Освобождение пришло в тюрьме

№ 2010 / 29, 23.02.2015

Ав­тор это­го ис­сле­до­ва­ния – очень пло­хой по­эт. Но он мно­го сде­лал как ру­ко­во­ди­тель Ко­мис­сии по твор­че­с­ко­му на­сле­дию ре­прес­си­ро­ван­ных пи­са­те­лей Рос­сии. Кни­га ос­но­ва­на на до­ку­мен­тах и ру­ко­пи­сях, хра­ня­щих­ся в ар­хи­вах КГБ и Про­ку­ра­ту­ры СССР





Автор этого исследования – очень плохой поэт. Но он много сделал как руководитель Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей России. Книга основана на документах и рукописях, хранящихся в архивах КГБ и Прокуратуры СССР, многие из которых до недавнего времени были засекречены. Среди материалов, опубликованных на страницах этого довольно объёмного труда, находятся следственные дела Николая Клюева, Павла Флоренского, Осипа Мандельштама и других, письма Михаила Булгакова Правительству СССР с просьбой вернуть конфискованный ОГПУ в 1926 году дневник, записки Горького, которые он пытался вести перед смертью, чтобы зафиксировать изменения в сознании умирающего (этот документ хранится не в архиве Лубянки, а в доме-музее писателя – автор книги исследовал разные архивы в разных местах) и многое, многое другое.


«Революция открыла для меня дорогу творчества, дорогу счастливого и полезного труда. Индивидуализм, свойственный мне, ложные литературные взгляды, влияние троцкистов, к которым я попал в самом начале моей литературной работы, – заставили меня свернуть с этого пути. <…> Иссякал самый источник моего творчества, я делал попытки высвободиться из плена слепой, себялюбивой ограниченности; попытки эти оказались жалки и бессильны. Освобождение пришло в тюрьме». Это – отрывок из письма Бабеля к Берии, написанного в лубянской камере. Жить автору «Конармии» оставалось чуть больше четырёх месяцев…


«Со свойственной ей лаконичностью и поэтической зоркостью Анна Ахматова указала на «монументально-лубочный и вырубленный характер» этой вещи. Эта характеристика правильна потому, что этот гнусный, контрреволюционный, клеветнический пасквиль, в котором сконцентрированы огромной силы социальный яд, политическая ненависть и даже презрение к изображаемому, при одновременном признании его огромной силы, обладает качествами агитационного плаката большой действенной силы…». Один из «ответов» Мандельштама на допросе по поводу стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны…».


Очень часто в комментариях слышен кричащий и срывающийся голос автора-рассказчика: «Только что, 31 декабря, Москва похоронила Сергея Есенина. Горе для всей земли Русской! <…> Охоту на писателей, конечно, надо продолжать, но не с такими же глупыми ищейками! Даёшь других гепеуховых, под стать нашей литературе!». Я могу понять, почему исследователь не в силах сдерживать эмоции, но всё-таки не могу не заметить, что более сдержанный тон повествования помог бы читателю глубже прочувствовать весь трагизм происходящего, не отвлекая его внимания на лишние фразы.


Но, с другой стороны, ещё раз замечу: Шенталинский никогда слова не чувствовал. Он хроникёр, но не поэт.



Виталий Шенталинский. Рабы свободы: Документальные повести. – М.: Прогресс-Плеяда, 2009



Екатерина РАТНИКОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.