Не найдя места, держался за сердце уходя

№ 2009 / 40, 23.02.2015

Моему отцу – большому азербайджанскому поэту Мамеду Исмаилу скоро исполняется 70 лет. Недавно, перебирая материалы в его архиве, наткнулась на большое количество его фотографий с великим мастером слова России Юрием Кузнецовым.

Моему отцу – большому азербайджанскому поэту Мамеду Исмаилу скоро исполняется 70 лет. Недавно, перебирая материалы в его архиве, наткнулась на большое количество его фотографий с великим мастером слова России Юрием Кузнецовым. Снимки были сделаны во время визита Кузнецова в Азербайджан. Отец хранит в архиве как ценный экспонат ещё три письма Кузнецова. Они были большими друзьями. Дружбу этих двух поистине гениальных поэтов можно считать самым надёжным мостом между литературами России и Азербайджана.

Я заинтересовалась этими фотографиями и письмами и решила провести интервью с отцом, чтобы разузнать побольше об их истории. Думаю, это интервью будет интересно читателям «Литературной России», почитающим большой талант Юрия Кузнецова.

– Отец, с одним из больших поэтов России Юрием Кузнецовым вас связывали литературные дружеские связи. Я являюсь свидетелем этого. Приезд дяди Юры к нам в Баку, когда я была ещё ребёнком, позднее твои визиты к нему и моя последняя встреча с ним и с его семьёй незадолго до его смерти являются подтверждением прочности той дружбы. Но как, при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство?

– Осенью 1973 года я начал учёбу на Высших Литературных курсах в Москве. Однажды вечером услышал звуки за дверью моей комнаты в общежитии и вышел посмотреть, кто там. Увидел двух людей перед дверью напротив. Они спросили большого карачаевского поэта Мусу Батчаева, который жил напротив. Мусы не было, и я не знал, когда он вернётся. Те люди неохотно повернулись, но я обратился к ним: «Друзья Мусы – и мои друзья. Милости прошу ко мне. Посидим. Подождёте. Муса, где бы ни был, должен прийти». Во время беседы узнал, что один из них был Вадим Кожинов, другой Юрий Кузнецов. Честно говоря, тогда я не следил внимательно за русской печатью, и те имена мне ничего не говорили. Муса так и не появился, а гости на ночь глядя ушли. Наутро на занятиях, встретившись с Мусой, я рассказал о визитёрах. «Везучий ты человек, – сказал Муса. – Тебе следовало знать давно Вадима Кожинова, а Юрий Кузнецов большой поэт, не прерывай с ним связи, твоя встреча с ним – не простая случайность».

– А дальше как развивались отношения?

– Муса был прав. Не прошло и нескольких дней, как в «Литгазете» начались дискуссии по поводу книги Юрия Кузнецова «Во мне и рядом даль». Как будто литературная критика разделилась на две части: одни критиковали его безжалостно, а другие превозносили до небес… Его книга обсуждалась часто и на наших семинарах. После долгих просьб слушателей курсов наш руководитель семинаров Александр Межиров пригласил Юрия Кузнецова на встречу с нами.

– Как прошла встреча?

– На высоком уровне. Хотя многим из нас Юрий Кузнецов приходился ровесником, он при каждой возможности давал почувствовать, что не такой как все.

– Узнал ли он тебя?

– Следует заметить, что я был самым пассивным участником той встречи. Да и зачем мне надо было стараться привлекать его внимание. Однажды встречались случайно, затем он прославился и, наверное, позабыл обо мне. Но вопреки ожиданиям он, не изъявляя желания продолжать общение с окружавшими его людьми, подошёл ко мне: «Мамедик, пойдём». И, взяв меня под руку, повёл к Тверскому бульвару. Проговорили чуть ли не до рассвета. Расставаясь, обменялись телефонными номерами. И так начали общаться по телефону.

– А как началось ваше творческое сотрудничество?

