Преодолевший антисоветизм

№ 2010 / 22, 23.02.2015

Арсений Замостьянов – поэт, литературовед, историк. В начале девяностых его стихи публиковались в ведущих периодических изданиях и были включены Евгением Евтушенко в антологию «Строфы века».

Арсений Замостьянов – поэт, литературовед, историк. В начале девяностых его стихи публиковались в ведущих периодических изданиях и были включены Евгением Евтушенко в антологию «Строфы века». Ныне Замостьянов более известен как автор монографий, посвящённых личности и биографии Александра Суворова. В последние годы он обратился к жанру исторической публицистики. Вышедшая в апреле нынешнего года его книга «Сталинская гвардия. Наследники вождя» (Яуза-пресс, Эксмо, М., 2010) стала хорошим предлогом для разговора на вечные темы.

Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ

– Арсений, что послужило поводом и стимулом к написанию книги?

– Я давно интересовался Косыгиным – даже брошюрку написал о нём лет десять назад. К нему тепло относились в нашей семье. Ну и, конечно, был публицистический азарт – показать, что управленческая элита бывает профессиональной, прагматичной, победительной. Мы же сегодня все погружены в атмосферу пустозвонства, поп-прожектов в политике. А мне не хочется, чтобы это продолжалось.

Собран материал о поколении Косыгина. Они, между прочим, не инкубаторские цыплята. Личности! Не похожие друг на дружку. Косыгин, удручённо поглядывающий на часы во время торжественных приёмов. И Брежнев, который не мог пройти мимо любой лакированной поверхности, чтобы не полюбоваться на своё победоносное отражение. По духу это была инженерная элита блистательных кухаркиных детей. А что происходит в наши дни?

Краткие биографии, которые публикуются в газетах и в Интернете, когда представляют очередного назначенца – очень красноречивый источник. Юристы, экономисты, теоретики. Сплошь – гуманитарии. Рафинированные, лощёные. И – ничего не знающие о доле народного большинства. Они браво держатся, очень красиво говорят – порой округло, порой – в жёстком современном журналистском стиле. Всё в порядке с орфоэпией. Но вот уверены, что джинсы растут на деревьях – и эта уверенность высекает искры в их пружинистом шаге. Вот я и решил написать книгу о народной элите, а если говорить обострённо – об элите плебейской. Об элите, которую мы потеряли.

– Люди старшего поколения, безусловно, помнят А.Н. Косыгина, но насколько эта тема будет интересна более молодым людям – основной массе читателей? И подобна ли плебейская элита прошлых лет элите нынешней?

– Ох, не знаю. Но, думаю, патриотическое честолюбие России всегда не чуждо. А Косыгин, Устинов, Громыко – это сверхдержава. Победы, космос, ракеты. Эмоционально сильные знаки. Но, конечно, книга не проходит по ведомству молодёжной литературы. Мне вообще не нравится слово «молодёжный». Скажем, Центральный детский театр в Москве переименовали в Молодёжный, и меня это коробит. Есть какой-то дурашливый задор в этом слове.

Что касается современной элиты – конечно, она не плебейская. Она патрицианская, горнолыжная. И она погружена в саморекламу, а не в профессию. А я не доверяю людям, у которых нет заветной профессии.

– В статье «Сергей Михалков – отменённый и восстановленный», опубликованной в четвёртом номере «Литературной учёбы» за прошлый год, вы описали в том числе и свой продолжительный путь переосмысления подлинного значения личности этого знакового деятеля советской литературной элиты. Что представляла собой, на ваш взгляд, советская элита вообще, в том числе элита партийная, хозяйственная, культурная et cetera? Переосмыслили вы своё отношение к ней в целом или только к отдельным её представителям?

– У меня был период юношеского антисоветизма, когда я, скажем, доверял Солженицыну и даже Юрию Афанасьеву. Но я тогда мало знал людей, совсем не знал о судьбах предприятий, научных школ и прочего. Когда нас призывают покаяться за гражданскую войну и репрессии – я пожимаю плечами. Не могу каяться в том, в чём не участвовал! А вот в необдуманном отрицании советской власти я раскаиваюсь. Хотя и было мне, грешнику, тогда меньше восемнадцати лет… Мне повезло, что я попал в Литературный институт, где не в ходу были штампы либеральной пропаганды.

А советская элита сравнима с элитой лучших эпизодов истории государства Российского – век Екатерины, 1812-й год. И масштаб свершений схожий. Кого можно поставить рядом с Устиновым – организатором военной промышленности? Пожалуй, никого. Может быть, отчасти Демидовых. А рядом с Громыко в истории дипломатии? Панина, Горчакова? Косыгин в истории стоит в одном ряду с Потёмкиным (при всём различии в темпераменте) и, пожалуй, с Павлом Дмитриевичем Киселёвым. Вот они, сталинские «кадры, которые решали всё». Блестящая плеяда.

