В переводе на русский

№ 2010 / 32, 23.02.2015

По­мним ли мы, с упо­е­ни­ем пе­ре­чи­ты­ва­ю­щие «Бо­же­ст­вен­ную ко­ме­дию», что дан­тов­ский ше­девр пе­ре­ска­зал нам бли­с­та­тель­ный Ми­ха­ил Ло­зин­ский? Грань меж­ду ав­то­ром и пе­ре­вод­чи­ком го­раз­до труд­нее под­да­ёт­ся оп­ре­де­ле­нию

Помним ли мы, с упоением перечитывающие «Божественную комедию», что дантовский шедевр пересказал нам блистательный Михаил Лозинский? Грань между автором и переводчиком гораздо труднее поддаётся определению, чем это может кому-то показаться на первый взгляд. Между тем грань эта, несомненно, существует, она смещается в каждом конкретном случае в зависимости от дарования автора и от мастерства переводчика. Мне приходилось встречать много посредственных стихов, и не только переводных, и я заметил одну закономерность: там, где автор схалтурил, перевод, даже самый «улучшающий», всё равно будет выглядеть художественно неубедительным, блёклым. Бывают, вы скажете, исключения. Что ж, старинная максима об «исключении, только подтверждающем правило», действует и в этом случае.

Октябрина ВОРОНОВА

Всё сказанное вполне может быть применено к стихотворениям саамской поэтессы Октябрины Вороновой, чьё оригинальное творчество явлено русскому читателю в переводах Владимира Смирнова. А то, что доступно простому читателю, доступно и критику. Что же представляют собой данные переводные стихи?

Сначала вспомним об их «основном» авторе. Октябрина Воронова – имя знаковое для саамской литературы, и тем более ценное, что ведь «знаков» в этой литературе совсем не так уж и много. Саамская письменность возникла (была разработана) только в начале восьмидесятых. Представьте себе: самобытная культура, с незапамятных времён известная народам центральной Европы, столетиями, тысячелетиями существовала без литературы! И всё-таки существовала. Ведь речь, как вода, может течь сквозь время, то испаряясь, то возникая будто из-под земли. Но вот подошёл к концу XX век, и выяснилось: культура саамов, как и большинства северных этносов, существует на краю пропасти полного и окончательного исчезновения. Покуда сохранялась известная автохтонность саамов-лопарей, тревогу бить было, пожалуй, рано, однако бич нашего времени – крошащий цемент наций глобализм – заставил подумать о крепкой преграде. И такой преградой опять-таки стала живая речь – но уже в надёжной оправе алфавита. Слово, многократно усиленное художественностью. А первым саамским автором, чьи стихи были записаны благодаря новому алфавиту, в разработке которого сам этот автор принял непосредственное участие, стала Октябрина Воронова.

Неправильно думать, будто бы народы могут сохранить себя только в полной неприкосновенности, в себе же и замкнувшись. На протяжении многих десятилетий русский народ осуществлял по отношению к своим северным соседям не только воинственную экспансию, но и просвещение, сбережение их национального уклада. Немало в этом направлении было сделано и при советской власти, беспощадно разрушавшей вековые традиции государствообразующей нации, но подчас способствовавшей (большей частью вполне формально, конечно) выживанию малых этносов. Основная тяжесть забот легла, как это всегда у нас бывает, на плечи энтузиастов. Одним из них стал Владимир Александрович Смирнов – геолог, моряк, журналист, поэт. Уроженец посёлка Териберка Мурманской области. Исходивший Кольский полуостров вдоль и поперёк, Смирнов близко к сердцу принимал все трудности и проблемы родного края. Он знал саамский язык, был знаком с местными оленеводами, повседневный быт которых описывал на страницах газеты «Заполярный труд». Несколько раз бывал он и в саамском селе Чальмны-Варрэ – на родине Октябрины Вороновой. Кто же лучше него мог подойти на роль скромного труженика – переводчика родоначальницы местной литературы?

