ЛИТЕРАТУРНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ

№ 2015 / 11, 23.02.2015

Серьёзные авторы всегда имеют достаточно времени для обдумывания и написания своих бессмертных произведений. Но как только труд бессонных ночей сдан в типографию, право владеть и распоряжаться судьбами героев уже не принадлежит самому родителю литературных миров.

 

Журнал «Дальний Восток» № 1 2015

 

Случаются, конечно, великие продолжения, сложно описать впечатления от возможного помещения героев «Войны и мира» Льва Толстого в пучину декабристского движения, а Алёши Карамазова в революционные выступления народовольцев. Но неотъемлемое право трактовать события и образы героев книг остаётся только за читателями, автор обязан успеть сказать своё слово лишь на страницах произведения, отчуждая людям великое право собственности – полностью погружаться в мир писательского замысла.

                                                

В первом номере журнала нельзя оторваться от стихов Михаила Мезрина, включённых в подборку «На задворках Земли». Поэт щедро одаривает новыми смыслами читателей, ничего для этого не жалея, даже себя:

И о том сожаления нету, Что, судьбу безответно любя, Я оставил и людям, и лету На прощанье частицу себя…

Яркие сравнения умиротворяют сознание, раскрывают дорогу к вершинам долгожданного постижения красоты и истины:

По тёмному парку, что жёлтой листвой Как золотом мира усыпан с лихвой – До чёрных трамвайных путей вдалеке, Что вверх к горизонту бегут налегке.

Стихи выявляют добрый нрав лирического героя, участие, сострадание и милосердие к ближним:

По стеклу вода бежит, Над листком рука дрожит. Этой жизнью, даром Бога, Женщина не дорожит.

Даже трагический случай не обрывает в душе мелодию любви, несчастье грозно призывает осмотреться, направляет к духовной стойкости, чтобы сохранить и в беде человеческие качества:

Эта женщина одна. Эта женщина видна Только миг в сквозном проёме Ярко-жёлтого окна. А потом – лишь мрак и тишь И паденье капель с крыш, Да и ангелов у тела в темноте не разглядишь…

Михаил Мезрин не ищет в поэзии лёгких путей, ни тени комфорта, вопреки всему верит в спасительную суть надежды, встречу с живыми ясными образами и обретение высшего жизненного Порядка:

Так, словно на тёмной аллее Осенней ненастной порой Внезапно вдруг стало светлее – Луч солнца блеснул золотой.   Рассыпался в радостных бликах, Искрился на мокрых листах, Играя и тая на ликах Марии, младенца Христа…

Среди прозы журнала наиболее заметный отголосок производит повесть Ларисы Ратич «Проблемы некосмического масштаба». В относительно малом объёме сосредоточен максимум возможной информации о состоянии общества, его язвах и путях их преодоления. Но автор не выносит окончательный приговор, только предлагает одно – старшему поколению повернуться лицом к молодёжи, глубже проникнуться ответственностью за их жизнь, перестать заниматься только своим взрослым «космосом». Многочисленные герои повести сегодня для нас – только отражение боли от существующего положения вещей. Обыденно убийство бездомного в ходе конфликта со школьниками, потеря нравственного облика ради материальных благ, двойная мораль власти. Знакомое чувство истока всех проблем – от неправильного воспитания – глубоко закопано в самых дальних тайниках сознания и уже никого не беспокоит. Разные ступени на лестнице благ от жизни только усиливают типичность закоренелых грехов у молодёжи. Спасённые и вновь обретённые в жизни цели лишь на миг сковывают животную природу человека, чтобы дать печальным образом оступиться, встать на преступную дорогу. Оставленные в детстве на произвол судьбы, молодые души тянутся ко всему плохому, противоречивому, кричащему. И результат – в помыслах, находящих воплощение в диком свободном полёте без наставления взрослых. Образы в повести Ларисы Ратич тщательно выведены, читатели, будем надеяться, таким образом, просвещены и теперь задумаются о выбранном пути, переживая, душевно окрепнут, будут стараться в будущем не повторять подобных ошибок и тянуться впоследствии только к свету добра и созидания в отношениях между людьми.