– Один из героев вашей книги, Ю.В. Андропов, представлен в ней ещё и как стихотворец. Я где-то читал, что Андропов даже начинал писать поэму. А наличие поэтического дара у Анатолия Лукьянова, пишущего под псевдонимом Осенев, не придёт в голову отрицать, полагаю, никому. Можно в этой связи вспомнить и довольно бойкое воспевание луны («Плыви, как прежде, неустанно / Над скрытой тучами землёй»), принадлежащее перу отрока Джугашвили, будущего Сталина. Интересно, как вы объясните феномен поэта во власти?

– Сталин, с юности увлекавшийся поэзией, любил эстетику героического эпоса. Известны его поправки к тексту гимна СССР С.Михалкова и Г.Эль-Регистана – именно они дали нам самый впечатляющий, врезающийся в память образ гимна: «Союз нерушимый». Любопытные поправки предложил Сталин к русскому переводу «Витязя в тигровой шкуре». Академик Ш.Нуцубидзе включил в свой перевод строфу, написанную, предположительно, Сталиным:

Без удара низвергает Тариэль громовым рёвом, Рвёт он латы, как заплаты, рубит головы с покровом, Трое врат разбили трое братьев в бешенстве багровом И на град, как град, нагрянув, пронеслись в порыве новом.

В юности Сталин писал стихи по-грузински, но, по-видимому, проникся и русской поэзией, русскоязычной звукописью. Поэтические увлечения политиков не удивительны. Служба управленца обезличивает, утомляет душу. Поэтому появляются сентиментальные увлечения для уединённого досуга. Ну, и юношеские всполохи поэзии для таких личностей, как Сталин и Андропов – это не шутка. Вирши, кстати, ещё царь Алексей Михайлович пытался слагать.

– Одна из глав книги посвящена Сталину, вернее сказать, эволюции восприятия его личности общественным сознанием второй половины XX – начала XXI века. Я уже писал, что ваш анализ сталинского образа изменил многое в моём отношении к нему. Но разве, назвав главу «Дорога к Сталину», вы действительно считаете, что наше общество должно двинуться вспять по историческому пути – к реабилитации эпохи сталинизма и, возможно, даже к её реставрации?

– Сталина, наверное, можно было почти не замечать в семидесятые годы. Когда с ракетами всё было в порядке. А после распада страны, после чеченских событий начала 90-х сталинский опыт стал актуален. Это неизбежное явление.

«Дорога к Сталину» – цитата из Мандельштама. Помните, он там чуть не срифмовал вождя с «футболом для молодого баска». Я уверен, что все разговоры о движении вспять – это иллюзорные страшилки, химеры пропаганды. Ни угрозы, ни перспективы возвращения нет. В истории ещё не бывало реставраций. Тем, кто боится революционных и сталинских кровопролитий, я должен сказать, что как раз демонизация Сталина и советской эпохи повышает шансы на новый виток экстремальной классовой борьбы. А по-китайски раздумчивое отношение к наследию – это гарантия поступательного развития без впаданий в архаику. Мы вместе со Сталиным преодолели исторический разлом, пришли к мирному развитию. Как раз в эпоху его выдвиженцев, о которых я пишу. И вдруг – новый разлом, новые страсти. И снова человеческая жизнь ничего не стоит… Если бы мы рачительнее – без паники и истерик! – относились к прошлому, оно бы нас просвещало, а не царапало.

Помните, была в своё время популярна статья Леонида Баткина, в которой он доказывал, что Сталин – ничтожество. Длинная статья. Между прочим, лучшая у почтенного автора. Это был звёздный час Баткина – отказать Сталину даже в зловещем величии. Выходило, что Сталин – жалкий шут, но борьбе с этим шутом Баткин готов отдать все силы. Вот эта позиция – тупик. Беспощадная схватка с прошлым, комплекс вины, отмщения, злорадства. Расчёсывание царапин.

– Вы окончили Литературный институт, а затем преподавали в нём. Что вы думаете о сегодняшней ситуации в Лите и вокруг него? В «Литературной России» недавно прошло несколько чрезвычайно критических публикаций…

– Мне было неприятно читать эти статьи. Там в бессмысленном запале оскорбили достойных людей, в том числе и моих друзей. Вот она, ржавчина демократии! Мне ведь кажется, если бы не выборы ректора, таких статей не было бы. Лучше бы уж руководство института назначали сверху. Мне повезло, что я в своё время заглянул именно в Литературный институт. Сергей Есин, к счастью, в девяностые годы, вопреки тогдашней конъюнктуре, создал в институте нерыночную атмосферу. Для меня и Юрий Иванович Минералов, и Борис Николаевич Тарасов – учителя с прописной буквицы. Если они – лицо современного Литинститута, я снимаю шляпу. Управлять Литературным институтом нелегко, климат творческого вуза болезненный. Мне не по душе богемность, не принимаю и публичную войну компроматов. Нет и не будет ни времени, ни сил, чтобы в этом участвовать. Я человек бесконфликтный.

Беседовал Максим ЛАВРЕНТЬЕВ