Вот как описывал Смирнов начало их творческой дружбы: «Казалось, я хорошо знаком с жизнью саамов, и об истории наслышан, и в сегодняшних совхозах бывал. Но вот познакомился в Ревде с Октябриной Владимировной Вороновой, и с новой стороны открылся для меня мир оленеводов: будто сама тундра заговорила со мной языком стихов, песен, сказок, легенд. И оказалось, что саамский язык очень поэтичный: ёмкий, богатый, образный». Это своё открытие Смирнов немедленно постарался донести до возможно большего числа людей. Первое из переведённых им стихотворений Вороновой ещё не обладает несомненным художественным совершенством, но в нём уже ясно виден подлинный, искренний интерес переводчика:

Снег лежит сугробом пышным, Лёгкий, мягкий, словно пыжик… Солнце яркое с небес Озаряет зимний лес. Нет ни облачка над домом. Небо кажется бездонным. Тропку к лесу протопчу, Постою и помолчу. («Снег лежит сугробом пышным…»)

Вышедшая вскоре затем на русском языке дебютная книга Октябрины Вороновой «Снежница» (Мурманское книжное издательство, 1986) стала, так сказать, двойным успехом. Немалая заслуга в том принадлежала и переводчику.

В предисловии к сборнику известный нивхский поэт, а в то время ещё и секретарь правления Союза писателей РСФСР Владимир Санги писал: «Я внимательно, с большим интересом прочитал рукопись саамского автора и написал… предисловие к первой книге зачинательницы саамской литературы Октябрины Вороновой.

Снег лежит сугробом пышным, Лёгкий, мягкий, словно пыжик…

Так чувствовать Север может только рождённый на Севере, для которого Север – не экстремальность, не отчуждение, не край героического (и сурового!) покорения, а дом родной – извечный, уютный, с мягкими, как пыжик, сугробами». Надо ли пояснять, насколько точно эти слова подходят и к В.Смирнову?

Далее последовало ещё несколько изданий – во многом повторяющих друг друга текстуально. Так, например, публикация процитированного стихотворения повторилась и в книге «Вольная птица» (М., «Современник», 1987). Наряду с несомненными удачами, здесь попадаются довольно слабые тексты.

И вот тут мы возвращаемся к тому, с чего начали этот разговор, – к некоторой закономерности качества переводов. Достаточно сравнить различные по своим эстетическим достоинствам тексты Вороновой, как тут же становится ясно: сюжетно, композиционно слабые тексты, составленные из банальностей, столь же посредственно выглядят и на русском. Например:

Куда же ты, обласканная птица? Остыл очаг былых горячих дней. И что тебе в родном гнезде не спится? Неужто воля впрямь тебе нужней? («Куда же ты, обласканная птица?»)

В переводе этого и некоторых других стихотворений Вороновой заметна ещё и расхлябанность рифм – свидетельство точного следования переводчика не только букве, но и духу оригинала.

Зато с каким изяществом выполнял В.Смирнов переводы лучших стихотворений! Как интересны и разнообразны становились у него рифмы! Примеров можно привести множество, но вот хотя бы один:

*** Над туманной поволокою, Как над водами озёр, Солнце огненною лодкою Выплывает из-за гор. Твёрдый наст лучами колется – Ни проехать, ни пройти. И в сугробах влага копится, Чтоб ручьям пробить пути. Плещет неба синь далёкая. Сосны золотом горят. Как у шали кисти лёгкие, Над окном сосульки в ряд. Снег сойдёт. Пройдёт распутица. Наведёт весна красу. И душа твоя распустится, Как подснежники в лесу.

И таких прекрасных стихов, звучащих мелодично, свежо на языке перевода, как я уже сказал, много. Особенно это заметно в итоговой книге лирики О.Вороновой «Хочу остаться на земле» (Мурманск, 1995), вышедшей через пять лет после её смерти.

В том же году, когда было опубликовано наиболее полное на сегодняшний день собрание текстов первой саамской поэтессы, не стало и её переводчика… Память о них и по сию пору сохраняется в родных местах. Так, в посёлке Ревда открыт музей саамской литературы и письменности им. Октябрины Вороновой, на её могилу в селе Ловозеро приезжают писатели. А в школе № 44 города Мурманска проходят традиционные «Смирновские чтения». Старшеклассники учат наизусть стихи из поэтических сборников Владимира Александровича. В его книге «Я живу на Севере» есть такие строки: «Памятники природы – нерукотворны. Но они – для людей, для того, чтобы не умерла у них душа…». А ведь «нерукотворным памятником» с полным правом может быть названо и человеческое творчество – когда оно устремлено к той же святой и праведной цели.

Максим ЛАВРЕНТЬЕВ