Преодоление кабалы

№ 2009 / 35, 23.02.2015

Ка­пи­то­ли­на Кок­ше­нё­ва, кри­тик: Но­вый ро­ман Алек­сан­д­ра По­тём­ки­на «Ка­ба­ла» я счи­таю вы­зы­ва­ю­щим. Тут всё че­рез край, тут всё за­хлё­с­ты­ва­ет ка­кой-то чрез­вы­чай­но­с­тью. Его ге­рои – нар­ко­ма­ны, но нар­ко­ма­ны идей­ные

ГРАЖДАНСКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ

Капитолина Кокшенёва, критик: Новый роман Александра Потёмкина «Кабала» я считаю вызывающим. Тут всё через край, тут всё захлёстывает какой-то чрезвычайностью. Его герои – наркоманы, но наркоманы идейные; в романе подробно прописана евгеническая теория по улучшению нации, в нём есть и взрывающий нигилизм как результат социального неблагополучия. «Кабалу» вполне можно назвать и «эго-романом». «Эго» не только потому, что автора не беспокоит читатель, он не заигрывает с ним и не облегчает ему чтение. Потёмкин прямо, с некоторой всё же долей вызова, говорит – этот роман я писал для себя. Его не беспокоит и «эго-форма» романа: ведь сама романная ткань – это самопрезентация героев, поток их сознания – почти все главы, за редким исключением, написаны в одной манере и от первого лица. Таким образом, внешнего по отношению к герою, описательного, отдохновенного для читателя, в романе категорически мало: пожалуй, лучшая сцена здесь – прибытие героя Петра Парфенчикова в Кан, описание этого городка (с его фантастическими коровами, поборовшими всех у мусорного ящика с его домиками и новым (бедным и пустым) жилищем героя.

Александр ПОТЁМКИН

Сергей Антоненко, религиовед: Текст романа – сложный, многоплановый; порой он звучит как философская проза, а иногда – как едкая сатира. Автор, перемежая гротесково-фантасмагорические картины с утрированно реалистичными описаниями, пишет о жизни страны и людей словно бы с болезненной усмешкой. Переживаемое наркозависимым субъектом ощущение «неподлинности» реальности, зыбкости осязаемого мира в романе Александра Потёмкина становится своеобразной метафорой извращённости и абсурдности нашего социального бытия, всей системы общественных отношений сегодняшней России.

Роман немало унаследовал от «чёрной литературы» перестроечной и постперестроечной поры. Личности его героев словно тронуты тленом. …Быстро разрушающийся физически человек, для которого кайф от потребления молотого опийного мака («кукнара») уже давно заслонил не просто все радости жизни, но и саму жизнь как таковую. Его «ученик» и спутник в опийных похождениях – ненавидящий человечество, страдающий патологическим нарциссизмом. Коррупционер из сибирской глубинки, бывший мент – уже не жестокий даже, а абсолютно бесчувственный, подобно нанятой им «бригаде» бывших спецназовцев. Другие, второстепенные действующие лица, – проходимцы и проститутки, изверившиеся, забитые (но не потерявшие некой животной хитрости) работяги и нечистые на руку носители власти… Единственный более или менее вызывающий симпатию персонаж – хромая девушка, продавщица в магазине в глухом провинциальном городке Кане (где собственно и разворачивается основное действие). В результате потребления чудесной «нанопилюли» она преображается, получает невиданный заряд энергии, начинает строить новую жизнь – для того чтобы в финальной сцене романа войти «на равных» во всё тот же гнусный мир московской «шикерии».

Надо сказать, что авторский «кастинг» персонажей лишает читателя возможности вступить во внутреннюю полемику с идеями, которые озвучивают герои. Никто из действующих лиц (кроме, может быть, умирающей старухи-целительницы в самом конце романа) не выступает как носитель нравственного авторитета; на всех, кто появляется на страницах «Кабалы», лежит печать некой моральной обречённости.

Роман Багдасаров, этнолог, искусствовед: Я отчасти хотел бы возразить Сергею. В романе «Кабала» имеются два параллельных сюжета, один из которых разворачивается в виртуальном мире, а второй – в телесном, причём определить, какой из них более реален, трудно. Данное качество, пожалуй, можно считать одним из главных достоинств романа. Приёмы dark-литературы синтезированы в романе с наркоисповедью (как у Берроуза или Уэлша) и гротеском. Эта взрывная смесь тем не менее производит назидательный эффект. Что называется «от противного».

