Всё как у Сенчина!

№ 2010 / 5, 23.02.2015, автор: Владислав ОТРОШЕНКО

– Владислав Олегович, сейчас многие писатели занялись сочинением биографий для серии «ЖЗЛ». Как вы относитесь к этому?

– Думаю, что писать только бесконечные биографии, ставить их на поток – это перебор. Ничего хорошего обычно из этого не выходит. Хорошо можно написать одну, максимум две биографии.

Владислав ОТРОШЕНКО

– А вы о ком-нибудь хотели бы написать биографию?

– Такую биографию я уже написал. Больше двадцати лет назад у меня вышла книга о Сухово-Кобылине.

– Чем вас привлекла эта личность?

– Вы знаете, я не скажу, что Сухово-Кобылин относится к моим любимым писателям. Меня скорее он поразил не как писатель, а как человеческая личность. Это был человек с огромной волей, с сильным непреклонным характером, и в то же время не лишённый слабостей. Привлекала и его драматическая судьба, в частности, тёмная история с убийством его любовницы Луизы Симон-Деманш.

– Вам удалось разгадать тайну этого убийства?

– Отчасти. Я тщательно рассмотрел все одиннадцать улик, которые выдвигались на суде против Сухово-Кобылина, сопоставил их с его дневниками и пришёл к выводу, что уголовной вины у него не было, но определённая доля вины, так сказать, нравственного характера всё-таки была. Дело в том, что Симон-Деманш убили крестьяне, которым казалось, что они тем самым выполняют волю своего барина. Вообще, это очень сложный, запутанный клубок, распутать который можно, зная тогдашние особенности взаимоотношений барина с крестьянами.

– Насколько я помню, о Сухово-Кобылине писала Майя Бессараб.

– Она написала добротную литературоведческую книгу. У меня же книга хотя и основана на документах, но структурирована она как роман-расследование жизни русского просвещённого барина (одновременно и доброго, и жестокого); и, может быть, я первый из писавших о Сухово-Кобылине вложил личностное чувство, личный мотив (то, чего мне тогда не хватало самому – сильного, твёрдого характера – я нашёл всё это в моём герое).

Владислав ОТРОШЕНКО

– Над чем вы сейчас работаете?

– Заканчиваю цикл из десяти коротких рассказов под общим названием «Языки Нимродовой башни». Этот цикл посвящён описанию вымышленных языков, которые возникли на обломках Вавилонской башни, и является итогом всех моих размышлений о языке, о моём инструменте. Главный герой рассказов – язык и его воплощение. Надо сказать, что этот цикл отнял у меня много сил и времени, потребовал, я бы сказал, медитативной работы, полного погружения в свой инструмент.

– В каком издании планируете издать ваши миниатюры о языке?

– В журнале «Русский пионер».

– Какие книги в последнее время вы прочитали?

– В основном я читаю научную литературу, связанную с моей писательской работой. Сейчас читаю исследовательские работы середины XIX века о так называемой Кумо-Манычской впадине (в древности здесь был пролив между Азовским и Каспийским морями), необходимые мне для новой книги. Долина реки Маныч интересовала меня с детства, когда мы с отцом ездили туда рыбачить. С тех пор мысленно постоянно возвращаюсь в эти места. Любопытно, что даже в XIX веке не существовало карты этой впадины. Это было белое пятно.

– Из художественной прозы вас что-нибудь зацепило?

– Недавно начал читать роман Олега Павлова «Асистолия», напечатанный в 11-м и 12-м номерах «Знамени». Олег писал его довольно долго, что дало повод некоторым критикам объявить, что Павлов исчез из литературы. И вот могу сказать, что этот роман доказал, что Олег Павлов не только не исчез из литературы, а поднялся на новый творческий уровень. «Асистолия» – мощный, сильный роман. Это чувствуется сразу, с первых десяти страниц. Чтобы так писать, надо работать действительно долго.

– А что вас возмущает и, наоборот, радует в литературе, в жизни?

– Негативную реакцию вызывают у меня события, касающиеся ментовского беспредела. Все новости на эту тему – как железная стружка в глаза. (К слову, универсам, где майор Евсюков расстрелял людей, находится недалеко от моего дома, и я часто туда заходил.) Недавно моего друга, работающего в Академии наук, просто так, походя, избили в электричке милиционеры. Раздражает наша абсолютная незащищённость от действий стражей порядка.

Кстати, наша социально-протестная художественная литература ставит диагноз обществу с такой точностью, с какой не ставит журналистика и публицистика. Она стала попадать не просто в мишень, а уже прямо «в десятку». Приведу такой пример. В новом романе Сенчина «Елтышевы», который произвёл на меня сильное мрачное впечатление, есть сцена, когда менты в вытрезвителе забивают людей. И вот на днях показывают репортаж, как милиционер забил журналиста в вытрезвителе. Всё как у Сенчина!

Из радостных впечатлений могу отметить появление в этом году новой всероссийской литературной премии «Чеховский дар». Вообще я плохо отношусь к нынешнему изобилию премий. На мой взгляд, премиальное поле давно стало перекрывать поле литературы. Но здесь случай особый. Дело в том, что премия «Чеховский дар» ориентирована на рассказчиков, в то время как другие – в основном на романы. Сегодня все требуют романов. Рассказы, они как трава в лесу, не могут пробиться к солнцу (читателю), их заслоняют мощные деревья (романы и повести). А между тем у нас очень много талантливых писателей-рассказчиков, пребывающих (особенно в провинции) в безвестности. Надеюсь, что новая премия исправит эту несправедливость.

Записал Илья КОЛОДЯЖНЫЙ