Не считаю, что наша жизнь безнадёжна

№ 2010 / 8, 23.02.2015

Рома Тирн – известная шри-ланкийская художница и писательница, которая с десяти лет живёт в Великобритании. Не так давно на русский язык был переведён её роман «Москит», который тут же стал бестселлером.

Рома ТИРН

Рома Тирн – известная шри-ланкийская художница и писательница, которая с десяти лет живёт в Великобритании. Не так давно на русский язык был переведён её роман «Москит», который тут же стал бестселлером.

– Рома, вы учились в Королевской балетной школе, потом занимались живописью (и довольно успешно), но в 2007 году «вдруг» написали роман… Чем было вызвано ваше обращение к литературе? Что такое может сообщить миру писатель, чего не может сообщить художник?

– Я всегда хотела быть писателем и начала писать ещё в детстве. Тем не менее я окончила Художественную Школу Раскина в Оксфорде. Когда мне захотелось написать роман, я пришла именно туда и спросила у своего учителя живописи: «Что же мне делать? Я хочу написать роман, но ведь я художница!» На что учитель ответил мне: «Рома, какая разница? Художник, писатель – это всё просто слова. Вырази то, что ты хочешь, и неважно, что у тебя получится в результате – книга или картина».

– Вы рисуете картины, делаете фильмы, пишете книги. Кем вы себя ощущаете в первую очередь: писателем, художником или фильммейкером?

– Сейчас писателем.

– В романе «Москит» вы рассказываете вымышленную историю, или у Тео и Нулани были реальные прототипы? Насколько ваш роман построен на автобиографическом материале?

– Автобиографические элементы есть в любом романе. Конечно, когда я пишу о Шри-Ланке, где я родилась и жила до десяти лет, и о жителях этого острова, я вкладываю что-то из своей биографии. Мои детские воспоминания просто не могли не отразиться в романе. В основу некоторых эпизодов, присутствующих в «Моските», легли реальные события, свидетельницей которых я была. Например, сожжение подростка заживо, описанное в романе, я видела в четыре года. Вот до такой степени этот роман можно назвать автобиографичным.

– Почему вы сделали главными героями романа писателя и художницу? Что бы принципиально изменилось в их истории, если бы Тео был, например, профессором математики, а Нулани – талантливой певицей?

– Я сделала главных героев писателем и художницей, потому что мне легче достоверно передать внутренний мир людей этих профессий, проникнуть в их головы, в их мысли. Я сама и художница, и писатель, и знаю, что это такое. Конечно, они могли бы быть и какими-то другими, скажем, математиками, но тогда мне было бы сложнее описать их изнутри.

– В начале романа говорится, что Тео приехал из Англии на Шри-Ланку в 1996 году. Оканчивается роман через десять лет, то есть практически в наши дни. Тем не менее ваш главный герой (Тео) пользуется печатной машинкой, переворачивает пластинку в проигрывателе… Нигде не упоминаются Интернет, мобильная связь… Скажите, Шри-Ланка действительно такая отсталая страна? Или это какой-то литературный приём? Зачем вам понадобился такой анахронизм?

– Книга начинается в 1986 году. Первые взрывы в Шри-Ланке датируются восьмидесятыми, и именно с этого момента начинается повествование романа. В то время, конечно, в Шри-Ланке не было ничего – ни мобильных телефонов, ни компьютеров, ни Интернета. К концу повествования – в середине девяностых – все эти технические новинки появились в Шри-Ланке, но не в массовом порядке. Что же касается «Москита», то к концу романа мобильные там уже ни к чему, они просто не вписываются в текст. К тому же, для повествования, для самого сюжета появление мобильных и компьютеров не имеет никакого значения. Конечно, сейчас в Шри-Ланке есть и ноутбуки, и Интернет, и мобильная связь.

Несмотря на заявление Ромы Тирн, на десятой-одиннадцатой страницах романа читаем: «Он (Тео) не так давно вернулся на Шри-Ланку, из какого-то необъяснимого упрямства оставив Англию и все блага, сопутствующие успеху. …Шёл 1996-й. За время его отсутствия Шри-Ланка изменилась».

