленин с зажатым в зубах ножом, за стол с нами садился Фрейд, привезённый богатыми американками, вышедшими замуж за кузенов и трижды в неделю раскидывавшимися на диване в Нью-Йорке, чтобы рассказать ужасы и воспоминания детства, больше напоминающие шалости дядюшки Донасьена, чем воспоминания нашей тётушки Сегюр, урождённой Софьи Ростопчиной, про которую мы ещё не знали, что и её тоже в конце концов изощрённые толкователи назовут замаскированной извращёнкой…




Ж. Д,Ормессон. Услады Божьей ради. – М.: Этерна, 2008





ПРОЩАНИЕ С КОНЦЕПТУАЛИЗМОМ






Вот интереснейшая книга. Своего рода дополнение или иллюстрация к сборникам «Литроса», выходящим в серии «Кто сегодня делает литературу в России».


Издание подготовлено шведско-финской журналисткой и переводчицей Кристиной Роткирх, отредактировано известной русско-шведской слависткой, профессором стокгольмского университета Анной Юнгрен. Вполне западное изделие – со всеми плюсами и минусами таких, популярных и в США, и в Европе предприятий.


Плюсы очевидны. Прежде всего – оперативность. Наши-то пока раскачаются… К тому же – подготовленность к разговору. Он всякий раз конкретен, хотя в любую минуту готов и воспарить до обобщений. Вопросы по большей части умны, ответы по большей части тоже. Автоапология почти всем вполне удалась. Даже такие неприятно жёсткие дамы, как Улицкая и Толстая, выглядят «изнутри» помягче и попушистее. Пелевин – остроумнее, чем казалось, Шишкин и даже Сорокин – человечнее, и так далее. Читать не только интересно, таким образом, но и пользительно: расширяет границы индивидуального понимания. Не всегда ведь мы, читатели, видим товар лицом. А тут ребята, то бишь авторы, вовсю стараются его нам показать.


А минусы всё те же, привычные, когда имеешь дело с гуманитариями Запада: узость. Знают мало, видят однобоко. Любой наш сколько-нибудь квалифицированный специалист, приглашённый читать лекции в европейских ли, американских ли университетах, – там сразу король. Даже если он германист, а читает лекции о русской литературе. (Совершенно невозможно себе представить, чтобы немецкий славист рассказал бы нам что-нибудь о немецкой литературе, чего бы мы и сами – и намного лучше его – не знали!) Всё дело, видимо, в том, что у нас литература – предмет любви, а там – предмет, который приносит деньги. Теперь какие-то, как из табакерки выскочившие олухи хотят и нас приучить к тому же.


Вот и выбор героев в этой книге обидно, но понятно ограничен требованиями чисто западными: угнаться в первую очередь за теми, кто «актуален», то есть раскручен. И не беда, что кое-кто из этих авторов через десять, много двадцать лет будет прочно забыт и только вызывать недоумение: как это он попал в такую компанию. Интервьюерам важно, что сейчас он – в определённой тусовке – на слуху.


Расширить бы эту книгу! Или противопоставить ей другую. Без особого труда можно составить ещё одну «футбольную» команду (одиннадцать человек!), которая разделала бы под орех предложенную авторами. Хотя бы вот, навскидку: Аксёнов, Битов, Зульфикаров, Евсеев, Екимов, Крусанов, Личутин, Маканин, Поляков, Распутин, Саша Соколов (или целая куча Поповых, Проханов, Ивеншев, Уткин, Шаров и т.д. и т.д.).


«Все мы живём не в своих словах» – говорит в этой книге Михаил Шишкин (а ведь есть ещё интересный Шишкин Олег и других интересных Шишкиных, должно быть, немало). С точки зрения столь модной интертекстуальности материал в этой книге тоже собран богатый. Откуда что есть пошло, кто кого ценит, кто на кого повлиял – всё это можно отсюда узнать. Живая жизнь вечно живой литературы, всё ещё остающейся главной ценностью многострадальной отчизны. (Спасибо тебе, великий и могучий!)


Авторы задумывали издание как своего рода прощание с концептуализмом. Но – суха, как известно, теория везде… «Фактура», плоть литературы убеждают: дело не в «измах». Они сохнут себе в головах бухгалтеров от литературы, а живенько бурлящий поток художественной речи бежит и бежит вперёд сам по себе. Потому-то собранные в книге писательские исповеди так преисполнены в иных случаях настоящего писательского страдания. Не в одних «текстах», стало быть, дело.




Одиннадцать бесед о современной русской прозе. Интервью журналистки Кристины Роткирх с российскими писателями. – М.: Новое литературное обозрение, 2009















Юрий АР­ХИ­ПО­В

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.