Да-да, несмотря на то, что страницы под завязку наполнены мрачными, подчас шокирующими сценами, при их подаче никогда не упускается из виду нравственная компонента. Мы всегда можем почувствовать интонацию автора, прочесть между строк его моральный вердикт.

Вероятно, чтобы ослабить это впечатление (современные люди плохо выносят, когда им читают нотации), автор постарался максимально отстраниться от своих героев, наделив их какими-то ироничными, едва ли не игровыми фамилиями: Парфенчиков, Помешкин, Ефимкин, Картузов, Кошмаров и др.

Правда, с отстранённостью иногда происходит перебор. Автор настолько беспристрастно анализирует складывающуюся в обществе ситуацию, что его можно заподозрить в безучастности, что, разумеется, не так. С другой стороны, гротескностью роман напоминает псевдонаивную живопись Василия Шульженко, своеобразный пост-соц-арт, озвученный «Вредными советами» Григория Остера. «Кабалу» вполне уместно описывать и в логике некоей театральности, когда сама жизнь социума может обсуждаться как «кукольный спектакль» или же руководство для пользователя компьютерной программы.

Капитолина Кокшенёва: Кто господствующий субъект романа «Кабала»? Пожалуй, тут царит равенство людей и идей: огромные романные рефлективные площади отданы Петру Парфенчикову, никакие факты биографии которого вообще не имеют ни малейшего значения, кроме одного: был страстным поклонником жирной и шикарной жизни, но освободился не просто от неё, а от всей вообще реальности с её страстями и мечтаниями, с её проблемами и идеями. В определённом смысле история Парфенчикова – это вызов современной буржуазности, которая никак по большому счёту не может устроить русского человека. Вот он и отказывается от всего… всего… Он освободил себя полностью и навсегда от всего с помощью опиумного кайфа. У Потёмкина «опиумное сознание» главного героя – это уже бунт против любой формы социальности человека, это уже жёсткий «антисоциальный кайф».

Опий гарантирует полнейшее и чистейшее одиночество, он же позволяет заглянуть «за горизонты разума», он же даёт власть над безумно ярким виртуальным миром (опийная растрата организма, его убийство для героя – «генетическое творчество организма»). Вообще в этой опиумной теме вырастают вновь «цветы зла», которые нашей культуре не были известны до недавнего времени. На мой христианский взгляд, все рассуждения героя о маке как цветке, созданным Богом, абсолютно не состоятельны. Не надо на Бога перекладывать свои земные проблемы. Но ясно, что понять этого герой никогда не сможет, так как он не понимает совершенно иной, качественно иной логики рефлексии. А именно: вся природа извратилась после грехопадения Адама. Это не сказочка – это чудовищная мощнейшая катастрофа, происшедшая на Земле. В эту расщелину греха, в эти пустоты, образованные грехом, и вошло в мир жало смерти. Катастрофа природы обернулась тем, что она стала таить в себе возможности зла, яд для человека. Библия даёт нам совершенно иные картины мира до грехопадения. Рядом паслись «волки» и «овцы», никто никем не питался, всё истончало дружелюбие, красоту и радостное цветение. Так совершенноe творение – цветущие растения – наполнились ядом. Зло проникло всюду, в самое прекрасное и совершенное. Мак стал опиумом. В нём поселилось жало смерти. Быть может, именно тогда произошла та самая генная мутация, о которой так много говорит герой?!

Павел Святенков, публицист: Капитолина вывела нашу дискуссию к теме идей. Я считаю роман Александра Потёмкина идейным. В центре романа «Кабала» лежит идея о необходимости изменения русского народа путём вживления ему «коктейля кровей». Жуткое изобретение профессора Кошмарова (который и впрямь, кажется, является кошмаром главного героя и играет в романе роль пропповского «волшебного дарителя») должно решить все проблемы русского народа, превратив его представителей в сверхчеловеков. Именно вокруг этой стержневой идеи разворачивается специфическое действие романа, который я бы назвал «интеллектуальным действием», «действием сознания». Правда, главный герой чрезмерно злоупотребляет «маковой головкой», поэтому понять, где кончаются его грезы и начинается явь, затруднительно. Тем не менее сама идея любопытна и о ней можно говорить.