– Тогда я, уже окончив Высшие Литературные курсы, вернулся в Баку. В «Молодой гвардии» готовился к изданию мой второй сборник. Мои подстрочные переводы получили одобрительный отзыв. Но, не сообща мне, стихи передали на художественный перевод какому-то поэту. А он перевёл, как ему захотелось. Рецензент, который после дал рецензию, расточал похвалы переводчику, как будто всеми достоинствами будущая книга обязана только ему. По прочтении переводов, обнаружив, что они не имеют ничего общего с подлинником, я отправился в Москву. Вернул переводы завотделу издательства и выразил несогласие на издание книги. Он старался уговорить меня, но, увидев мою настойчивость, отступил, сказав: «Ладно, кто сможет перевести твою книгу?» Внутренний голос подсказал мне Юрия Кузнецова. Услышав мой ответ, завотделом насмешливо ухмыльнулся: «Но он ведь ничего не переводит, возьмётся ли за твою книгу?» Видя, что его ответ не понравился мне, сказал: «Если согласится, дайте нам знать. Но придётся выполнить всю работу за три-четыре месяца».

Выйдя из издательства, я позвонил Юрию и объяснил ситуацию. Но, естественно, я не сказал, что предложил его в качестве переводчика моей книги. «Может, тебе так кажется, что переводы слабые, – проговорил он. – Я завтра схожу в «Молодую гвардию», возьму, погляжу». Позже, когда позвонил ему, услышал: «Это безобразие! Хорошо, что ты не согласился, а то был бы стыд и срам. Я просмотрел переводы, там множество хороших стихов, не тужи, я сам постараюсь перевести твои стихи». Правда, Юрий Кузнецов вместе с поэтом В.Бояриновым перевёл ту книгу не за три-четыре, а за семь-восемь месяцев. За ту книгу я получил премию имени Н.Островского на конкурсе, в котором принимали участие 430 авторов, и только десять из них получили премию. Тогда я был счастлив, что не согласился на издание той книги с неудачными переводами. Я тогда не получил бы эту премию. И с тех пор началось наше сотрудничество с Ю.Кузнецовым….

– А как состоялась поездка дяди Юры в Азербайджан? Я слышала, что он не был любителем таких поездок.

– Ты права, Юра не принимал каждое приглашение. Но до его приезда в Азербайджан между нами завязалась крепкая дружба. Тогда в связи с моей работой я часто ездил в Москву, и каждый раз мы встречались в его квартире на Олимпийском проспекте. В 1981 году в Азербайджане шла подготовка к 840-летнему юбилею со дня рождения Низами Гянджеви. Я пригласил Юрия в Азербайджан, на юбилейные торжества. Он принимал участие в юбилейных торжествах, написал своё знаменитое стихотворение «Тень Низами». Из-за невыносимой жары все присутствующие старались спрятаться в тени памятника Низами. Из всех принимающих участие в юбилее только такой гений, как Юрий Кузнецов, мог знать, чья эта тень и что она значит… Позднее в письме он напишет: «Дорогой Мамед! Я исполнил обещание; написал азербайджанские стихи. Можешь их предложить в «Литературный Азербайджан» и куда угодно. И про Низами – какому-то вашему учёному, который собирает материал о современном влиянии Низами. Как дела? С приветом. Ю.Кузнецов, 21.05.83 г.».

– А что ты можешь рассказать о ваших поездках в разные уголки Азербайджана? Мне это интересно, потому что когда дядя Юра приезжал к нам в Баку, я была маленьким ребёнком и не помню события тех лет. Да и ваши фотографии, которые сохранились в архиве, о многом говорят.

– Действительно, приезд Юрия Кузнецова в Азербайджан был большим литературным событием. Это событие можно сравнить, может быть, лишь с путешествиями Есенина и Хлебникова в Баку. Я, понимая, что это историческая возможность, решил воспользоваться ею. Мы вместе с покойным писателем Фарманом Керим-заде, которого ты видишь на фотографиях, решили показать Юрию самые красивые уголки Азербайджана. Проезжая через Исмаиллы, Габала, Огуз, мы достигли Шеки. Больше всего впечатлил Юру старинный ханский дворец в Шеки. По его желанию мы сфотографировались перед дворцом. Это одна из ценных для меня фотографий в моём архиве.

