Есть ли у «толстых» журналов шанс выжить

№ 2010 / 10, 23.02.2015

По­во­дом к на­пи­са­нию этой ста­тьи по­слу­жи­ла пуб­ли­ка­ция ма­те­ри­а­ла Дми­т­рия Ко­лес­ни­ко­ва «Ру­ки ко­рот­ки» («Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия», 2009, № 46). Толь­ко по­во­дом, ибо речь пой­дёт не о мос­ков­ском жур­на­ле «Ли­те­ра­тур­ная учё­ба»

Поводом к написанию этой статьи послужила публикация материала Дмитрия Колесникова «Руки коротки» («Литературная Россия», 2009, № 46). Только поводом, ибо речь пойдёт не о московском журнале «Литературная учёба», оказавшемся в центре внимания моего земляка-критика. Меня заботит, в конце концов, не судьба одного, пусть даже весьма достойного, издания, а проблема современной российской литературной периодики в целом. Колесников взглянул только на самую верхушку стремительно тающего айсберга, да и то – со своего личного «бока», я же попытаюсь заглянуть «под воду», насколько это вообще в моих силах…

Начало текущего столетия, казалось, придало литературной журналистике в нашей стране определённое ускорение. На рубеже веков смена поколений в литературе стала реальностью, которую невозможно игнорировать, выстраивая редакционную политику любого современного периодического издания. К этому времени наиболее активные фигуры позднесоветского периода, включая и официозных писателей, и разнообразно окрашенную диссиду, хотя бы по чисто физиологическим причинам уже не могли играть ключевую роль в литпроцессе. На постепенно освобождающееся место выдвинулось поколение новых литераторов, чьё эстетическое формирование происходило главным образом в девяностые годы, когда взамен квазирелигиозного коммунистического культа, с его показной псевдонравственностью, обществу была навязана идеология раскрепощения от нравственных и эстетических норм, немедленно заявившая о себе в российской культуре жесточайшим выкорчёвыванием традиций, ассоциировавшихся у многих с атрибутами только что поверженной во прах советской империи.

В момент наибольшей слабости государства, утратившего жёсткий контроль над печатной продукцией (что хитроумно превозносилось заинтересованными силами как торжество «гласности» и «демократии»), в условиях тяжелейшего нокдауна государствообразующей нации, в искусстве, и в том числе в литературе, произошёл тихий «еврейский реванш» – своеобразная расплата за десятилетия гонений, вынуждавших еврейскую интеллигенцию в СССР скрывать свою истинную национальность под русифицированными фамилиями и псевдонимами. Быстро сплотившись в новых реалиях, литературные деятели еврейской диаспоры в России попытались выдавить из профессиональной среды писателей коренной национальности. Гораздо более невыносимую форму приняла русская националистическая периодика, сформированная частью «литературных изгоев». Реакцией на скрытую русофобию стала в большинстве случаев весьма откровенно подаваемая юдофобия (в сочетании с агрессивным прославлением всего русского, православно-славянского, имперского и т.д.) на страницах так называемых патриотических изданий. Национально-русская литература, в основном изгнанная со страниц основных «толстых» журналов, стремительно провинциализировалась и профанировалась, в ней, кажется, окончательно возобладало тупиковое и захолустное почвенническое направление. В то время как рафинированная городская интеллигенция занялась вопросами физического выживания, на место законодателя «духовной» моды стала претендовать малообразованная публика с культурной и географической периферии русского мира, где также произошла деградация. Процесс этот в литературе начался ещё в конце двадцатых годов прошлого века необходимым в ту пору активным вмешательством государства в формирование новой писательской элиты из рабоче-крестьянских кадров, но только в последние два десятилетия принял черты явной патологии. Литературные «лимитчики», выпестованные в недрах рухнувшего под тяжестью собственных противоречий и под давлением внешних сил общественного строя, не получившие полноценного эстетического воспитания, чрезвычайно ограниченные в своём культурном кругозоре, состарившиеся в председательских креслах, – эти «товарищи» всё ещё препятствуют нормальному развитию русской национальной литературы, естественному её обновлению.

Из Петербурга – бывшей культурной столицы нашего отечества – вся эта дикая ситуация видится как-то по-особому отчётливо, и относительный успех свежего букеровского лауреата питерской писательницы Е.Чижовой – ещё не показатель. Нынешний литературный Питер представляет собой невское болото, о чём совершенно точно говорит в своей статье «Идеологическая графомания» Татьяна Лестева («Литературная Россия», 2009, № 39).

