Глобализмом по национализму, или Заграница нам поможет

№ 2010 / 26, 23.02.2015

Ле­то – по­ра пу­те­ше­ст­вий! Вось­мо­го ию­ня 2010 го­да в хму­рый Ир­кутск при­был по­езд с пи­са­те­ля­ми из сол­неч­ной Фран­ции. Все­го при­еха­ло ше­ст­над­цать че­ло­век, сре­ди ко­то­рых ла­у­ре­а­ты Гон­ку­ров­ской пре­мии и чле­ны Фран­цуз­ской Ака­де­мии

Лето – пора путешествий! Восьмого июня 2010 года в хмурый Иркутск прибыл поезд с писателями из солнечной Франции. Всего приехало шестнадцать человек, среди которых лауреаты Гонкуровской премии и члены Французской Академии, авторы бестселлеров и просто книг, издатели и ведущие редакторы, адепты самых разных стилей и течений в искусстве, эстетике и самой жизни. Назову лишь одного писателя, который показался мне самым «французским», наиболее типичным представителем великой нации, с которой нас связывает так много.

Оливье Ролен. В информационном бюллетене о нём сказано среди прочего: «…родился в 1947 году, детство провёл в Сенегале. Учился во Франции, на факультете филологии и философии. Вступил в маоистскую организацию «Левый пролетариат», возглавив её боевое крыло (что нашло отражение в его романе «Бумажный тигр»). За роман «Порт-Судар» удостоен премии Фемина в 1994 году. В литературном творчестве – поборник экспериментов, смело смешивающий стили и жанры и ломающий устоявшиеся законы композиции…».

Вот это по-нашему! Мало нам филологии и философии, мало Парижа и Монмартра, как-то стеснённо дышится в родных пенатах – подавай сюда экзотику и целый мир без границ и берегов! Даёшь революционную организацию и какое-нибудь боевое крыло с вызывающим названием!

Сразу повеяло чем-то родным, давно забытым. Вспомнились народовольцы и эсеры. К слову сказать: Александр Дюма также не чурался всех этих дел; он не только написал четыреста увесистых романов, но и успел принять самое деятельное участие в революции тридцатого года, свергнувшей Карла X, а в конце жизни целых три года воевал вместе с Гарибальди за свободу и целостность милой его сердцу Италии.

Таковы они все (или почти все)!

Итак, решено: иду. То есть, на встречу с гостями, приехавшими к нам из самого сердца Европы. Ведь приехали они тоже неспроста: 2010 год объявлен годом Франции в России. В благословенном девятнадцатом веке не нужно было объявлять ни годов, ни пятилеток Франции в России. Французы уж так глубоко сидели в нашем сердце (а иные в печёнках), что дальше уже некуда.

Странное дело! Ныне, в век информатики и беспроводной связи, в эру глобализации и всеобщего сближения – мы знаем друг о друге меньше, чем двести лет назад, когда не было этого всего! В чём тут дело? – спросил я французских писателей. И услышал в ответ, что кроме литературы есть кино и лазерные диски, веб-камеры и цифровые фотоаппараты! Есть то и сё, благодаря чему мы не испытываем недостатка в знаниях и понимании друг друга! (Зачем же тогда вы приехали к нам? – спросил я про себя. Да и что можно рассмотреть из вагона поезда, мчащегося на всех парах по девятитысячекилометровому Транссибу? И что можно уцепить из этих хаотичных и кратковременных встреч, где переводчик не успевает подхватывать реплики с обеих сторон?

Все эти вопросы вихрем пронеслись у меня в голове, пока переводчица переводила на русский язык мудрёные французские слова. И пока она говорила, я окончательно понял, что меня не поняли. А не поняли меня оттого, что я нехорошо и неловко выразил свою мысль. (О том, что меня не поняли оттого, что неспособны были понять или в корне со мной не согласны, я боюсь и думать. Уж лучше пусть я буду неловок и смешон.)

