Зачем плодить посредственность

№ 2010 / 6, 23.02.2015

Не­дав­но в од­ной из га­зет про­чи­тал ра­бо­ту кри­ти­ка Ан­д­рея Ру­да­лё­ва «Ли­те­ра­ту­ра со­зда­ёт се­бя» и глу­бо­ко за­ду­мал­ся. В сво­ей ста­тье Ан­д­рей раз­мы­ш­ля­ет «о вну­т­рен­них тер­за­ни­ях не­ре­ши­тель­ных ли­те­ра­то­ров

Недавно в одной из газет прочитал работу критика Андрея Рудалёва «Литература создаёт себя» и глубоко задумался. В своей статье Андрей размышляет «о внутренних терзаниях нерешительных литераторов», как заявлено в названии, на примере своего друга, великолепного рассказчика, не желающего, тем не менее, переносить свои рассказы на бумагу, поскольку он «опасается делать халтуру, не хочет становиться в конвейер графоманов, да и требования к себе предъявляет большие». Моё внимание в особенности привлекли такие рассуждения критика: «Конечно, периодически себя ограничиваешь, стараешься держать курс и сам задаёшься вопросом: «Зачем плодить графоманов?». Думаешь периодически, а почему бы не написать рассказ, повесть?.. Так ведь, скорее всего, и напишется. Иногда бывают моменты, когда что-то поэтическое пульсирует в мозгу. Пытаешься даже записать, а ритм идёт и идёт… Тогда бьёшь себя по рукам и стараешься на что-либо переключиться. А то, чего доброго, внушишь себе, что поэтически способный. Зачем плодить графоманов, зачем посредственность?». И далее: «Можешь не писать – не пиши» – так снобистски советуют некоторые умники. Но как-то всё больше понимаешь: если можешь что-то сделать – делай, только адекватно и без лишнего пафоса относись ко всему этому процессу. Может снести башню, начнёшь всё это серьёзно воспринимать, тогда беда…».


Не знаю, как Андрей, а лично я всегда ощущал себя именно не критиком, а писателем. Когда читаешь о себе в какой-нибудь газете или журнале краткую суровую характеристику «литературный критик», невольно в изумлении вскидываешь брови. Ведь литературный критик выступает прежде всего аналитиком произведений, для чего автору необходима серьёзная подготовка и солидная теоретическая база. А вот писатель ставит перед собой совсем иные задачи. Для писателя главное – нарисовать художественный портрет рассматриваемого им литератора, приоткрыть читателю завесу своего внутреннего мира и поделиться с ним своими чувствами, возникшими при чтении того или иного творения. «Критика – это исповедь», – написал я однажды, в самом начале своей творческой деятельности, и сейчас остаюсь при том же мнении. Когда критическую статью пишет не критик, а писатель, то она всегда являет собой исповедь писателя перед своей читательской аудиторией.


Иногда мне, как и Андрею, приходит мысль о том, чтобы попробовать себя в прозе. Как поэт я себя уже пробовал. Посылал стихи в несколько разных изданий, их везде отвергли и, на мой взгляд, справедливо. Ну а проза? Ведь есть же у меня интересные замыслы, готовые задумки. Но тут мне часто вспоминается одна притча из «Алхимика» Пауло Коэльо, в которой торговец хрусталём с грустью признаётся пастуху Сантьяго: «Я желаю только мечтать о Мекке. Тысячи раз я представлял, как пересеку пустыню, как приду на площадь, где стоит священный камень, семь раз обойду вокруг и лишь потом прикоснусь к нему. Я всякий раз представляю, сколько людей будет толпиться рядом со мной и как мой голос вплетётся в общий молитвенный хор. Но я боюсь, что меня постигнет ужасное разочарование, и потому предпочитаю только мечтать». Вот и я, подобно герою бразильского автора, боюсь того же самого и потому предпочитаю пока только мечтать о прозе. Боюсь, в частности, что после первого яркого дебюта в моём творчестве наступит непрерывное глухое молчание, как это было, например, у Ирины Денежкиной. Пугает и другое. Говоря об авторской песне, Владимир Высоцкий откровенно признался в своём знаменитом монологе 1980 г. для телепередачи «Кинопанорама», что «это дело требует очень большой работы». «Эта песня всё время живёт с тобой, не даёт тебе покоя ни днём, ни ночью, – пояснял он. – Записывается она иногда моментально, но работа на неё тратится очень большая. И если есть впечатление, что это делается легко, то это ложное впечатление». То же можно сказать и о писательском труде. Даже статья требует от писателя предельной концентрации, душевной обнажённости, колоссального напряжения и особой мелодики, над созданием которой нередко бьёшься по нескольку дней подряд, ибо даже одна неверная нота может оттолкнуть читателя, заставить его поморщиться и раздражённо отбросить твою вещь. Но ведь, что ни говори, а статья – это всё же «немалая, вторичная (выделено автором. – Д.К.) литература», «литература о литературе», по меткому определению Александра Солженицына. Что уж тогда помышлять о прозе, литературе самой что ни на есть первичной?


В общем, мне, как и Андрею Рудалёву, графоманов также плодить не хочется, и раз пока не получается отвлечься от всей житейской суеты и плотно засесть за работу над повестью, я и не пытаюсь. Но затея эта всё-таки не отпускает меня, и со временем я планирую дебютировать в печати как прозаик. Может быть, летом, в отпуске, когда будет больше шансов.


А сейчас продолжаю писать критические статьи. Для прозаика это тоже полезно: прежде чем вступать в литературный процесс, нужно ясно уяснить себе своё место в нём и понять, с кем же ты, мастер культуры.

Дмитрий КОЛЕСНИКОВ
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.