Кто вырубил свет?

№ 2010 / 27, 23.02.2015

Здравствуйте, уважаемая редакция!
Высылаю Вам свой отклик на статью В.Шемшученко «Когда совсем нет света», опубликованную в № 25 «ЛР». Настоятельно прошу опубликовать его, так как твёрдо убеждён

Здравствуйте, уважаемая редакция!


Высылаю Вам свой отклик на статью В.Шемшученко «Когда совсем нет света», опубликованную в № 25 «ЛР». Настоятельно прошу опубликовать его, так как твёрдо убеждён, что названная статья необъективна и несправедлива. Искренне полагаю, что в интересах справедливости на страницах «ЛР» должно быть опубликовано и другое мнение, противоположное первому и опровергающее его, поскольку речь идёт не только о литературе, но и о личности и чести конкретного поэта.


С уважением, надеждой на Вашу объективность и твёрдым намерением оказаться услышанным.






Об этой статье я узнал задолго до того, как нерасторопная российская почта донесла, наконец, и до моего сельского жилища очередной номер «ЛР». Товарищ-поэт, с которым мы не раз и не два обсуждали на досуге стихи Николая Зиновьева, быстро придя в обсуждении к единому и довольно критическому мнению о творчестве своего земляка, сообщил мне о ней по телефону. Дальше – больше. Отголоски на публикацию Владимира Шемшученко на страницах «Литературной России» (№ 25 от 18.06.2010) «Когда совсем нет света», больше похожую на «разоблачения» творческой и человеческой сущности кубанского поэта из города (а не посёлка, как у автора статьи) Кореновска, были столь многочисленны и пестры, что для полусонной литературной жизни Кубани это стало явлением совсем не рядовым. Я стал ждать номера с газетой. И вот… дождался.


Литературная критика – дело хорошее и очень полезное. Качественная литературная критика – и подавно. Хотя сегодня такая критика столь редка, что для меня лично является чем-то из разряда научных открытий, радующих своей новизной, созидательностью и устремлённостью в будущее.


И тем прискорбнее сознавать тот факт, что качество критики заменяется порой её ангажированностью и стремлением извратить очевидное до состояния неузнаваемой карикатурности, чтобы вызвать скрытую или явную радость многих и печаль тех немногих, кто ещё помнит о существовании в русской литературной критике определённых традиций.


Но, видимо, времена не те. Не случайно ведь Владимир Шемшученко сразу делает в статье оговорку о том, что, мол, плохой он христианин, извиняя тем самым свою априорную недоброжелательность по отношению к объекту критики и наделяя что-то своё, глубоко личное чертами общественного. Не случайна и подмена им другого основополагающего элемента критики – конструктивности и, насколько это возможно, объективности оценки – апеллированием к авторитетным именам и их высказанным частным порядком мнениям. При чтении статьи создаётся впечатление, что, не вполне доверяя мнению собственному, её автор постоянно ищет поддержки у других и, как видно, с успехом находит, убеждая в своей правоте не столько читателя, сколько самого себя.


Не те времена… Наверное, прав был советский академик В.М. Жирмунский, утверждая, что зачастую не сами авторы, а их критики дают те лозунги и те формулы, под знаком которых выступает новая литература. Вот только не пришло академику в голову, рассуждая о критике и говоря о её связях с философией и эстетикой, лишний раз напомнить всем нам, пишущим о литературе, и об этике, без которой от критики до критиканства – один шаг.


Я не знаком с Николаем Зиновьевым ни лично, ни по переписке. Нет у нас и общих друзей. Более того, меня нельзя назвать поклонником его стихов, в которых несомненная талантливость поэта густо затенена глубоким пессимизмом взглядов и оценок, скудностью тем для творчества и упадничеством духа. Но не об этом хочу я вести речь, а о той правде и убедительности критики, точнее, об их отсутствии в статье В.Шемшученко, которые и заставили меня взяться за перо.


Пытаясь возразить Владимиру Шемшученко, понимаешь, что формально и возражать ему нечего. Умело препарировав стихи Николая Зиновьева, автор статьи, «раскрывая» читателю подлинную сущность поэта, выдаёт на люди образ некоего морального уродца, в котором подлинно-литературного и ценного не больше, чем на алтын. Но это если формально. Формально и человека можно в родственники к обезьянам записать. Вот только даст ли это кому-нибудь право посадить этого человека в цирковой вольер на всеобщую потеху?