Далее наш путь следовал в Тауз, в мой родной край. Мой дядя, Рагим ами, оповещённый о нашем приезде, хотел, по обычаю, заколоть жертвенного барашка у ног Юрия – уважаемого гостя. Но Юрий решительно запротестовал. Мой ами (дядя), задетый отказом, обиженно отвернулся. Юра, заметивший это, сказал мне: «Глянь-ка на дядюшку». Рaгим созерцал восход солнца. «Нигде в мире люди так благоговейно не смотрят на восход солнца… Это свойство более всего присуще тюркам. Шатры древних тюрков разбивались лицом к солнцу. И поза дядюшки – сегодняшнее продoлжение этого древнего обычая…» Потом мы направились во двор моего осиротевшего отчего очага. «Ты смотри, какое благоухание исходит от дома!» – сказал Юрий, как бы желая удивить меня. Только сейчас я уловил аромат знаменитой яблони, росшей в нашем садике. Мои родичи собрали прошлогодний урожай яблок в подполе нашего дома. Яблоки-то давно были съедены, а вот их запах въелся в камни, в стены, запах, который уловить дано не каждому. «Жилища тюрок источают аромат золотых яблок, – говорил Юрий. – Это у них в крови…»

Хоть и не скоро и не сразу, обиду Рагима-киши удалось унять. Жертвенного барашка закололи в одном из живописнейших уголков Aсрикских кущ – в урочище Чачан. И на лесной поляне, на широком пне постелили скатерть, уставили снедью. Этот пень послужил нам «круглым столом». Впоследствии Юрий в письмах ко мне не раз вспомнит эти благоговейные леса, этот ломившийся от яств пень на поляне.

Когда мы возвращались в село, Юрий, показывая на пенящуюся на перекатах речку Асрик, на тропы, карабкавшиеся между скалистыми кручами, и деревья, вцепившиеся корнями в каменистые склоны, сказал: «Из этой теснины два пути выхода: горный и речной. Кто по кручам выберется, кто по речке выплывет. А вот эти деревья, изо всех сил ухватившиеся за эти склоны, пустившие корни, останутся здесь жить. Ты – поэт этого самостояния…»

Ещё шёл 1981 год. Мне и в голову не могло прийти, что в его душевной памяти уже тогда кристаллизовались и обозначились детали, которые скажутся в предисловии к моему будущему «худлитовскому» томику. Откровенно говоря, в 1989 году, услышав, что предисловие к книге написал Юрий Кузнецов, я был приятно удивлён. Потому что он, вероятно, был самым скупым человеком на свете по части писания предисловий… Все те снимки, которые ты увидела в моём архиве, остались мне в память от той поездки Юрия Кузнецова в Азербайджан.

– А эти письма?

– Кузнецов, наверное, больше всех переживал распад бывшего Советского Союза, ибо эти события предопределили начало тех бед, которые выпали на долю любимой им больше жизни России. Может, по этой причине никто из близких мне московских поэтов, кроме Юрия Кузнецова, не поддержал нас в нагорно-карабахских событиях, ибо он лучше других знал, что значит рубить по живому, чем чревата опасность для Отечества. Он стоял за правду и потому занял не сторону армян-христиан, а тюрок-мусульман*. 22.08.1990 года Юрий посылал мне книгу со своими переводами «Пересаженные цветы», где были и мои стихи. В автографе к книге были такие слова: «Мамеду Исмаилу на полное содружество от русского поэта». Не довольствуясь этим, он написал короткое письмецо: «Дорогой Мамед! Долго я ждал книги, которую тебе посылаю. Все твои патриотические чувства разделяю полностью».