                                                              Журнал «Октябрь» № 1 2015

В первом номере журнала достоин углублённого прочтения роман в трёх действиях с антрактами Андрея Геласимова «Холод». Автор задумал многое сказать обществу; пусть это и облачено в романную форму, но требует незамедлительного ответа всех разумных сил России на отнюдь нериторические вопросы. Применяя современные литературные методы и элементы культурных кодов, писатель не только пытается захватить и молодёжную аудиторию, а решается осмыслить настоящее посредством уже новых, быстро меняющихся смыслов и языков воплощения. Качество и свойство текста вполне кинематографические, преобладание диалогов даёт динамику сюжету, но более чуткому читателю от этого не за что зацепиться, трудно найти в событиях и образах героев близкие душевные нотки. Главное действующее лицо, московский театральный режиссёр Филиппов, возвращается на Родину, в Якутск, за необходимыми эскизами к спектаклю. В начале романа описаны скорбные события молодости, когда от измены жены он пробуждается к жизни античной мощью, вовсю завлечён мистикой театра. Выведен в романе и демон пустоты, альтер эго героя, представляющий, скорее всего, его совесть. К тому же личная судьба заставила выставить претензии к человечеству, завела в резко циничные рамки восприятия. Упоминается и игривое отношение к жизни, часто сменяющееся пульсирующей бедой и леденящей глухотой. Отдельным моментом выступает океан мыслящего холода. Предпринимались попытки перевести душевную боль в область физического, но и они не увенчались успехом. По словам автора, случилось «наполнение антисмыслом». Нравственный выбор в финале разрешает мучившую героя судьбоносную проблему. Он снова очищен, свободен для дальнейших, уже более обдуманных, действий. Ответ на вызовы общества нащупан стихийно. Ведь не обязательно всем быть счастливыми, несчастья и испытания ещё способны на чудо, на любой невозможный эффект. Режиссёр Филиппов претерпел всю боль холода, когда пространство исчезло, а тело осталось живо лишь во времени. Но этим он и подарил обществу шанс ещё раз раскрыть глаза на собственные поступки, желания, на возможность принятия к сведению только чистовика жизни, когда ничего не исправить, а ответственность лишь на тебе.

Из опубликованного в журнале также выделяется эссе Вячеслава Пьецуха «Что такое литература, и как это делается». Автором проведён необходимый экскурс в историю с чёткими теоретическими выкладками, порой смягчёнными ироническими отступлениями, но всё же направленными на решение важной проблемы творчества.

Точные сравнения для читателя – это лишь констатация факта о серьёзности и тяжести ситуации: «всё-таки книжку прочитать – это не то, что делянку под картошку вскопать или починить в доме электропроводку, вроде бы и без того жизнь коротка, как заячий хвост, и глаза портить не годится, и основные вопросы бытия давно закрыты, а людей всё тянет к печатному слову, точно в нём заключена какая-то вящая благодать…»

Достаётся на орехи и представителям литературного цеха: «бывает писатель, имеющий что сказать городу и миру, который способен затмить Эйнштейна по части теории относительности и совершить в сознании читателя форменный переворот, затем что у него на плечах сидит уникальная голова. А бывает писатель, который только и может, что в письменном виде поделиться с публикой своими наблюдениями над вечерней зарёй, характерами современников, а то расцветкой бабочки махаон».

Привлекают внимание и добротные ноу-хау, яркие авторские находки, ведь «настоящая литература как алгоритм. Оказалось, что картинки природы и быта – это само по себе, но сущность литературы и её основная задача состоит в том, чтобы искусно обнажить нерв того таинства, которое называется жизнью человека среди людей. Другими словами, большой писатель, способный проникнуть в самую суть вещей, нащупывает болевую точку явления, характерного для своего времени и вообще, и ужимает недуг до формулы, сводит к откровению сумму разрозненных наблюдений, то есть фактически из всякого сора синтезирует диамант».

Имеют место и философские отступления: «Ведь литература – в прикладном отношении – есть прежде всего источник благородного беспокойства, от случая к случаю наводящего человека на мысль: а жизнь-то одна, позади вечность, и впереди вечность».

Отмечена мимоходом и фигура великого Гоголя, который: «первым открыл, что в основу всякого сочинения в прозе должен быть положен некий замковый камень, именно концепция, или лучше сказать, озарение, на которое наводит писателя практика бытия. Такое случается не каждый день (в чём, собственно, и трагедия литературного дела), озарения порой дожидаются месяцами, а то и годами, но по временам их может нахлынуть целая череда… Так вот у Гоголя все его сочинения (ну или почти все, потому что и на старуху бывает проруха) осмыслены до последней запятой, приведены к единому знаменателю и неукоснительно работают на определённое знание, из тех что помогают человеку разумно существовать. Огромное большинство нынешних писателей этого не знает и не понимает, между тем настоящая проза – то, что не вызывает вопроса «зачем это написано».

Такие выводы доведены до общества с высоты пережитого опыта маститым литератором Вячеславом Пьецухом, а нам остаётся осмыслить и принять решение, которое будет в чём-то своевременным, а в чём-то слегка революционным.

Николай ПАЛУБНЕВ,
г. ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