Литература – прибежище неудачников

№ 2010 / 5, 23.02.2015

Недавно на новостийном интернет-ресурсе «Беломорканал» прошла конференция с Германом Садулаевым. В «народном» интервью были затронуты различные проблемы – чеченский вопрос,

Недавно на новостийном интернет-ресурсе «Беломорканал» прошла конференция с Германом Садулаевым. В «народном» интервью были затронуты различные проблемы – чеченский вопрос, современная российская ситуация и, конечно же, литературные вопросы.

Блиц-вопросы Герману САДУЛАЕВУ

– Герман, в блоге вы писали, что уволились с работы? Кем и где работаете сейчас, если не секрет?

– Да, я ушёл из офиса. Хотя никакой ненависти у меня нет – просто устал, восемь лет как раб на галерах. При определённых обстоятельствах, может, снова буду работать в офисе. Или ещё руками я тоже многое могу делать. Например, готовить. Человек должен работать. Кто не живёт своим трудом, тот живёт чужим трудом. Сейчас я работаю юристом на замечательную московскую компанию, в удалённом доступе, что позволяет мне не ходить в контору, быть в Питере, в Хельсинки, в Чечне или в Берлине.

– Кто-то из литературных критиков однажды сказал, что «от искусства для вечности остаётся только метафора». Ваша самая любимая метафора или сравнение из русской литературы и, наоборот, самая чудовищно неопрятная фраза? Читая книги какого современного автора, вы понимаете, что так хорошо не напишете никогда?

– «Мёртвые души» – целиком метафора. Неопрятные фразы забываются, и слава Богу! Я никогда не напишу так, как Елизаров, так, как Мамлеев, как Прилепин, не напишу, и как Айрапетян, не напишу тоже. Но прекрасное разнообразие талантливых современников меня радует. Я постараюсь написать, как Садулаев. Может, получится.

– Что можно считать произведением искусства? Именно ваши критерии.

– Давайте я коротко отвечу. Произведение искусства не фотографирует внешнее, умножая иллюзорные объекты, а создаёт новую реальность, в которой схвачены внутренние законы мира. Этим, по-моему, ещё и отличается реализм от не-реализма, поэтому Толкиен – реализм, а информационные программы Первого канала – чистое фэнтези.

– Герман, на ваш взгляд, литература имеет ли какой-либо смысл в современном обществе или это прибежище неудачников, которые не смогли вписаться в стандарты нового мира?

– Литература всегда и в любом обществе – это прибежище неудачников, которые не смогли или не захотели вписаться в существующие стандарты, а поэтому раздвигают рамки и задают миру новый стандарт.

– Как мне кажется, нынешние беллетристы не умеют недоговаривать, не видят в читателе соавтора. Кто, на ваш взгляд, из современных писателей знает, что такое подтекст и его роль в тексте? У кого из «не биографических» литераторов (пишущих полухудожественную, полудокументальную прозу о себе) самое сильное воображение?

– Вы правы, соблазн прямого высказывания силён. И у меня. Часто хочется именно что-то поведать. Но, как говорит герой Юзефовича, «моралите убивает мессидж». У Юзефовича правильное воображение и правильное недоговаривание.

– Как вы относитесь к интеллигенции в России? Есть ли она сейчас и какова её роль? Какова сейчас элита общества?

– О, даже не знаю! Ничего не могу сказать про интеллигенцию. Иногда мне кажется, что это я, но моя жена и некоторые телеведущие говорят, что я, наоборот – гопник. Так что пусть о птицах судят орнитологи. А настоящая элита общества – это точно я и мои друзья, даже если мы все настоящие гопники, тру-быдло, потому что «думаем о своей Хазарии», как в моей «Таблетке» бедный пастух. А те, которые сейчас в кабинетах, я их плохо знаю. Какие-то люди. Среди них наверняка есть и хорошие люди, и очень хорошие люди, они любят жену, детей и свою собаку. И всё время заботятся о благе страны. Только какой-то другой страны. Не нашей.

– Насколько вы согласны с героем своего романа «Шалинский рейд»?

– Это мой персонаж, иногда я согласен с ним, иногда нет. Иногда он сам с собой не согласен. А ещё его взгляды претерпевают эволюцию. Мне кажется, это отличительная черта романа от произведений сериального типа: доктор Хаус в каждой серии в одном амплуа, а герой романа входит в повествование одним человеком, а выходит в финале другим. Мой персонаж с самого начала не любит «джихадистов». Он хочет, чтобы было такое мирное спокойное государство, в котором люди могут жить, а участвовать ни в какой священной войне он не хочет, он по-своему прагматик и циник. У этой партии в романе постоянные конфликты с «шариатчиками», которым только и нужна была война на уничтожение. В войну он был втянут, как и многие другие, против своей воли. И если вы прочтёте вторую часть романа, то узнаете, каким парадоксом для него всё закончилось.

Подготовил Андрей РУДАЛЁВ