Размежевание центральной отечественной литературной периодики по национальному признаку загнало многонациональную авторскую элиту в тупик. Публикация в «либеральном» или «патриотическом» издании чаще всего перекрывает дорогу в противоположный лагерь. Да и перебежки случаются редко: зачем, в самом деле, печататься в дурно пахнущем «Нашем современнике», когда тебя так привечает якобы эстетствующее «Знамя»! Профессионализм деятеля искусства, кажется, почти перестал быть критерием оценки его труда, и взамен тут же явились новые критерии – национально-идеологические. Обособление определённых писателей вокруг определённых журналов повлекло за собой естественное следствие – распадение общей читательской массы на отдельные, не связанные друг с другом сегменты. Итог – маргинализация элитарной литературы, её вынужденный отход на периферию культурных интересов общества.

Другая причина катастрофического падения спроса на литературные журналы – изменение общей ситуации с книгоизданием. Если раньше публикация в «толстяке» чаще всего предваряла собой выход книги, т. е. выполняла до некоторой степени рекламную функцию, то в условиях рыночных отношений сами издательства занялись агрессивной раскруткой своих авторов. Печатать свои произведения в периодике из соображений престижности в настоящее время почитают необходимым в основном писатели более старшего поколения, ибо молодые почти лишены пиетета перед советскими брендами (что не мешает самым бездарным из них постоянно обивать редакционные пороги). В результате страницы старейших, легендарных журналов заполняет собой третьесортный и коммерчески несостоятельный худлит, безо всякого на то основания провозглашаемый своими создателями «актуальной литературой».

Ну а что же критика? Наиболее востребованная сейчас читателями литературной периодики, критика в своей массе представляет собой смесь идеологической пропаганды с доморощенным литературоведением. Вместе с тем нельзя не отметить, что в отечественной критике, в творчестве наиболее молодых и, кажется, лучших её представителей, происходит сейчас робкий поиск путей к объединению всех направлений в текущей литературе. По признанию многих читателей, именно на разделах критики и публицистики сосредотачивается их интерес к «толстым» журналам. «Появилось новое поколение критиков, не просто оценивающее тексты, а пытающееся рассуждать через тексты о том, что происходит в мире за рамками текстов. Литературный критик в России – это ещё и социолог, политолог, философ, психолог, теолог» (Сенчин Р. Питомцы стабильности или грядущие бунтари? // «Дружба народов», 2010, № 1). Можно ли, однако, согласиться с таким утверждением? К сожалению, пока процесс формирования новой русской литературы путём критического осмысления её текущего положения находится в состоянии социологического (политологического, философского и т.д.) хаоса.

Какие же перспективы открываются для развития литературной периодики в России? Сначала отбросим все негативные прогнозы: главная задача не только наблюдать, но и активно действовать. Здесь, на мой взгляд, два параллельных пути вырисовываются сами собой. Во-первых, необходимо пересмотреть редакционную политику журналов для предоставления больших площадей литературной критике – наиболее перспективному, востребованному и вот уж поистине актуальному на сегодняшний день виду литературного творчества (как это делают сейчас не только «Вопросы литературы» и «Литучёба», но и «Знамя», где критика, разумеется, практически полностью ангажирована). Наиболее заметные имена, произведения, тенденции не должны при этом оставаться вне поля зрения журналов того или иного направления, для чего необходимо наладить и поддерживать постоянные контакты между конкурирующими изданиями, который будет вести тем легче, чем скорее новое поколение литераторов откажется от наиболее губительного постсоветского наследия – разделённости и самодостаточной удельности противостоящих друг другу группировок интеллектуальной творческой элиты. Во-вторых, необходимо незамедлительно приступить к адекватному решению «национального вопроса» в отечественной литературе. Противостояние условно «либерального» и условно «патриотического» лагерей на самом деле довольно прозрачно вуалирует куда более острую проблему сосуществования в едином языковом и общекультурном пространстве двух основных шовинизмов – еврейского и русского.

Только своевременное, открытое, свободное от разного рода националистических «табу» обсуждение острейших вопросов современной отечественной культуры способно предотвратить два главных следствия сегодняшнего положения дел – окончательную деградацию элитарного искусства, в литературе явленную как постепенное угасание «толстых» журналов, и масштабный социальный катаклизм, нынешние предпосылки которого во многом связаны с болезненным отторжением мультикультурных и глобализаторских прививок в целом консервативным российским обществом. Не на страницах ли наиболее открытого и независимого издания, каким сегодня является «Литературная Россия», следует начать этот трудный разговор?

Виктор МАРКЕЛОВ,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