Из освинелого андеграунда – да к звёздам

№ 2010 / 23, 23.02.2015

В этот раз Днепропетровск охладил столичный пыл. Юг встретил прохладно – но это было очень приятно после раскалённого Курского вокзала и вагона, где засыпали просто от духоты. В этой духоте ехал в каком-то свёрнутом, невидимом состоянии и Вилли Мельников – в моём же четвёртом вагоне.

Репортаж красного оппозиционера

В этот раз Днепропетровск охладил столичный пыл. Юг встретил прохладно – но это было очень приятно после раскалённого Курского вокзала и вагона, где засыпали просто от духоты. В этой духоте ехал в каком-то свёрнутом, невидимом состоянии и Вилли Мельников – в моём же четвёртом вагоне. Почему-то из плацкартного марева вычленил я его только когда мы уже пересекали по мосту огроменный Днепр, и издали узнаваемыми карандашными вершинами глянули днепропетровские башни-близнецы, архитектурная метка Постэпохи, времён либерализма…

Два года прошло, и сменилась не только погода.

В 2008-м, когда я привёз сюда под одной обложкой первые две части «Поэмы столицы» – в качестве «считывающих» город программ я использовал то харьковские, то краснодарские, то киевские впечатления… Теперь же аналогий не требовалось: расхристанный, буйно-лиственный, местами рекламно-яркий, местами постпафосно облупленный, Днепропетровск глядел уже знакомо и приветственно. Только одна забавная аналогия обновилась – забытый храм – такой же армянский, как тот, что алекперовский Лукойл строит на Олимпийском проспекте в черте своих владений. Нефть бьёт «фонтаном» в вышние миры…

День первый: ветеранский андеграунд

Фестиваль начался в большом зале Диорамы «Битва за Днепр», которая была открыта в год моего рождения. Красные звёзды на ракетах, танках – тоже одобрительно взбадривали, благословляли засидевшихся в подполье… Правильно это было, поскольку в названии фестиваля чётко звучало стартовое желание расстаться с андеграундом. И вот в таком здании – современная поэзия вместе со стихами членов Союза писателей Украины… Историческая справка: последний раз я участвовал именно в фестивале на Украине ещё в прошлом, выходит, веке. Было это в Харькове, в 1999-м, а фестиваль назывался под стать временам «Апокалипсис начнётся отсюда», его придумал и воплотил Сергей Жадан, а из Москвы вёз нас Николай Винник. Забавно: чтобы нам, москвичам, увидеть первую столицу Советской Украины, пришлось раскошелить Жору Сороса. Та поездка была весьма авангардна, но будемте её вспоминать постепенно – а сейчас окажемся в зале Диорамы.

Кураторы и инициаторы проведения литературно-музыкального фестиваля «От андеграунда к звёздам» («Из свинцовой благодати да в анде-де-де-граунд» – поёт стёбным контрапунктом Егор Летов…) Александр Мухарев и Наталья Выборная вынесли символическое дитя на сцену. В пелёнках оказались журналы – фестивальный номер «Арт-шума», журнала, что уже год как выходит и привлекает к себе всё новых авторов. На этот раз помимо уже упомянутых нас поартшУмить слетелись поэт и кинорежиссёр Татьяна Данильянц, поэт Андрей Жуков (Москва), заместитель главного редактора альманаха «Арьергард» Александр Мельников (Киев), редактор альманаха «Кляп» Алексей Торхов (Николаев), редактор альманаха «Часник» Олесь Барлиг (Запорожье) и многие другие.

Здесь же с ходу обнаружилось и безусловное открытие фестиваля – киевская поэтесса Татиана Комарова. Своим эмоциональным, а порой и откровенно страстным чтением она, как ни странно, покорила и сидящих в первом ряду литераторов-ветеранов, пригласивших фестиваль в Диораму, и нас, сопоколенников… Смогла даже «тик-так» прочитать так, что мужчины мгновенно прогрелись душой, и не только душой. А о душе читала очень вкрадчивые и задумчивые стихи Татьяна Данильянц, одна из – если так вообще стоит выражаться – хэдлайнеров фестиваля…

На фото Дмитрий Чёрный и Олесь Барлиг

Странное дело: спустя десять лет ощущалось многое неизменным, сравнительно с «апокалипсисом» Жадана-Винника. Вот и с Татьяной Данильянц мы, оказывается, на страницах «Вавилона» давно встречались – не встречаясь вживую. Когда своё приветствие высказал Вилли Мельников, мы уже вполне ощутили себя в самой гуще языковорота – поскольку от прозы Вилли мгновенно перешёл к поэзии, которая у него, работающего в технике «муфтолингва» (сращение слов и, соответственно, смыслов), имеет такую «плотность», что порой и мысль не поспевает за перепадами буквенных прихотей… Вот он, в своём профессиональном халате, на коем красуется визуальная поэзия. Вилли сам – книга, энциклопедия, феномен. Познакомились мы с ним тоже почти десять лет назад, у вдовы Леонида Губанова, Ирины, дома. Тогда-то Вилли меня и заразил фотографированием луж – показав всего несколько снимков…