С точки зрения идеологической, идея «смеси кровей», «этнического коктейля» является мечтой о протестантской этике. Ведь что, по сути, хочет сказать автор? Он хочет сделать русских более успешным народом. Кто такие успешные народы в нашей цивилизации? Это те народы, которые любят и умеют работать в условиях капитализма. Именно им более отсталые соседи приписывают разного рода страшные качества – от жёсткой этнической спайки до «мирового заговора» и от «необычайного интеллекта» до «умения вести дела».

На деле в их преуспеянии нет никакого секрета. Они активно вкладываются в образование для своих детей, понимая, что впоследствии оно окупится сторицей. Они активно формируют структуры гражданского общества, позволяющего им жёстко отстаивать свои интересы под натиском большинства. В случае необходимости – тупо коррумпируют власть, подкупают чиновников. И не боятся быть предпринимателями, зная, что в случае чего община поможет.

Конечно, романтики протестантской этики будут говорить о трудолюбии и стремлении к накоплению богатств, присущих подобным народам. Но эти свойства вторичны по сравнению с вышеописанными. Ибо первично – создание «сетей», то есть горизонтально организованных сообществ родственников, которые всецело помогают друг другу, за счёт чего резко повышается конкурентоспособность.

Видно, что автор тоскует по успеху, желая подобных успехов русскому народу. Весьма характерно, однако, что его герой – отнюдь не коллективист. Здесь очень интересен подход автора к проблеме. Он видит, что русский народ необходимо изменить. И он придумывает фантастическую метафору этого изменения – «компот кровей», «этнический коктейль», который будто бы можно «привить» людям. Но при этом он остаётся в плену предельно индивидуалистической модели отношений русских друг с другом.

Героиня, на которую подействовало волшебное «средство профессора Кошмарова», отнюдь не обретает свойство «приобретать друзей и завоёвывать поклонников». Нет, она, по сути, включает «год-мод» (уровень бога) и пробивает лбом стены властных структур. Способность хорошая, но глубоко индивидуальная.

Иначе говоря, автор полагает, что русских можно сделать сверхчеловеками по отдельности, не замечая, что проблема современного русского народа состоит как раз в неспособности к коллективным действиям, сопереживанию отдельных индивидуумов друг другу.

Даже если представить, что каждому русскому удастся выпить чудодейственную нанопилюлю профессора Кошмарова и превратиться в суперпробивного индивидуалиста, народ ждёт не спасение, а крах. Русские супермены будут мешаться под ногами друг у друга и конкурировать сами с собой, в то время как другие народы будут помогать своим и всегда выигрывать.

Именно эта модель русского гипериндивидуализма действовала последние столетия (и автор чутко её подметил). Именно она была виной тех бед, которые обрушились на русский народ в XX веке. Русские оказались слишком большими индивидуалистами в ситуации, когда необходимо уметь действовать слаженно и коллективно.

Поэтому идея «компота кровей» – это мечта об активных, деятельных русских, похожих на пробивные капиталистические народы. Но чтобы уподобиться им, русским нужно быть гораздо большими коллективистами, чем сегодня. Но, похоже, «компот кровей» лишь обостряет русский индивидуализм, то есть действует в противоположном направлении.

Сергей Антоненко: Порой возникает впечатление, что Потёмкин нарочито сгущает тёмные краски, «кошмарит» читателя с целью заставить его пробудиться и осознать наконец, что – «забуксовал наш этнос». Но какие сценарии сопротивления губительной энтропии возможны, если гниёт и разлагается сама человеческая порода? Вставная новелла романа описывает «кухонную дискуссию» современной молодёжи. Наиболее энергично высказывается и защищается позиция, согласно которой Россия – абсолютно бесперспективная страна, которую уже фактически сожрало обнаглевшее чиновничество. Бороться за реформы, за позитивные изменения здесь – дело безнадёжное. Будущее – за Китаем, куда и следует перебраться для того, чтобы строить новую жизнь. При этом молодым людям, собирающимся эмигрировать в Поднебесную, совершенно чужд расизм и ксенофобия: «Китайцы не жёлтые, они – золотые!». Свою позицию они сами воспринимают как новый патриотизм: «Патриотизм сегодня необходимо понимать по-новому. Я бы желал, чтобы все мои сверстники, от семнадцати до сорока лет, оставили Россию, перебравшись за рубеж. Вот это был бы настоящий революционный демарш. Прислушаться бы к вою бюрократов, когда мзду станет не с кого брать».

