Когда стреляют по своим

№ 2010 / 29, 23.02.2015

Не думал, не гадал, что близкая моему сердцу «Литературная Россия» начнёт печатать пасквили на русских поэтов. Как иначе назвать злые, сродни бухаринской клевете на Есенина, заметки петербуржца В.Шемшученко

Не думал, не гадал, что близкая моему сердцу «Литературная Россия» начнёт печатать пасквили на русских поэтов. Как иначе назвать злые, сродни бухаринской клевете на Есенина, заметки петербуржца В.Шемшученко, опубликованные в № 25 «ЛР»? C газетной полосы так и повеяло Фаддеем Булгариным…



До чего дожили: исконно русского, казачьих корней, по рождению, по православному строю души литератора обвиняют в… русофобии, в кощунственной ереси, приспособленчестве и т.п. В качестве наглядного примера взято, можно сказать, классическое для творчества Николая Зиновьева стихотворение (прошу ещё раз напечатать его в полном объёме).







В степи, покрытой пылью бренной,


Сидел и плакал человек.


А мимо шёл Творец Вселенной.


Остановившись, он изрек:


«Я друг униженных и бедных,


Я всех убогих берегу,


Я знаю много слов заветных,


Я есмь твой Бог. Я всё могу.


Меня печалит вид твой грустный,


Какой печалью ты тесним?»


И человек сказал: «Я – русский»,


И Бог заплакал вместе с ним.







Оптимисты из Кубанского казачьего хора
Оптимисты из Кубанского казачьего хора

Не знаю, какой глухотой нужно быть поражённым, чтобы не услышать тут подлинной боли, искреннего сострадания своему соотечественнику. Недаром это стихотворение Николая Зиновьева переложено на музыку и с потрясающей силой звучит в исполнении Кубанского казачьего хора.


Однако автор «злых заметок» усмотрел здесь – подумать только! – посягательство на постулаты веры: дескать, Бога-Творца никто из живых не видел, и в этом пожелавшему быть святее Папы Римского критику почудилось «что-то протестантское, панибратское». Точно речь идёт не о поэтическом этюде, а о богословском трактате.


В критическом запале автор из Петербурга доходит до абсурда. Так, «особый протест» В.Шемшученко вызвали строчки о «пыли бренной», которой, как ему показалось, был покрыт плачущий в степи человек. Хотя у Зиновьева эти строки относятся к степи, а не к человеку. Неточность в слове ведёт к искажению смысла. Честно говоря, мало доверия критику, если он позволяет себе подобные вольности, цитирует поэтические строки по памяти, а она, как видим, ему изменяет.


Удивительно, но главная претензия к Зиновьеву в том, что русский человек у него… плачет. «Сплошное похоронное всхлипывание» – этот упрёк бросают в лицо литератору, который живёт не в столичном пентхаусе, а среди людей, по большому счёту составляющих основу, костяк русского народа. Для В.Шемшученко это не аргумент. Упрекнув поэта из кубанской станицы в провинциальности, высокоэрудированный петербуржец приводит крылатые слова фельдмаршала Суворова: «Мы русские! Какой восторг!»


Кто спорит, замечательные слова. К тому же среди земляков Н.Зиновьева, старожилов Кубани, немало прямых потомков суворовских солдат, чудо-богатырей, которые приводили в восторг великого полководца. Но слишком много минуло с тех славных времен. Слишком много произошло и происходит на Руси такого, от чего русский человек не радуется, не восторгается, а впадает в уныние. Да, уныние – смертный грех, однако как без слёз и горечи смотреть на то, что творится вокруг?


Откройте любой сборник Николая Зиновьева – там немало горьких картин из жизни российской глубинки, где по-своему переживают трагедию распада державы, трагедию национального унижения. Вот лишь одна зарисовка с натуры – «В пивной».







Подъезжает на коляске


И небритый, и седой.


Наливаю «под завязку».


Мне не жалко. Он – Герой.


Он в Чечне оставил ноги


И полвзвода своего.


А ребята были – боги.


Помнит всех до одного.


Выпив, морщится:


«Отрава».


Пьёт ещё. Потом кричит:


«На хрена мне эта слава.


Слышишь?»


Родина молчит.



Понятно, что такое мироощущение не очень-то созвучно пафосному утверждению самого В.Шемшученко: «империя не может умереть», поскольку «имперский дух неистребим в народе». Увы, в народе появились и настроения разочарованности, надорванности, усталости. Сколько всего пришлось вытерпеть, вынести – ради чего? Ради миллиардных прибылей олигархов? Ради ненасытной сволочи, жирующей на народной беде?


Эти «проклятые вопросы» не дают покоя ни днём, ни ночью. И Николай Зиновьев в меру своих сил и таланта пытается ответить на них. Ответить честно, без ходульного пафоса и вымученного оптимизма.


