Джихад сердца

№ 2009 / 50, 23.02.2015

Убийство священника Даниила Сысоева лишний раз продемонстрировало предрасположенность нашего общества к конфликтам, связанным с религиозной или национальной идентичностью.

Убийство священника Даниила Сысоева лишний раз продемонстрировало предрасположенность нашего общества к конфликтам, связанным с религиозной или национальной идентичностью. В то же время демографический спад и массовая иммиграция всё больше и больше меняют этноконфессиональный состав России. В этих условиях неудивительно, что ксенофобия постоянно растёт, а многочисленные призывы к толерантности остаются малоэффективными. Всё явственнее напрашивается вывод о том, что мультикультурность – серьёзный вызов, требующий усиленного осмысления. Настало время чётко определиться с подходом к решению этой сложной проблемы.





Прежде всего, мы должны осознать, что миграция – естественный процесс. Человечество кочевало и в древности, но намного медленнее, и «аборигены» с большей лёгкостью привыкали к пришельцам. Сейчас люди перемещаются с огромной скоростью. Поэтому так называемый «плавильный котёл» не успевает справиться с широким потоком иностранцев. Мало того, глобализация сталкивает народы, далеко отстоящие друг от друга в географическом и культурном отношении. Китаец в Лондоне или африканец в Москве воспринимаются как совершенно непривычные и экзотические фигуры. Это обстоятельство ещё более усиливает шок и дезадаптацию у местного населения.


На мой взгляд, неправильно относить ксенофобию только к сфере нравственного выбора. Цивилизованный человек, конечно, обязан воздерживаться от немотивированной агрессии против чужаков. Но невозможно запретить внутреннее напряжение, дискомфорт, которые испытывает каждый из нас, оказавшись среди них. Ксенофобия – в равной степени и культурный, и психологический феномен. Это иррациональный страх. А боящийся часто действует по принципу: нападение – лучшая оборона. Складывается ощущение, что вся борьба с этим опасным явлением сводится к тому, что нас постоянно стыдят за «нетерпимость». Уверен, что такая установка приводит лишь к вытеснению негативных эмоций в подсознание, откуда они рано или поздно вырвутся с бешеной силой. История показывает, что погром в России, как и бунт, – бессмысленный и беспощадный.


Откуда возникает навязчивая боязнь людей иной национальности или веры? Очевидно, корень проблемы – инстинкт самосохранения, который во много раз сильнее пищевого и полового вместе взятых. В отличие от животных человек живёт в относительной безопасности, а значит, потенциал мощнейшего инстинкта оказывается почти нереализованным. Психологами давно замечено, что у нас есть своего рода потребность испытывать страх. В этом одна из причин многих фобий: кто-то в лифт боится зайти, а кто-то на балкон – ни ногой. Однако с такими страхами наш разум, хотя и безуспешно, но всё-таки борется. А вот в случае с ксенофобией сознание начинает «подыгрывать» желанию бояться. Ведь общение с человеком радикально иной культуры и воспитания, действительно, несёт в себе зерно конфликта. Особенно это касается иммигрантов и гастарбайтеров, занимающих маргинальную (пограничную) позицию в социальной системе.


Другая причина ксенофобии кроется в исторической памяти народа, где живут представления об этнических и религиозных противостояниях прошлого. Мне часто приходилось слышать такое расхожее мнение, будто бы массовое проникновение арабов в Европу сопоставимо с захватом германцами Рима, который привёл к краху античной цивилизации. Полная чепуха. Во-первых, Римская империя находилась в глубоком кризисе задолго до «великого переселения народов». А во-вторых, античная государственность была во много раз примитивнее современной западной.


Сегодняшняя власть обладает беспрецедентной системой контроля и социальной инженерии. Теперь невозможно прогуляться по центру Москвы и не быть зафиксированным десятками видеокамер наружного наблюдения. Сотовые телефоны и банковские карточки позволяют обнаружить абонента почти в любой точке планеты. Наша жизнь становится всё более контролируемой и прозрачной, причём с нашего же согласия. И вот это-то обстоятельство несёт реальную опасность.


Я очень боюсь, что именно как реакция властей на миграционный кризис может возникнуть новый вариант тоталитарного режима. Ведь чиновники любой, даже самой демократической, страны склонны все социальные проблемы решать административными мерами. В будущем мы рискуем оказаться, образно говоря, в «электронном концлагере». Чтобы этого не произошло, гражданское общество обязано разделить с государством ответственность за преодоление и профилактику этноконфессиональных конфликтов.


По-моему, мы ещё не осознали такую очевидную мысль, что если нации существовали не всегда, значит, рано или поздно они исчезнут. Сегодня для всех стало очевидным зарождение нового проекта, смысл которого в полной мере неясен даже тем, кто его создаёт. Поэтому ему дали ни о чём не говорящее название – «постмодерн». Насколько я могу судить, реализация этой программы будет сопровождаться распадом больших сообществ людей и дроблением «социального тела» на мелкие сегменты. Можно пофантазировать и предположить, что в будущем молодёжные субкультуры перестанут быть игрой бунтующих подростков и заменят собою нацию в качестве базовой идентичности. На эту мысль меня натолкнула одна статья в Интернете, где говорилось о так называемых «готах». Оказывается, многие из адептов этого популярного ныне движения, став взрослыми, не хотят порывать с ним. Однако они не могут позволить себе ходить, скажем, в офис в экстраординарных костюмах. Для таких был специально разработан более сдержанный стиль одежды, который тем не менее сохранил некоторые характерные элементы старого имиджа. Иными словами, то, что раньше было «андеграундом», выходит на поверхность и уверенно осваивается в мире нормативной культуры. Если другие субкультуры пойдут по этому пути, у нас появятся ещё и взрослые «эмо», «анимешники», «толкиенисты» и т.д. В таком случае возникнет ситуация, аналогичная той, которая имела место в средневековье. Литературный язык станет элитарным, а разговорный раздробится на множество говоров. Ведь у каждой субкультуры не только свой уникальный стиль жизни, но и сленг.