Единственный, кто пытается возражать столь императивно высказанной идее об эмиграции в цивилизационно и расово чуждую страну, по воле автора не находит слов для аргументации своего мнения. А.Потёмкин вкладывает в уста этому молодому человеку доводы, звучащие достаточно наивно: «В каждой стране свои трудности. Может ли Китай быть для русского отчим домом? Давайте всё обдумаем, наметим план действий и начнём поход за реформы. Я уверен. Многое из того, что мы потребуем, свершится. Мы изменим наш дом Россию, и жить в ней станет замечательно. Я предлагаю начать с регистрации новой партии. Назовём её «Шаг за шагом в будущее»!». Идеалы этого героя расплывчаты: «Духовность и национальное самосознание – это как девичья коса. Чем ярче копна, тем богаче, красивее выглядит это удивительное сплетение». Автор словно показывает фактическое безголосие и безволие национальной оппозиции, её неспособность представить по-настоящему сильную, убедительную альтернативу сценарию смерти России. Всё тонет в пустых словах и маниловских проектах…

Молодые люди-«китаефилы» в этом диалоге выступают (если исключить их конечный вывод – желание уехать в КНР) с позиций, которые сегодня многим представляются прагматичными: не за что любить страну, в которой человек наглухо отлучён, отчуждён от власти, от принятия решений и выбора собственной судьбы, наконец, от элементарно сносных, не унизительных для человека условий быта. Между тем план ребят, если приглядеться, также является типично русской барственной маниловщиной. Ведь совершенно ясно, что задыхающийся от перенаселения Китай не выдержит наплыва десятков миллионов наших пассионарных соотечественников. Кроме того, благодаря господству одной тотальной идеологии и одной политической организации Китай пока не пережил того культурно-цивилизационного слома, который разрушил Советский Союз. Но мало кто из аналитиков сомневается, что в недалёком будущем у царства КПК – как минимум тяжёлые испытания, связанные не столько с политическими, сколько с экономическими, социопсихологическими, модернизационными проблемами. «Страной святых чудес» Поднебесная будет лишь в грёзах русских мальчиков (как некогда были Европа, а потом – США). Однако, несмотря на действительную легковесность китаефильских аргументов, глубочайший критицизм и пессимизм молодёжи по отношению к отечественной истории, к национальным святыням, верно и чётко схваченный автором, – повод для по-настоящему серьёзных раздумий, для суровой диагностики состояния нашей национальной идентичности.

Зураб Соткилава, оперный певец, народный артист СССР: Я прочёл «Кабалу» одним махом – быстро и легко, за две ночи, несмотря на её немалый объём. Роман необыкновенно захватывает, погружает в себя, заставляет задуматься о себе, о нашей жизни…

Раскрывая интриги чиновников разных рангов, показывая неприглядные стороны человеческой натуры, Потёмкин приводит нас к исходным вечным нравственным постулатам: всё – тлен, всё – прах. Не собирай себе сокровища земные… Что пользы человеку, если он приобретёт весь мир и потеряет свою бессмертную душу – именно эти постулаты христианства и напомнили мне страницы «Кабалы». Именно эти совпадения моих жизненных устремлений с замыслом романа и не давали мне оторваться от текста, пока не дочитал последнюю страницу.

Читая книги Потёмкина (а я прочёл их все), всякий раз поражаешься глубине и широте его энциклопедических знаний, тому, как ясно видит он болевые точки современности, как точно описывает место действия, портреты действующих лиц. Кажется, он везде побывал, всё посмотрел, был знаком со множеством людей, ставших прототипами его героев.