Завершали открытие фестиваля ветераны – и вот тут были как жизнеутверждающие, вполне себе бодрые и без пыльной метафизики стихи, так и нечто в крайней степени заунывное. Фамилии поэта я не запомнил, однако он, представленный как член Союза писателей Украины, как безусловный мастер, далее поверг всех в какой-то священный ужас – вероятно, чего и хотел добиться. Так называемая духовная поэзия. Метафизический реализм, надо полагать. Никакого сообщения, никаких событий – только голосом загробно-укоряющим произносимое моралитэ: «Скажите, вы истину видели?». Эдакий мефистофель – только от имени светлых сил принявшийся судить плоть и «тлен». Мол, променяли божью благодать на утехи бренные, за что и прокляты… Интересно, что сей праведник писал в годы советские?

День второй: народный, скаковой

Само собой, не выспавшись – рванули на казачий хутор Галушковка по зеленеющей степи. Здесь снова блистала Татиана Комарова. Надо сказать, что «Лавры» ей уделили в родном её Киеве крайне мало внимания, как рассказал Саша Мухарев. Так бывает – вблизи и не рассмотришь, и старые какие-нибудь «тёрки»… Влад Клён то ли не разглядел удивительную, национально колоритную «Мафку» Комаровой, то ли просто иных ориентиров придерживается. Зато здесь, в родной стихии, талант Татианы так развернулся и распелся, что даже некий сюжет стал прорисовываться «на базу».

Сперва, как только мы уселись за столом в форме каре и вкусили украинского, жирного, со свининкой борща – стал петь снова Сергей (уж очень его аутентичность заинтересовала москвичку Татьяну), и казалось, что хутор захвачен вермахтом. И ироничное «хэрр комендант», частенько повторяемое Мельниковым в паузах, в гитарных проигрышах Мотина, звучало скорее как досада. Верно – светлый, не в пример предыдущему солнечный день стал омрачаться ощущением оккупации – это и ощутила острее всего поэтесса Комарова. Она вышла следом за Сергеем и стала петь без сопровождения, благо закончила в родной Виннице музыкальное училище им. Леонтовича. Началось освобождение Украины, партизанское, крестьянское… И её «Мафка» – чувствительная, порой скорбная, нежная и трепетная, стала сливаться с дуновениями украинской степи. Дуло и травой, и хлевом, и свежим хлебом – но голос, казалось, сиял. Это вообще редчайший случай, чтобы поэтесса ещё и пела так от души, не рационализированно текстом…

Кстати, тексты Татианы весьма сложны и практически все – верлибры, украинские и русские. Ещё она, как на родном, говорит на польском. Мир, явно отдалённый и в языковом плане от нашей Расеянии, стал явственнее, живее, откровеннее:

Встане Сонце прокинулося раніше за мене і піднялося: нагодувало, напестило, насолонило, насолодило, навітамінізувало – Dolce Vita – ще довше… …тепер я не відчуваю себе бездомною коалою на річці Каялі… – Ало! Алілуйя тобі, любове моя… …лілії не потрібні… …тільки ти… блищання, смак білого дощу… вологість торкань… мої зіниці – заручниці любові до тебе… єдиний наркотик, від якого не відмовляюсь… неперевершена втіха… тихо не буде – я голосно співаю… лоскочу твої пальці волоссям й вустами… Встане сонце й не стомиться… ніколи… …Інколи сокіл не відлітає…

В Днепропетровске нас встретило ТВ, мы (Данильянц, Жуков, Комарова и ваш покорный) что-то сказали на фоне листвы центра и пошли в арт-центр «Квартира». Сперва почитали свои тексты украиноязычные поэты Днепропетровска – кое-что нам понравилось, но они и сами были настолько в восторге от себя, что пообнимались, поздравили друг друга и… слиняли. Видимо, самих участников фестиваля им слушать было интересно куда меньше, чем себя родных. Эта самая самовлюблённость и есть главная причина сепаратизма, атомизма в среде поэтов – которые, как выяснилось, и в Днепропетровске группами более пяти человек не ходят, видимо, боясь того, что их примут за политический кружок.

День третий: Днепрогэс и социальный регресс

Финал фестиваля дотянулся аж до Запорожья, родины моих предков по отцу. Где-то здесь, в населённом пункте Кичкас, и обитали потомки атамана Чорного.