Получается, что массовая миграция есть внешний фактор, лишь усиливающий неизбежный распад титульных наций, «предусмотренный» проектом постмодерна. Для нас, людей, воспитанных в духе прежней парадигмы, это катастрофа. Но катастрофа – оборотная сторона развития. А исчезновение традиционной крестьянской культуры, богатейшей и самобытной, разве не такая же трагедия? Моей маме, например, ещё повезло слышать от её бабушки по-настоящему народные сказки. А я их уже не слышал. И мне больно от этой мысли. Можно, конечно, найти специальные академические издания. Но разве они заменят тот удивительный опыт, который приобрела моя мама, будучи маленькой девочкой? Подлинно народную сказку надо не читать и не зачитывать вслух, а передавать из уст в уста. Только тогда раскрывается её внутренняя глубина, её душа. Ведь «душа» происходит от слова «дыхание». В отличие от авторского, фольклорный текст должен быть обязательно изменён рассказчиком, согрет его творческим дыханием. Без этого он не достигнет нужной душевной температуры и не заиграет всеми своими красками.


Выживание народа – вопрос не количественный, а качественный. Недавно, гуляя по улице, я столкнулся с потрясшей меня ситуацией. Мамаша, примерно моего возраста, обругала матом свою совсем ещё маленькую дочь. Я испытал шок, хотя понимал, что это не самое страшное. У нас нередки теперь жуткие зверства в отношении детей. Я шёл и думал: «материнский капитал» – это действительно решение проблемы? Такая вот мать, конечно, родит и второго. Например, ради того, чтобы иметь возможность внести первый взнос за квартиру. А будет ли она любить ребёнка, которого была, по сути, вынуждена родить? Ведь трудности воспитания «перевесят» любые деньги. И если эта женщина к ним не готова, она будет злиться и срывать свою злобу на том, кто слабее. И, скорее всего, не на самом маленьком, а на старшей дочери, которую уже сейчас ругает нецензурной бранью. Так что вопрос о последствиях нынешней демографической политики остаётся открытым. Да, показатели рождаемости у нас повысятся. Но на смену нам придёт целое поколение с изломанной судьбой, поколение невротиков, которых не любили родители.


Надо понять простую истину: важно не то, сколько нас, а то, какие мы. Позволю себе привести пример, который на первый взгляд может показаться сомнительным. Целых двести лет сравнительно небольшая английская администрация управляла многомиллионной Индией. И дело тут не только в технологическом превосходстве. Одной лишь силой нельзя так долго держать в повиновении огромную империю. При всех негативных сторонах колониализма нельзя не признать, что до определённого момента индусы испытывали уважение к «белому человеку». Здесь нет никаких расовых предрассудков. Уважение вызывал не цвет кожи, а джентльменский дух. Конечно, все англичане не были его носителями, но это и не нужно. Важно другое: в Англии в конце XVIII – середине XIX века появился тонкий слой людей, сформировавших нравственное «ядро» нации. Самые яркие из них – Уильям Уилберфорс, Уильям Гладстон, Герберт Спенсер, Джеймс и Джон Стюарт Милли, Сэмюель Смайлс и Томас Карлейль. Их морально-этическое открытие заключалось в простой, как нам сейчас кажется, мысли: джентльмен – это не тот, у кого титул, а тот, кто благороден душою. Англия переживала тогда серьёзную трансформацию, чем-то похожую на то, что испытываем мы сегодня. Промышленный переворот с бешеной скоростью разрушал привычный образ жизни. Традиционные представления о морали отметались прочь холодным капиталистическим расчётом. И вдруг в самих буржуазных кругах появились люди, которые взяли на себя ответственность разработать новую нравственную парадигму, отвечающую задачам модернизации. Иными словами, они решили сделать капитализм моральным. В большинстве своём это были глубоко верующие протестанты. Созданный ими буржуазный этос многое позаимствовал у христианства. Их идеал выражался английским словосочетанием self-made man («человек, сделавший сам себя»). Сегодня принято искажать это понятие, сводя его к идее внешнего карьерного успеха. На самом деле, успех рассматривался творцами этой доктрины лишь как неизбежное следствие постоянного саморазвития личности. По-настоящему счастливым, по их мнению, может быть лишь тот, кто до самой смерти совершенствует свою душу, кто трудится и к каждому занятию умеет подойти творчески. В этом они видели призвание, данное человеку Богом.


Вопреки мнению Маркса, бытие не всегда определяет сознание. Часто бывает наоборот. Ни капитализм, ни глобализация сами по себе не плохи и не хороши. Всё зависит от нас. По-моему, гражданским можно назвать лишь общество с определённой «критической массой» людей джентльменского духа. Их появление – это уже не просто вопрос личного нравственно-психологического выбора. Это вопрос выживания.

Алексей ЦАРЕГОРОДЦЕВ,
преподаватель Челябинского госуниверситета,
г. ЧЕЛЯБИНСК

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.