Ему всегда был свойствен трезвый, жёсткий взгляд на действительность. Но, пожалуй, впервые из-под его пера вышел такой злободневный, остросоциальный роман. Наркомания – беда, порок, болезнь, поразившая сегодня многих, – искусно описана им как бы изнутри, и эта наркоисповедь производит ошеломляюще назидательный эффект, прочитывается как антинаркотическая проповедь. Возможно, действительно преодолеть духовный кризис человечество сможет только с помощью изобретения учёными неких нанопилюль?..

Сергей Антоненко: Роман «Кабала», несомненно, вызовет, помимо споров творческих и интеллектуальных, немало вопрошаний в духе: «неужели же у нас всё действительно так плохо?». Это на самом деле не обывательский, а вполне серьёзный и глубокий вопрос. Хорошо известно, что плохим новостям веришь скорее, чем хорошим, компромат всегда проходит лучше, чем позитивная информация. И, разумеется, художественно зафиксированный автором срез нашего бытия – это далеко не вся объёмная картина. Наше развитие разновекторно, и его определяющий тренд, думается, пока что не проявился, по крайней мере в полную силу. Но следует признать, что одна важная и тревожная вещь в тексте отражена достоверно и правдиво, без нагнетания жути – это глубочайший ценностный кризис российского общества, так и не сумевшего обрести единой, сплачивающей идеологии за два десятилетия постсоветской истории. Если этот кризис не будет разрешён, то нам (или нашим детям) останутся в качестве смертельной забавы только «игры разума» или – побег в Китай, на железнодорожном пути из которого автор и писал свой заставляющий задуматься текст.

Капитолина Кокшенёва: Всё происходящее с героями – это своеобразная «игра подрывных ценностей». Вселенная наша, Россия наша (при всех разговорах о планах по «усилению национального этноса») вообще-то, на взгляд героев, так напичканы искривлениями и искажениями человеческими (государственными, экономическими, социальными), что уже и не имеют вообще «линий перспективы». Некая процессия в Никуда (даже если оно носит имя «схватки интеллектуальных массивов» в будущем). И вызов этому искривлению возможен только как продолжение искривления, что и делает Александр Потёмкин, доводя свои идеи до максимума концентрации. Рекламная назойливость мыслей героев (о «пакостном мире», «ненависти к человеку», «нынче русских сближают лишь корпоративные интересы и больше ничего») – всё это некий монтаж мира, который создают герои «Кабалы». Ведь им уже не важно, насколько содержание их жизни реально. Они играют в жизнь, переключая (как кнопки телевизора) некие «каналы» внутри себя. Они не боятся унижения своей жизни до статуса фикции. А потому – да, КАБАЛА. Название точное и многообъемлющее. Кабала – это навязчивая, навсегда, завороженность «маковой головкой». Это, я бы сказала, потёмкинское предчувствие, что наркотические и психотропные средства для человека становятся сладостной игрой, где действительно сам генетический код, заложенный в человека, становится «пультом управления» тем процессом, что развёртывается в человеке на «молекулярном экране». Кабала – это и болезненная, сублимированная форма власти денег над миром и человеком. Наконец, кабала – это выхолощенность мира, свободного от подлинности. Всё это читается в романе – всё это хлёстко, резко и смело. И… страшно.

Да, главные герои получают вечный опиумный кайф. Они уходят в смерть. Профессор Кошмаров (как ему по статусу чёрта положено) – профессор обманул снова… А вообще-то в романе «Кабала» поднята больная и страшная проблема мира, – люди не хотят жить реальным. Микропроцессоры и видеоплёнки, а теперь и цифра – всё это можно ведь понимать и как своеобразное забвение и уничтожение реальной жизни. Мы будто бы её сохраняем, а на самом-то деле всё переводим в цифру, всего лишаем глубины и подлинности, а потом «показываем» всему человечеству… В общем, всё превращаем в телевизионное или эфирное событие, которое уже не вызывает слёз, как прежде, и не нуждается в истории памяти… Ведь всё уже «запечатлено»… и человеку больше нечего хранить в себе. Роман «Кабала» – это теневая сторона этого процесса, создающего мир, в котором будто бы говорят, будто бы слышат друг друга, будто бы общаются и любят… И мы действительно в сетях… в кабале… И это только кажется, что мы – «свободные игроки».