Мы въехали в город вдоль дуги Днепрогэса и увидели масштаб-перепад водных высот. Это не перескажешь – это и есть размах электрификации, технический памятник ленинским замыслам и сталинскому соцреализму. Кстати, проспект Ленина после войны был отстроен тут не хуже Крещатика, хоть и поскромнее этажность. По городу повёл нас вальяжный и обаятельный Олесь Барлиг. Проспект Ленина ведёт от ЗАЗа (да-да, где «Запорожцы») прямо к Днепрогэсу, вот главный памятник города – причём огромный памятник Ленину выглядит только как предсказание того масштаба панорамы, что открывается с моста. Во-первых – высота. Во-вторых – мост дрожит, вибрирует, демонстрирует слабость ног одиночек перед коллективным техническим достижением. И хоть территория ГЭС является закрытым, стратегическим объектом – но видеть всю технику можно. Тут и рождается электричество, тут зарождался социализм как модернизация – ударная, задорная, делающая из крестьян образованных, квалифицированных рабочих!

Но интересно ли это ныне расслабленным потомкам? Вообще города ПостСоветии очень похожи поверх границ именно этим – они, словно плесенью или грибком, покрылись немудрёными увеселительными заведениями, яркими вывесками – и хоть вывески эти разноязЫки, но суть их угадывается и без знания языка. Везде одно и то же. Премьеры в кино, новые модели мобильных, мода… Вот и михалковское «Предстояние» тут тоже в главном кинозале.

Центром города всё же кажется Днепрогэс – кажется, он своей большевистской силой замысла обуздания стихии в целях социализма и небо организует на свой лад. Слева – сверкают молнии в тучах, будто электроразряды ещё не пойманных в здешние провода сил. Справа – высокая, ещё не перешедшая в электросилу вода и чистое небо, и этому небу указывает памятник-Ленин путь в будущее, указывает смело и даже грозно. Недаром про памятник ходят слухи, что он радиоактивен, поскольку на граните стоит. Сила Эпохи в нём.

Запорожье долго было в оккупации, сюда приезжал Гитлер. Олесь рассказывает, что фюрер выступал здесь именно в здании немецкой женской гимназии – этот старый шармёр остался верен манерам юности, когда доводил до самоубийств впечатлительных дамочек. Архитектурные памятники сталинской эпохи ему явно не нравились, да и было их тут меньше, несомненно. Но главный памятник – Днепрогэс – уже был, и таким достижением никто не отказался бы воспользоваться. А вот США именно сюда потом метили ядерным ударом, поскольку объект стратегический, моей родне и предкам в Запорожье, значит, пророчили самую скорую кончину в случае ядерной войны…

Возвращаясь от памятника Ленину и технического памятника Эпохи, мы остановились у остановки общественного транспорта, где случился характерный для Постэпохи эпизод. Я как раз навёл объектив на статуи советских людей, что венчают один из первых домов проспекта, но вдруг между мной и советскими людьми нарисовался хмурый парень в бейсболке.

– Чо это у тебя за футболка, чё за серп и молот?

Я порядком опешил, признаюсь: объяснять, что это за символ, в городе, стены которого изобилуют ими же на каждом шагу, что я только что и фотографировал, мне показалось излишним. Да и парниша явно искал не ликбеза, а повода к драке. Впрочем, я дал ему шанс быть содержательнее.

– Видишь, тут и Че Гевара, ты знаешь, кто он?

– Мудак твой Че Гевара. Ты чо, антифа?

Типичный гопник кружил волком, явно не желая сказать «велкам». Саша Мухарев точно определил его политическую принадлежность вслух, на что тот снова по-хамски ответил:

– Да, партия «Свобода», ещё вопросы есть? Вот и не выобывайся.

Что делал в устах украинского националиста русский мат – непонятно. Понятно, что юный фашист не отважился бы в общественном месте спровоцировать драку, да ещё с тремя ему не уступающими в весе молодыми людьми. Но нахамить хотелось – явно фашистские бациллы бесновались в маленьком мозгу при виде советской символики. Мы уже сели в автобус, а разъяснительная работа как бы продолжалась внутренней речью.

Интересно, кто были предки фашика? Не убивали ли их гитлеровцы здесь же, собираясь переименовать Днепропетровск в Сичеслав (польстить дабы влившемуся в СС казачеству)? Где же хотя бы кровная, но память – ведь и государственность, и независимость Ридна Украина обрела под этими самыми серпом и молотом, а Запорожье могло стать вообще столицей СССР в ходе электрификации по плану Троцкого? Всегда интересно, как в стране, победившей фашизм, произрастают, точно из обрубков в фильме-ужастике делаются новые члены – фашизмики мистечкового масштаба. И живёт такой парень не где-нибудь, а там, где завоевания серпасто-молоткастой власти стоят грубо и зримо и по сей день тянутся на торжественно-бело выкрашенных ЛЭПах через город в виде электричества…

***

Набитые впечатлениями и стихами, мы вернулись в Днепропетровск.

После политического заострения бытия стало ясно: никакой андеграунд уже не в состоянии выразить те процессы, что с начала «нулевых» активизировались во всех республиках СССР. И если литератор не политизируется, не конкретизируется в реальности «низовых» будней и символики – он вынужден плестись за теми, кто громче его или кто наглее его.

Дмитрий ЧЁРНЫЙ
ДНЕПРОПЕТРОВСК – МОСКВА