О человеке

№ 2009 / 24, 23.02.2015

Бы­ва­ет ещё, что судь­бой ста­но­вит­ся имя. Но Тар­ков­ский не сде­лал из сво­ей гром­кой фа­ми­лии судь­бы. Он пя­тил­ся во­об­ще от ми­ра ис­кус­ст­ва, хо­тя ку­да уж лег­че бы­ло вой­ти в этот мир сво­им. Он же все­гда вхо­дил в не­го чу­жа­ком

Олег ПАВЛОВ

Бывает ещё, что судьбой становится имя. Но Тарковский не сделал из своей громкой фамилии судьбы. Он пятился вообще от мира искусства, хотя куда уж легче было войти в этот мир своим. Он же всегда входил в него чужаком: в стены Литературного института на поэтический семинар – после многих лет, что отданы были совсем другому делу, природоведению, а в литературу – после десяти лет самой простецкой жизни на Енисее. Пришёл со сборником удивительных стихотворений, но на многие годы снова исчез и возвратился с прозой, да только побыл недолго – и опять ушёл как чужой назад, в Бахту. Можно было подумать: неудачник. Но это участь совестливого и талантливого человека – сопротивляться тому, что написано на роду, и только когда собственная душа толкала на путь творчества, мучительно обретать на этом пути самого себя, чтобы быть самим собой, а не подобием. Тарковский сросся душой с таёжным миром с детства. Он человек, с малых лет очарованный именно этой природой, сильной и могучей, воспринявший её как Божий храм. Другой так любит степь или пустыню, а он – свою родную тайгу. Через любовь к природе – сначала детскую, потом осмысленную, взрослую – он научился видеть хорошее, и это, без сомнения, его настоящий, редкий сегодня дар. Чувство этой любви почти религиозное. Это был не романтический порыв, а осознанное чувство – вера, потому что требовало каждодневного тяжёлого труда. Тайга давно стала его домом, родиной, а жизнь в Бахте – далёкой от путешествия, да и в тайге романтики как-то не выживают. Человек на каждом шагу может быть там жестоко наказан природой. Поэтому она воспитывает свои характеры, свою простоту и жесткость в душах. Она пестует сильных духом и губит слабых. Охотник и зверь – это не палач и жертва, они братья. Этикой прозы Тарковского, по сути, и стало напряжение именно таких сил, а поэтикой – поэзия правды, тоже далёкая от романтической. Здесь его собственный юношеский стихотворный опыт, что был отчасти романтическим, оборвался в строках, выправленных реалистическим рассказом о судьбах людей. В стихах хватало слов и образов сказать о себе, о природе, но всё уже было, наверное, сказано. Рифмовать, глядя на себя со стороны да с высоты, стало стыдно, трудно.

Полудеревенский быт таёжного поселения, откуда уходишь в тайгу и куда возвращаешься, если выжил, – это только быт, скудный и строгий. Тарковский дорожит этим бытом, а то и любуется им как продолжением природы, но заглядывая в души людей, видит иное: они уже в мире, как чужие.

Вопрос не в смысле жизни, потому что всем он вроде бы ясен, – эти люди не сдаются и лишь в какие-то неожиданные минуты оседают от слабости. Но тогда и приходит в его прозу смерть – за теми, кто ослаб. Люди умирают будто по собственной воле, просто отказываются жить, то есть сопротивляться, обретая такое смирение и покой, что последний этот уход и оказывается самым выстраданным. Устал человек – и всё в нём устало. Всё оказывается последним. Тем, кто уходит, на смену не приходят даже их дети. Бахта – как бухта потопленных людских кораблей.

Тема трагическая, болевая, мрачная, но не разрушающая. Бытие человека изначально трагично, потому что в собственных силах лишь то малое, чем скрепишь свой дом, свою жизнь. Приходит время, когда и этого мало – когда для жизни нужно ещё большее напряжение сил. В борьбе за неё не всегда побеждает человек, если слабнет, унывает, теряет веру, разрушается, гибнет. Но знание о трагедии жизни побуждает к состраданию, а по сути – к любви. Души людей спасаются, если живы, давая человеку силы к преодолению. Эта простая истина обретает в прозе Тарковского новый глубокий смысл. Он ищет её, границу эту, между слабостью и силой, жизнью и смертью – там, где природа уступает человеку лишь тропки, по которым некуда идти, если сбился с пути. Обретение или утрата человеком своего пути – его тема. Во всём. В стихотворениях. В прозе. В странных чёрно-белых рисунках, где чёрное и белое ещё резче очерчивает границы одного и того же мира, в котором жив и смертен человек. На рисунках, однако, есть только природа, есть даже лёгкие тени рыбацких лодок, но всё это – без людей. В чёрно-белый мир рукой Тарковского человек никак не вписывается. Он как будто отдельная уже и от природы краска. Тёплая, живая и яркая – другой не может быть.

Олег ПАВЛОВ