Вроде бы все мы – и «новые», и «старые» русские – обращаемся к Богу. Вчерашние функционеры КПСС возглавляют православные фонды, стоят со свечами во время литургии. Поэту же за внешним благообразием видится суть, которую он выражает в афористически точной и ёмкой строфе:







Ужасная эпоха!


За храмом строим храм.


Твердим, что верим в Бога,


Но Он не верит нам.


В стихах Зиновьева, по мнению Валентина Распутина, говорит сама Россия, и причислять талантливого русского поэта к легиону штатных плакальщиков, а уж тем более могильщиков России – злобная клевета. Зиновьев верен заветам Святой Руси, по первому зову готов встать на их защиту. Вместе с тем у Зиновьева, как и у его земляков-кубанцев, не осталось доверия к политиканам разных мастей – все они одним миром мазаны. Надежду и опору он находит в простых, непреходящих ценностях, которыми веками жив наш народ.







Мне любого знамени дороже


Над хатёнкой бабкиной дымок.



Бесхитростное, народное мировосприятие поэта отражается и на строе его произведений. Его слог чист и прозрачен, как родник. Ни грана зауми, искусственно сконструированной метафоричности. Как писал когда-то автор «Василия Тёркина»: «Вот стихи, а всё понятно, всё на русском языке». По наблюдениям поэта Геннадия Иванова, стихи Николая Зиновьева сродни поздней лирике Твардовского. Не случайно многие лирические вещи кубанского литератора находят понимание и горячий отклик среди читателей в разных уголках России.


Тем паче неуклюжи и смешны потуги критика из Северной столицы приклеить к Николаю Зиновьеву «фирменный знак всех плебеев и приспособленцев», представить поэта из вольного казачьего края сочинителем верноподданнических (где? когда?) опусов. Шемшученко упорствует в своём «праведном гневе», пытается выдать исполненный горечи и сострадания голос Николая Зиновьева за «всхлипывания и стенания о погибели России и русского народа». Дабы окончательно добить собрата по перу (этакий контрольный выстрел в затылок), приводит якобы дословный отзыв его земляка – Виктора Лихоносова: «Зиновьев – вредный, антирусский поэт».


Я тоже высоко ценю мнение живущего в Краснодаре классика русской литературы. Не поленился, позвонил Лихоносову.


– Неужели, – спрашиваю его, – вы и вправду так вот оцениваете творчество Николая Зиновьева?


– Да, я критически отношусь к стихам Зиновьева, – ответил Виктор Иванович. – Не считаю их, как иные литераторы, вершиной русской поэзии, но таких слов, какие приведены в газете, я не говорил.


Выходит, и тут «румяный критик» из Петербурга, мягко говоря, «соврамши». Зато с какой скрупулёзностью цитирует он невесть к чему приведённое изречение Иосифа Флавия о «великом плаче во Израиле». Неужели ради того, чтобы вслед за автором «Иудейской войны» объявить: «…и весь дом Иакова облёкся стыдом»? Однако стыд, по меткому выражению другого знаменитого еврея, это гнев, обращённый вовнутрь, на себя самого. К сожалению, не в данном случае.


Пытаюсь понять: что двигало В.Шемшученко? Почему он, известный литератор, бард, главный редактор международного литературно-художественного журнала «Всерусскiй собор», с такой озлобленностью и безапелляционностью накинулся на человека, которого ещё недавно одобрительно похлопывал по плечу, называя среди тех «поэтов из провинции, которые болеют за всё, что у нас происходит»?


Ещё раз перечитываю шемшученковские «злые заметки» в «ЛР» и (грешен) не могу отделаться от мысли: тут отнюдь не принципиальные разногласия, какие в своё время разводили С.Есенина и В.Маяковского, а, скорее всего, банальная зависть к собрату по поэтическому цеху, к которому после долгих лет честного труда пришло заслуженное признание.


Как известно, идейная, литературная борьба имела место во все времена, в том числе и во времена Пушкина. Не забыть, сколь острыми были писательские схватки в конце 1980-х – начале 90-х. И «Литературная Россия» не уходила от серьёзной драки, была на острие событий. Но когда «совсем нет света», зачастую стреляют по своим.


В полемике вокруг творчества и личности Николая Зиновьева «Лит. Россия» выступает как гоголевская унтер-офицерская вдова – сама себя высекла. Дала путёвку в жизнь, подняла талантливого поэта на достойную общественную высоту, а сейчас, публикуя злобные инсинуации в его адрес, осталась побитой под вывеской мелкотравчатого, тошнотворного плюрализма. Горько. Обидно. Возмутительно.



Павел ЕМЕЛИН,


член редколлегии «ЛР»


с 1989 по 1993 год



P.S. Сейчас Павел Емелин – советник губернатора Кубани по работе с прессой.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.