Эйзенштейн бы так не сделал

№ 2010 / 11, 23.02.2015

Ан­д­рей Кон­ча­лов­ский не впер­вые ра­бо­та­ет с этой пье­сой Че­хо­ва. Ещё в мо­ло­до­с­ти, со­рок лет на­зад, он по­ста­вил по ней фильм с Ин­но­кен­ти­ем Смок­ту­нов­ским и Сер­ге­ем Бон­дар­чу­ком в глав­ных ро­лях. И вот но­вая встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем.

Дядя Ваня. Театр имени Моссовета. Постановка и сценография Андрея Кончаловского.






Андрей Кончаловский не впервые работает с этой пьесой Чехова. Ещё в молодости, сорок лет назад, он поставил по ней фильм с Иннокентием Смоктуновским и Сергеем Бондарчуком в главных ролях. И вот новая встреча с произведением. Режиссёр стал старше и мудрее, а актёры на сей раз – молодые (впрочем, и мэтры отечественного кинематографа сорок лет назад были в расцвете сил).


Новый спектакль Кончаловского можно назвать режиссёрским. Здесь явно просматривается концепция: постановщик несколько приземлил чеховских героев, возможно, с намерением таким образом «осовременить их». Вот и получилась Елена Андреевна (Наталия Вдовина) довольно вульгарной бабёнкой, которая с первой же сцены с её участием весьма откровенно и даже грубо кокетничает с Астровым (Александр Домогаров); трудно понять, была такова задача актрисы или же она просто «переигрывала». Исполнитель роли Астрова, со своей стороны, не предъявил нам особой сложности натуры провинциального доктора: зато он со вкусом пьёт водочку и на протяжении всей пьесы предстаёт эдаким уездным плейбоем. Страсть же его к лесам, борьба с их вырубкой выглядит лишь довеском к естественной натуре персонажа. Порадовало, что режиссёр оставил песенку Астрова «Ходи хата, ходи печь», чего давно не доводилось видеть в постановках пьесы: помнится, в своём фильме даже Кончаловский её опустил – видимо, за недостатком времени.


В русле общей тенденции к упрощению, пожалуй, нащупан интересный подход к трактовке образа профессора Серебрякова (Александр Филиппенко). Учёный муж представлен жизнелюбивым, по-настоящему гибким, хорошо приспосабливающимся к обстоятельствам и даже умным (умнее дяди Вани и Астрова). Он никогда не теряет присутствия духа – возможно, это и помогло ему сделать карьеру и пользоваться успехом у женщин (а в большинстве постановок эти обстоятельства в жизни героя как-то мало подтверждаются воплощением роли). Показателен эпизод, когда после неудачных выстрелов Войницкого Серебряков–Филиппенко торжествующе вскидывает вверх руку. В целом, однако, от игры Филиппенко остаётся ощущение некоторой вялости, как будто он экономит силы или устал.


Наиболее интересным представляется воплощение роли Сони Юлией Высоцкой. Чувствуется, что роль хорошо проработана и пережита «по Станиславскому». Веришь и в глубокое чувство героини к довольно пустому в этом спектакле Астрову, и в остроту её страданий. Правда, в концовке Соня произносит монолог прямо как Поприщин какой-то, хоть в сумасшедший дом сажай. Смахивает со стола вещи. А вот если бы не смахивала, но сыграла так, что эмоционально выглядело бы равносильно смахиванию, было бы вообще здорово.


Из других эффектов отметим появление на сцене призрака сестры Войницкого, покойной жены Серебрякова Веры Петровны (Ольга Сухарева).


Кончаловский, по праву кинорежиссёра, вставил и видеоряд, особенно во время смен декораций, когда показывают улицу – площадь Маяковского и сияющую огнями Тверскую. Этакая связь с современностью. Хотя за окном была зимняя метель, на кинокадрах – осенняя слякоть – вероятно, их сняли ещё до премьеры. Интересно было бы, если бы на сцене транслировалась уличная жизнь вживую, со стоящей снаружи камеры.


В финале на экране-заднике показаны кадры пней вместо леса, что в общем соответствует настроению концовки, но, пожалуй, не усиливает художественного воздействия. Сергей Эйзенштейн бы так не сделал: он бы по контрапункту что-то более неожиданное показал.

Ильдар САФУАНОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.