Зачем я обо всём этом пишу? – спросит читатель. На то есть две причины. Первая та, что я после этой встречи не спал всю ночь, всё думал о нашем так и не состоявшемся диалоге. Мой знаменитый земляк Александр Вампилов любил повторять, что «писать надо о том, от чего не спится по ночам», вот я и решил воспользоваться его советом, то есть не поспавши ночь, утром засел за компьютер. Но есть и другая причина, более существенная и серьёзная (мало ли кто и отчего не спит ночью!): как-то так странно получилось, что дальше разговор с французами пошёл о глобализации и о её несомненном вреде. Когда с нашей стороны звучали речи о вреде глобализации и грядущих ужасах, я как-то не сильно удивлялся, хотя и сидел как на иголках. Но когда я от французов услышал нечто схожее (Оливье Ролена среди них, к счастью, не было), когда двое из четверых заговорили о том, что и в Париже засилье американских фильмов и американской псевдокультуры – мне что-то взгрустнулось. Но дальше – больше. От глобализма неизбежно перешли к национальной самобытности и необходимости сделать всё, чтобы эта самобытность не была раздавлена стотонным катком под названьем «Глобализация». Стали говорить о корнях и о ростках, и ещё о том, как хрупок этот мир.

Быть может, я что-то неправильно понял, возможно, французские писатели сказали не то, что хотели, или переводчица неточно перевела, или есть иное объяснение – в таком случае я приношу им всем свои извинения. Но дело-то не в них! Всё дело в том, что этот монстр, а лучше сказать – жупел под названьем «Глобализация» – давно и прочно внедрился в наше сознание. Скажи ребёнку ясельного возраста: глобализация! – и он зайдётся в крике. Выдохни в лицо иному политологу: Мировая закулиса! – и он побледнеет и сильно покачнётся на каблуках. Такое ощущение, что пресловутый железный занавес всё ещё не поднят, и нас по-прежнему окружают враги с глумливыми рожами, только и ждущие своего часа, чтобы сплясать на наших костях, развеять наш прах по ветру, устроить шабаш на пепелище…

Я прошу прощенья за не вполне серьёзный тон, но я не могу серьёзно относиться ко всем этим бредовым опасениям. И я не стану в короткой статье говорить обо всей проблеме целиком. Но я хочу хотя бы в нескольких словах объяснить частный, но очень существенный аспект этой проблемы. Именно: соотношение глобального и национального в узко-литературном смысле.

Об экономических предпосылках всеобщей интеграции, о философской и даже эволюционной подоплёке этого дела написаны тома. Среди авторов: Герберт Спенсер, Анри Бергсон, Тейяр де Шарден; русские космисты – Умов, Фёдоров, Циолковский, Вернадский. И даже – Карл Маркс! («Капитал» – что это, если не экономическое обоснование неизбежной в будущем интеграции?). А все социалисты и коммунисты, начиная с Томаса Мора и Кампанеллы, продолжая «вольными каменщиками», Маратом и Робеспьером, и заканчивая Плехановым и Лениным, – разве они не мечтали и не грезили о всеобщем братстве и всеобщем счастье (каждый, правда, на свой манер)? И разве не был первым глобалистом Иисус Христос? Неспроста же Ренан говорил о космичности христианства (благодаря чему оно и овладело сердцами миллиардов людей по всему земному шару)?

Должен ли писатель быть глубоко национальным или интернациональным, обязан ли он любить родину или он должен любить всё человечество разом, должен ли он быть патриотом или он – «гражданин Вселенной» – все эти споры представляются мне совершенно бесполезными, уводящими в сторону от существа проблемы. Почему? Да очень просто. Читателю, по большому счёту, всё равно – национален тот или иной писатель или интернационален. Вот два писателя: Достоевский и Тургенев. Первый (условно) – национален. Второй (также с долей условности) – космополитичен. Ну и что с того? Читатель с одинаковым успехом читает «Идиота» и «Записки охотника». Наверное, всё дело в талантливости, в художественной силе, в глубочайшем проникновении писателя в психологию героев, в том вечном и нетленном, что разглядел автор в своём герое, в окружающем его мире. Невелика заслуга, что ты пишешь о родных берёзках и о своих соплеменниках. Главное – как ты о них пишешь! Сказать бесконечно многое о бесконечно малом – вот кредо и девиз!