Здесь-то и кроется основной источник неправды В.Шемшученко. Горячо ратуя за русскую поэзию, автор статьи забывает о том, что формальный подход к оценке творчества любого из поэтов не просто сомнителен, но заведомо неправомерен. Может быть, у него есть претензии к технике стиха, к рифме, где применим определённый формализм оценки? Отнюдь. Претензии В.Шемшученко сводятся исключительно к содержательной стороне стихов Н.Зиновьева, то есть к чему-то сугубо индивидуальному. И именно к этому сугубо индивидуальному поэтическому он пытается применить, зачастую сознательно всё упрощая, некие общие формулы, штампы общественного мнения, которые в оценке поэтического творчества просто перестают работать. Знал ли об этом Владимир Шемшученко? Конечно, знал. В противном случае стану утверждать, что он ничего не смыслит в поэзии. Но это не так.


Так в чём же она, неправда формальной правдивости В.Шемшученко? А в том, что, сказав «Земля круглая!», критику бывает не лишне добавить: «но поэт может думать и видеть иначе». Именно об этом и забыл автор статьи, вполне серьёзно рассуждая о патологической ущербности стихов и личности отдельно взятого поэта. Иными словами, «моча» Николая Зиновьева, критик Шемшученко совсем не оставляет ему права мыслить и выражаться литературными образами и символами, отказывает в праве быть метафоричным и иносказательным. Проще говоря, как бы это ни звучало парадоксально, отказывает в праве быть поэтом.


В чём суть претензии В.Шемшученко к стихотворению «…В степи, покрытой пылью бренной»? В том, что поэт осмелился создать антропоморфный образ Бога. Вдумайтесь только, гневно обрушивается критик на Николая Зиновьева за то, что тот для усиления передачи мысли и чувства посмел использовать довольно распространённый, давно и не им придуманный поэтический приём (кстати, сделав это вполне удачно). Но не поэзия интересует в данном случае автора статьи. Ему важна формальная возможность ударить имярека. Иначе ему пришлось бы вслед за Зиновьевым отвешивать оплеухи Блоку, Есенину и многим другим поэтам, осмеливавшимся снизойти в выражении нравственно-религиозных чувств до столь безнравственного, по мнению В.Шемшученко, литературного приёма.


Не прощает критик поэту и пощёчин, которые тот «по-настоящему любя» (цитата моя. – С.С.) надавал русскому народу, «чтобы тот пришёл в себя». При этом, вольно обращаясь с текстом небрежно и неточно цитируемого стихотворения и искажая тем самым его смысл, В.Шемшученко запрещает Н.Зиновьеву выступать от имени русского народа, чтобы потом самому смело присвоить себе такое право.


Обращает на себя внимание то, что и в этом случае критик как бы ненароком извиняется за то, что цитирует стихотворение по памяти, снимая тем самым с себя всю ответственность за возможные подмены и ошибки. Не много ли случайностей и оговорок для столь «конструктивной» и беспощадной критики?


Не по нраву Владимиру Шемшученко и сравнение Николаем Зиновьевым себя с Сергеем Есениным. Витает над критиком тень Мариенгофа, не даёт покоя, зовёт уколоть. И тот колет, режет «правду-матку», видимо, не понимая, что Есенин сегодня, в первую очередь, не большой поэт (по крайней мере, для автора этих строк), а тип поэта, образ, указав на который поэту больше не нужно пускаться в пространные объяснения по поводу своего душевного состояния, поэтического настроения и миропонимания. Или Зиновьев настолько плебейски глуп, чтобы думать и действовать и иначе?!


Тогда докажите мне это, Владимир Шемшученко. Не себе докажите, а читателю. Но нет ни таланта, ни возможности доказать. И тогда идут в ход бытовые подробности, связанные с личностью Н.Зиновьева. Гнусностями «психоанализа», указывающего на плебейско-приспособленческую сущность побиваемого им поэта, автор статьи заполняет огромные пустоты в критике творческой составляющей Николая Зиновьева. Я не специалист по приспособленцам и плебеям. Владимиру Шемшученко виднее. И пусть этот «критический коктейль», в котором он смешал несмешиваемое, останется на его человеческой совести. Ведь с христианской моралью, как он сам признался в своей статье, у него имеются определённые проблемы.


Статья «Когда совсем нет света» была опубликована с подзаголовком «профанация». Думалось критику, что скажет он о профанации поэзии, а вышло, что сказал о профанации критики. Точный подзаголовок. Всё к месту.


Не хочется заканчивать на грустной ноте. Хочется обратиться к свету. Но так, чтобы не выпасть из темы. И вот нашёл. Единственным светлым пятном в статье, вызвавшей мой столь гневный отклик, явились процитированные Владимиром Шемшученко стихи Евгения Чепурных про мальчика Иуду.


Хорошие стихи. Талантливые. Но какое имеют они отношение к Николаю Зиновьеву?..


Вот и вышло, что заплутал Владимир Шемшученко в «потёмках» поэзии Николая Зиновьева, а к свету так и не вышел. Жаль.

Сергей СЫЧЁВ,
станица ПОЛТАВСКАЯ,
Краснодарский край

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.