Пройдёт год-другой, и он напишет мне другое, не менее значительное письмо. Пару предложений, которые легли в основу письма, имели тогда для меня не сравнимое ни с чем огромное значение. Когда весь мир отвернулся от нас, из сердца Москвы возвысился голос сопереживающей души, который ни перед чем не остановился. Потому что то письмо написал не простой смертный, а Божий человек, гений, который мог предвидеть прошлое и будущее в целостности…

«Дорогой Мамед! Получил журнал (имеется в виду журнал «Гянджлик – Молодость». – Ред.). Весьма признателен. Рад тому, что меня не забываешь. Я-то часто тебя вспоминаю. Вспоминаю пень, вокруг которого мы сидели. Славное, незабываемое время!

Моя семья жива-здорова. А Родина погибает. Но знай: моё сердце – на твоей стороне. Твоя боль – моя боль.

Будем живы – не помрём.

Даст Бог, свидимся.

Поклон твоей семье.

Твой Юрий Кузнецов»

27.02.92

Это письмо, как явствует из даты, было написано до начала событий в Чечне. Но в Баку произошла январская бойня. Армяне, пользовавшиеся поддержкой внешних и внутренних сил и начавшимся развалом Союза, прибегали ко всевозможным козням, вероломству, насилию и террору для захвата нашей исторической земли – Карабаха. Только таким гениальным провидцам, как Юрий Кузнецов, было дано понять, что эти события не завершатся только расчленением Азербайджана, распадом Союза, а сулят новые бедствия самой России… Юрий Кузнецов, истинно православный человек, написавший три превосходные поэмы о Христе – спасителе и вероучителе, занял место не в рядах «христианских братьев», а на стороне справедливости, причём я не просил его об этом.

– Когда вы встретились в последний раз?

– Помню, меня приглашали на 200-летний юбилей А.С. Пушкина в 1999 году. Из Турции, где работаю в последнее время, я полетел не в Петербург, где проводились юбилейные торжества, а в Москву, чтобы встретиться с друзьями, особенно с Ю.Кузнецовым. 3 июня мы опять встретились у него дома и долго беседовали после многолетней разлуки. Больше всего его беспокоила судьба России, которую он любил больше жизни…

– Отец, мне повезло больше, чем тебе. Я встретилась с Юрием Кузнецовым в начале сентября 2003 года, фактически за два месяца до его смерти. Эта была незабываемая встреча, ибо мне посчастливилось общаться с гением. Ты всё время присутствовал в наших беседах. Он хотел опять взяться за перевод твоих стихов…

– Но, к сожалению, смерть оборвала жизнь такого незаурядного человека. Если бы он продолжал жить, он радовал бы нас своими новыми бессмертными произведениями.

– Он наверняка обрадовал бы нас своим участием в твоём 70-летнем юбилее.

– Я уверен в этом, между нами была большая дружба.

– Отец, спасибо тебе за интервью. Хотела бы с твоего позволения закончить нашу беседу твоим стихотворением «И он ушёл» в прекрасном переводе Михаила Синельникова, которое ты посвятил Юрию Кузнецову.

И ОН УШЁЛ

Памяти Юрия Кузнецова

…Вот и Он из мгновенного мира ушёл, Всё оставил и с шумного пира ушёл. Если б знал, не пустил бы его… Но с тоской, Обманув этот морок мирской, он ушёл. Отдал ленность свою беспредельным полям И лучи своих глаз – убегающим дням, Отдал всё, что имел, и грехи свои – нам Уступил, избирая покой, и ушёл. Что почувствовал он перед пропастью той? Кем он был? Отражением Правды святой, Словом Истины… Может быть, был он водой, Или облаком плыл над рекой и ушёл. Рано он поспешил окунуться во тьму И ушёл, не внимая уже ничему. Видно, не за что было держаться ему… Ухватился за сердце рукой и ушёл.

---

* Это личная точка зрения Мамеда Исмаила. Сотрудники нашей редакции не раз были свидетелями очень уважительного отношения Юрия Поликарповича как к поэтам Азербайджана, так и к писателям Армении. – Прим. ред.

---

Интервью вела Гюльзар ИСМАИЛ