Варлам Шаламов в своих «Колымских рассказах» несколько раз повторяет своё личное наблюдение о том, что налёт цивилизации слетает с человека как шелуха – всего лишь за три недели пребывания в нечеловеческих условиях. Что же оказывается под этой шелухой? А остаётся та самая основа, которая присуща всем без разбора, без различия сословий и званий, без национальностей и религий, без языков и правил воспитания, без идеологий и индивидуальных кредо всех мастей. Три недели! Вот толщина культурного слоя, на образование которого ушло несколько тысячелетий! Стоит об этом крепко задуматься.

Но вернёмся из лагеря на волю. Продолжим тему глобализации применительно к литературному творчеству.

Джек Лондон восклицал в своей статье «О писательской философии жизни»: «Разве может художник нарисовать «Ecce Homo», не составив себе представления об еврейской истории и мифологии, не поняв тех разнообразных чёрточек, которые в совокупности и образуют характер еврея, – его верований и идеалов, его страстей и привязанностей, его надежд и страхов! Сможет ли композитор создать «Полёт Валькирий», ничего не зная из великого древнегерманского эпоса?.. Чтобы постичь характер и фазы того или иного движения, вы должны познать мотивы, которые движут личностью и массой, которые порождают и приводят в действие великие идеи, ведут на виселицу Джона Брауна и на голгофу Христа. Писатель должен держать руку на пульсе жизни, и жизнь даст ему его собственную рабочую философию, при помощи которой он, в свою очередь, станет оценивать, взвешивать, сопоставлять и объяснять миру жизнь. Именно эта печать личности, личного взгляда на вещи и известна под названием индивидуальности».

А Бернард Шоу (добавим к сказанному Лондоном), написавший своего «Пигмалиона» – не был ли вдохновлён прекраснодушной сказкой про царя с острова Кипр, про древнегреческую богиню Афродиту и её прекрасную статую из слоновой кости? А Михаил Булгаков, подаривший нам «Мастера и Маргариту», не думал ли бессонными ночами о судьбах мира, о Христе и Дьяволе, о Добре и о Зле? Не читал ли с напряжённым вниманием Евангелие и не пытался ли переосмыслить события, происходившие в другой стране и в другую эпоху? Наконец, наш великий национальный поэт, написавший ставшее хрестоматийным стихотворение, начинающееся строками:

Люблю грозу в начале мая, Когда весенний, первый гром, Как бы резвяся и играя, Грохочет в небе голубом.

Заканчивает его таким образом:

Ты скажешь: ветренная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Смеясь, на землю пролила.

Поставим ли мы Тютчеву на вид это «низкопоклонство перед западом», перед этими «засранцами» (по выражению Сталина, записанному Константином Симоновым во время аудиенции у вождя 30 мая 1947 года, в преддверии борьбы с космополитами»). Зачем Тютчев приплёл сюда какую-то там «Гебу», которую мы знать не знаем, или «Зевесова орла» – плод воспалённого воображения какого-то кретина? Или мы ощутим в душе восторг от чего-то великого и прекрасного, что так просто и доходчиво выражено в шестнадцати гениальных строках?

Интерес человека ко всему необычному и новому, к заморским землям и гостям из дальних стран – это своего рода инстинкт! Когда деревенский мальчик с восторгом наблюдает, как какой-нибудь хлыщ, только приехавший из города, пьёт чай на веранде у соседей – это есть глубоко заложенная в его натуру жажда новых впечатлений.

Когда русский читатель берёт в руки книгу французского автора, то он предвкушает наслаждение от встречи с незнакомой культурой. А когда все мы, задрав голову, смотрим с замиранием сердца в усеянное звёздами небо – то это, опять же, проявление того мощного импульса, который движет всеми нами, который сотворил всех нас из праха и тлена, а теперь заставляет двигаться, бороться, стремиться к звёздам, постигать и достигать заоблачные сферы и туманные области (как в географическом, так и в психологическом смыслах).

Когда посредством микроскопа погружаешься в полный тайн и очарования микромир, то на определённом уровне детализации исчезают различия – сначала между веществами, затем между химическими элементами, затем между живой и неживой материей, затем – между атомами, и в конце концов наверняка найдётся такая проточастица, универсальный квант, из коих и создано всё сущее во Вселенной! И это уже не просто догадка, но это научно подтверждённый факт.