– Один из героев вашего романа (Суджи) говорит: «Военные только убивают, а люди хоронят, и неважно, буддисты они или христиане». Далее в книге упоминаются изнасилованные и убитые мусульманки. Я знаю, что большинство населения Ланки – буддисты, часть индуисты, ещё есть христиане и мусульмане, а какого вероисповедания лично вы? И какое влияние ваши религиозные убеждения оказали на содержание вашей книги?

– Мой отец был католиком, а мать – буддисткой, поэтому я знакома и с той, и с другой традицией, бывала и в католических, и в буддистских храмах. Мне также знакома индуистская религия – в детстве, ещё в Шри-Ланке, мне приходилось сталкиваться с индуистами. Впечатления от столкновения с этими тремя религиями так или иначе отразились на тексте, но сама про себя я могу сказать, что я атеистка – я не придерживаюсь никакой религии и не хожу в храмы.

– Когда мистер Гунадин усыновляет из приюта тамильского мальчика Викрама, то Суджи говорит по этому поводу, что «мистер Гунадин преступил неписаные законы мироздания, а этого делать нельзя». Какой закон мироздания нарушил мистер Гунадин?

– Этот мальчик видел, как его мать изнасиловали и убили, а отец принял яд и умер. Суджи считает, что Викрам уже не может быть реабилитирован для общества, что он не вырастет нормальным человеком, и поэтому усыновлять его бесполезно.

– В середине романа Викрам осознаёт, что отомстить за мать и отца невозможно, и решает уйти из террористической организации. В этот самый момент вы его убиваете. Почему вы убили Викрама?

– Его смертью я хотела показать, что Викрам – это тот персонаж романа, который абсолютно всеми предан, жизнь которого не может сложиться сколько-нибудь плодотворно и продуктивно. В тот момент, когда он что-то начинает понимать о любви, его убивают, потому что всё равно продолжения этому нет. Из-за всего того, что с ним случилось, жизнь этого человека не может сложиться сколько-нибудь счастливо, и у его истории не может быть хорошего конца. Он проклят.

– Художник Рохан в вашем романе говорит, что «искусство – высшая форма надежды, а возможно, это наша единственная надежда, учитывая, что жизнь штука безысходная. И зачастую бессмысленная». Вы тоже считаете, что жизнь штука безысходная и бессмысленная?

– Нет, я не считаю, что наша жизнь безысходная и безнадёжная. Но я уверена, что искусство – это очень действенная, целительная сила, особенно для людей, пострадавших во время конфликтов. В Англии я работала с беженцами из разных горячих точек, и прежде всего я просила их художественно рассказать свою историю. Это очень помогало.

– В романе Суджи говорит: «Мы буддисты, так что же с нами случилось? Куда девалось сострадание?» Так что же, по-вашему, случилось с жителями Шри-Ланки? Почему они так озлобились? Куда девалось сострадание?

– Не могу точно ответить на вопрос. Но буддисты в Шри-Ланке действительно очень сильно изменились, и, мне кажется, это произошло потому, что они перестали понимать суть философии буддизма. Я считаю, что буддизм – прежде всего философия. А когда его превращают в религию, то суть философии утрачивается, буддизм размывается и становится уже не совсем буддизмом, на первый план выдвигается противопоставление «мы» и «они» – разделение людей на буддистов и не буддистов. Сочувствие всему, свойственное настоящему буддизму, исчезает. Буддизм в Шри-Ланке – это религия, а не философия, не настоящий, не подлинный буддизм.

– Брат Нулани Джим Мендес получил стипендию и уехал в Англию, Нулани уехала в Англию, Тео уехал в Англию. Рохан уехал в Италию… Но ведь не могут все 20 миллионов цейлонцев переехать в Европу… Что делать тем, у кого нет возможности уехать в Европу?

– Мне кажется, они должны попытаться сделать то, что пытаются сделать в Южной Африке – начать примирение в рамках свободной дискуссии, когда обо всех военных преступлениях говорится вслух. Конечно, это долгий процесс, собственно, и Южная Африка пока не достигла в этом успеха, но тем не менее это единственный способ, чтобы бойня и ненависть прекратились.

Беседу вела Екатерина КЮНЕ