То же самое с характером человека: на определённой глубине постижения его сущности (или погружения в его психологию) – мы находим нечто такое, что присуще всем людям без исключения! На этой глубине и работают великие писатели! Потому они и интересны всему миру, что герои их – оставаясь глубоко национальными личностями – в то же время несут в себе черты всех людей, невзирая на национальность, язык и вероисповедание. Таковы три мушкетёра Дюма. Таков Башмачкин Достоевского. Такова Пышка Мопассана. Таковы Анна Каренина и Татьяна Ларина, Настасья Филипповна и Грушенька, Раскольников и Мышкин. Таковы же герои Лондона и Хэмингуэя, Шоу и Киплинга, Дойла и Уэллса. В этом сила и прелесть литературы. В этом её достоинство – именно в том, что литература сближает народы и культуры, она помогает найти точки соприкосновения, с предельной убедительностью доказывает общность интересов и родство всех смертных душ.

И зачем писателю бояться глобализации? Как она может ему помешать написать роман или стихотворение? Кто нам всем мешает оставаться глубоко национальными (если уж мы так этого хотим, да и как этого хотеть или не хотеть – ведь это – в крови у каждого!)? И кто не даёт нам прозревать глубинные течения под искрящейся плёнкой? Теперь модно стало ругать американцев за то, что они заполонили своими фильмами весь мир. Но кто же заставляет нас смотреть эти фильмы? «Не любо – не слушай!..» – есть же народная мудрость на этот счёт. Другое дело, что эти самые фильмы уводят от нас нашего читателя, что они, так сказать, запудривают ему мозги, и вместо чтобы прочитать хорошую умную книгу, он смотрит глупый вздорный фильм! Но тут уж ничего не поделаешь. Это – свободная конкуренция. Если ты считаешь, что ты – глубок, серьёзен и талантлив – то почему проигрываешь это соревнование с глупым и вздорным чтивом, с фильмом, с развлечением любого толка? Ведь если ты затрагиваешь глубинные струны в душе человека, – ты изначально имеешь преимущество перед недалёким режиссёром и бездарным исполнителем! А если такого преимущества не наблюдается, если ты проигрываешь это соревнование за умы и сердца – в чём тут дело? Быть может, не так уж ты умён, как думаешь о себе? А твой оппонент не такой уж и дурак, он прозрел нечто такое, что недоступно твоему разумению? Быть может, всё дело в том, что он широк, а ты – узок, что он стремится понять жизнь, а ты замкнулся на собственных переживаниях и узконациональных интересах в ущерб тому главному и непреходящему, что заключено во всех нас?..

Дюма-отцу ничто не помешало достучаться до сердец читающей публики. То же самое можно сказать почти обо всех известных писателях. И Гоголь, и Толстой, и Пушкин, и Куприн, и Чехов – все они имели прижизненную славу. Писателей из забугорья не перечисляю – пусть каждый напишет свой собственный список и убедится, что всё в наших руках, всё достижимо – при условии подлинного таланта, трудолюбия, искорки божией, удачливости и… чего-то там ещё – я точно не могу сказать, но чувствую, что есть ещё что-то.

В заключении хочу извиниться за свою не очень связную речь. И если кто-то решит, что я с кем-нибудь спорю и кого-то опровергаю, то он будет неправ. Я как раз хочу сказать о том, что предмета для разногласий нет на самом деле! Не нужно делиться на патриотов и космополитов, западников и восточников, клаустрофобов и аустрофобов духа, – а нужно всем нам думать о душе человеческой, скрупулёзно исследовать её глубины, любить и сострадать ей, помогать ей на трудном пути восхождения и самосовершенствования. И тогда всё остальное само встанет на свои места. Всё, что от нас требуется – оставаться честными.

Вся проблема в том и состоит, что русские патриоты совершают грубейшую подмену понятий, когда говорят о любви к родине и уважении памяти предков. На самом же деле они требуют от всех и от каждого не уважения и любви (разумной и естественной), а – слепого почитания, оголтелого одобрения всего того, что было в истории твоей страны. Но мы ведь знаем, что в истории любого народа есть светлые и тёмные пятна и периоды. И мы охотно пеняем другим нациям на их недостатки, на их глупость и трусость, на зверства и бескультурье.

Вот с этой-то примитивной позицией и не может согласиться всякий совестливый и здравомыслящий человек. Да и что толку повторять всё время: халва, халва! Ведь знаем уже, что во рту слаще не станет. И мы сами не станем лучше оттого, что будем отрицать очевидное, если мы будем тупо отрицать века рабства и зверства, беспросветной нужды и невежества, безудержную экспансию и порабощение целых народов, а затем, уже в 20-м веке – геноцид собственного народа (какого не знала вся мировая история).

А что делают наши квасные патриоты? Всякого, посмевшего сказать о недочётах и недостатках «титульной нации» – они тут же приписывают ко врагам отечества, подыскивают ему место в мировой закулисе, определяют его в масоны или в моссад – кому что в голову взбредёт. При этом они действуют по известному принципу иезуитов: «Кто не с нами, тот против нас!» (Когда любой нормальный человек безотчётно использует другое правило, более человеческое и разумное: «Кто не против нас, тот с нами!») Много нужно такта и проницательности, чтобы оглядеть самого себя сочувствующим, но и придирчивым взглядом. Чтобы заметить среди действительно героического и высокого, – постыдное и низкое. Для чего это нужно? А нужно для того, чтобы искоренить в своём характере всё низкое и тёмное, что там есть. Или кто-нибудь будет всерьёз утверждать, что всё у нас хорошо? Что наш характер приобрёл окончательный вид и гармонию? Что нет у нас брошенных детей при живых родителях, что нет бандитизма и проституции, мздоимства и кликушества, жестокости и равнодушия, крохоборства и жлобства? Или не звучат в наших сердцах стоны безвинно убиенных, замученных, затравленных – помещиками и комиссарами?

Кому же тогда адресовал Иван Бунин свои строчки из стихотворения «Пустошь»:

…

Мир вам, неотомщённые! – Свидетель Великого и подлого, бессильный Свидетель зверств, расстрелов, пыток, казней, Я, чьё чело отмечено навеки Клеймом раба, невольника, холопа, Я говорю почившим: «Спите, спите! Не вы одни страдали: внуки ваших Владык и повелителей испили Не меньше вас из горькой чаши рабства!

Из каких тёмных глубин вырвались эти жуткие слова другого русского поэта и великого страдальца:

… Улеглись мертвецы, Не рыдая, не ссорясь. Дураки, мудрецы, Сыновья и отцы, Позабыв свою горесть. Их дворец был тесней Этой братской могилы, Холодней и темней. Только даже и в ней Разогнуться нет силы.

Или кто-то скажет, что Бунин и Шаламов не любили Россию? Да, кто-то обязательно так скажет! По мнению этих людей, Россию не любили Некрасов и Радищев, Чаадаев и Герцен. Декабристы – те вообще предатели. Про «эсдэков» и «народовольцев» и говорить нечего. Зато родину любили черносотенцы и погромщики всех мастей. Но я не думаю, что нам нужна такая любовь к родине. От этой любви так и разит кровью! Да и разве можно заставить человека любить то или это? Не показал ли нам Христос пример истинной любви – любви кроткой, ничего не требующей и никого не карающей? И не продемонстрировал ли тот же Достоевский всю фальшь и ханжество воинствующих христиан в своей «Легенде о Великом инквизиторе»? Чем современные мракобесы так уж отличаются от иезуитов 15-го века?..

Впрочем, я уже повторяюсь.

Закончить свою статью я хочу не размышлениями, а поэзией. Поэзией примиряющей, умиротворяющей и окрыляющей. В этом четверостишии больше мудрости и скрытой силы, чем во всех лозунгах и призывах, вместе взятых.

…

Смерть и Время царят на земле, – Ты владыками их не зови; Всё, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви. (Владимир Соловьёв)

Не меч – но лира! Не злоба, но любовь…

Александр ЛАПТЕВ,
г. ИРКУТСК